— Вот, хозяин. Это случилось вчера. У меня по телу до сих пор бегают мурашки размером со скорпиона.
Черный Джим ткнул плетью перед собой. Боб Тайлер всмотрелся в пасущееся стадо и охнул.
— Мне это не нравится, ребята,— подумав минуту, сказал он, помолчал и добавил,— ужасно напоминает чертовщину. Как думаете, кто превратил внутренности моих коров вместе с костями в желе и высосал через задницу? Может, нужно срочно пригласить с ранчо нашего пастора? Видимо, это кара за то, что в последнее время я слишком редко поминаю господа нашего Иисуса.
— Да, хозяин,— кивнул Черный Джим,— все стадо за одну ночь превратилось в шкуры, годные только для натягивания на барабаны. Это кара господня, вы правы.
— А по-моему, здесь не все так просто,— тихо сказал Длинный Вилли, придерживая своего коня, которому, видимо, хотелось умчаться от жуткого зрелища как можно скорее.— Я бы изучил эту аномалию не только издалека.
— Что тут изучать? И так ясно – плакали мои денежки,— вздохнул Боб Тайлер, вытащил кольт и выстрелил в ближайшую шкуру.
Над полем пронесся звук выстрела. Следом донеслось обиженное мычание. Тайлер побледнел:
— Силы небесные! Шкура-то живая!
Все трое еще раз уставились на поле.
Коровье стадо было небольшим – голов триста. Тут в основном были бычки-трехлетки, которых Тайлер рассчитывал выгодно продать осенью.
Планы заработать рухнули в одночасье. Вместо упитанных бычков взору предстали триста неподвижных шкур, странным образом державшихся на ногах. При некотором допущении можно было представить, что ковбои рассматривают картину неизвестного художника «Коровье стадо на выпасе».
Длинный Вилли спрыгнул с коня и осторожно направился к ближайшей шкуре, на которой медленно расцветало пятно крови.
— Осторожнее!— крикнул Тайлер и добавил тише,— вдруг эта штука заразная. Еще и нас накроет…
Вилли походил вокруг шкуры, тронул ее, замер. И быстро вернулся. В его глазах горел азарт.
— Ну? Что там?— спросил Тайлер.
— Очень интересно,— сев на коня, ответил Вилли.— Я только слышал о подобном. Но, чтобы данная невозможная теория стала реальностью… Попахивает научной сенсацией.
— А можно узнать детали?
Вилли задумался:
— Ну, если предельно упрощенно, так сказать, для полных профанов: мы имеем дело с изменением пространственно-временного континуума.
Тайлер и Джим выпучили глаза. Вилли спохватился:
— Ну вот, на пальцах – мы живем в трехмерном пространстве. Высота, длина и ширина. Это понятно?
Тайлер и Джим нерешительно кивнули.
— Есть и четвертое измерение, во всяком случае, в научном сообществе принято так считать. Это время, которое движется в одну сторону линейно. За утром всегда следует день, потом вечер, потом ночь. И никогда не бывает, чтобы они поменялись местами. Это, надеюсь, тоже понятно?
Тайлер и Джим кивнули более уверенно.
— Так господь устроил,— сказал Джим.
— Не буду спорить,— вздохнул Вилли.— Что мы видим? А видим мы не просто шкуры бычков. Видим мы двухмерные силуэты. То есть, длина и высота остались, а ширина исчезла. Я специально обошел бычка – там, где должны быть упитанные бока, лобастая голова с рожками, вообще ничего нет! Понимаете? Если бы это была снятая неведомым образом шкура, то у нее все равно должна была остаться ее, так сказать, шкурная толщина. А ее нет!
— Обереги, господь, мою грешную душу,— размашисто перекрестился Черный Джим. Тайлер хотел сделать то же самое, но в последний момент удержал руку:
— Ты хочешь сказать, что нечистый тут не при чем?
— Кто знает, кто знает,— вздохнул Длинный Вилли.— Наука пока не в силах объяснить многое из того, что нас окружает. Возможно, все это физический феномен. А, может – чьи-нибудь козни. Сейчас наверняка можно утверждать только одно – что-то или кто-то изменил на этом поле трехмерность пространства, убрав ширину. Наверное, заменил на время. Поэтому стадо такое плоское и неподвижное. Наши бычки сейчас живут по другим физическим законам, понимаете? Думаю, нас для них тоже нет. Просто они к данному факту относятся более флегматично. Коровы – они и есть коровы, в любом измерении.
— Послушай, Вилли,— оторопело спросил Тайлер,— откуда ты все это знаешь?
Длинный Вилли хмыкнул, закурил тонкую сигариллу, нехотя ответил:
— Я ведь не всегда был ковбоем. Несколько лет назад в одном университете студенты с большим вниманием слушали мои лекции.
— О как! И что случилось несколько лет назад?
— Был серьезный научный диспут, плавно переросший сначала в спор, а потом и в ссору. Я победил. Правда, власти штата принялись возражать против двойного убийства оппонентов. Пришлось срочно уехать, оставив на кампусе университета и научные труды, и вещи, и мое настоящее имя. Надеюсь, хозяин, к ковбою Вилли претензий нет?
Тайлер задумался. Потом тряхнул головой:
— Всегда считал, что излишняя грамотность вредна. Достаточно научиться читать Библию и считать доллары. Хотя… здесь твоя ученость может помочь?
— Нужно провести изучение феномена,— пожал плечами Вилли.— Определить ареал действия, исследовать окрестности. Главное – выяснить характер. Если причина возникновения аномалии естественная, мы можем только молиться. А если в сбое физических законов виновато вмешательство иного разума…
Черный Джим предложил было съездить на ранчо за подмогой, но его очевидная трусость у собеседников поддержки не получила.
— Лично нам аномалия никак не угрожает,— решительно заявил Длинный Вилли.
— Да, кстати – а почему бычки изменились, а мы до сих пор нет?
— Не знаю. Допускаю, что для полного перехода в другое измерение необходимо время. Сколько они тут пасутся? Неделю? А мы сюда приехали всего пару часов назад. Так что, давайте, скорее, приступим к изучению.
Они медленно ехали вокруг аномального поля. Внешние границы определились быстро – там и трава была настоящей, и камни имели объем, и отбившийся от стада бычок выглядел бычком, а не плоской шкурой.
Черный Джим гарцевал снаружи аномального поля. Боб Тайлер ехал между лишенными толщины бычками, изредка наклоняясь, чтобы коснуться ладонью теплых мохнатых крупов. Ощущение обмануть было невозможно – прикосновение с закрытыми глазами ясно говорило, что под рукой настоящее живое существо.
Длинный Вилли скакал в глубине аномалии, постепенно забираясь в нее глубже и глубже.
— Нашел!— крикнул он примерно через час поисков.
Они стояли, сжимая в потных ладонях револьверы. Перед ними высились нарисованные валуны, тоже лишенные одного из измерений. А на вершине самого большого мерцало бледными огоньками загадочное приспособление, похожее на миниатюрную Эйфелеву башню – так сказал Длинный Вилли, и с ним никто не стал спорить. Да и выяснять, что это за башня, никто не стал – бывшему профессору виднее.
Тайлер поднял кольт, но Вилли перехватил его руку:
— Не стоит. Кто знает, как эта штука отреагирует на выстрел? Может, пространство вокруг нас вообще скрутится в кокон. Джим, доставай лассо.
— Вот, каждый раз, когда нужно выполнить грязную работу, вы заставляете это делать бедного негра,— вяло возмутился Черный Джим.
— Каждый раз, когда нужно что-нибудь сделать, ты прикрываешься разговорами о расовой дискриминации,— хмыкнул Тайлер.— Ах, бедного старого чернокожего заставляют копать силосную яму! Ах, бедного ниггера опять отправляют в объезд самого дальнего стада! Ох, Черному Джиму в который раз не положили в тарелку положенный фунтовый кусок говядины! Удивительно, почему я, имеющий в родне целую кучу плантаторов-южан, до сих пор терплю твои стенания, а не выгнал тебя с ранчо, как этого требуют местные куклуксклановцы? Вилли, ты не знаешь причин моей расовой терпимости?
— Знаю,— откликнулся Вилли.— Вы просто ленивый человек. Вам лень самому закопать этого бедного старого чернокожего бездельника на заднем дворе ранчо.
— Просто вы меня не любите,— вздохнул Черный Джим, снимая с луки седла смотанную веревку.— Что нужно сделать?
— Накинь лассо на эту штуку и попытайся стащить ее на землю.
— А если она…
— Мы торжественно похороним тебя у самых ворот кладбища. Давай уже, кидай.
Черный Джим вышел вперед, мысленно прикинул расстояние, что было совсем непросто – двухмерная картинка сбивала с толку. Прицелился, бросил петлю.
Веревка упала рядом с целью.
Второй бросок оказался удачным. Джим перекрестился, бурча под нос явно не молитву, и потянул лассо.
Что-то громко хрустнуло. Башня накренилась, огоньки на ее поверхности замигали быстрее.
— Да дергай уже!— крикнул Тайлер.— Будь, что будет.
Башня подлетела, перекувырнулась в воздухе и упала к ногам ковбоев. Огоньки ярко вспыхнули все разом. И погасли.
Длинный Вилли охнул – валуны на глазах вернули свой объем.
— Отключилась хреновина,— удовлетворенно сказал Тайлер.
— Не человеческих рук дело,— произнес Вилли, на корточках рассматривавший прибор.— Всегда был уверен, что мы не одни во Вселенной. Вот и доказательство. Жаль, что придется его тут закопать. И никому о находке не рассказывать.
— Это почему?— удивился Тайлер.
— Потому что нам никто не поверит.
— А эта штуковина? Она ведь реально существует. Покажем для начала шерифу…
— Увы, показывать нечего. Она исчезает.
Башенка действительно будто таяла.
— Выключилась и дематериализуется,— грустно сказал Вилли.— А без нее нас назовут очередными психами.
— Но нас трое…
— Я не в счет – вместо ученой кафедры тут же окажусь на эшафоте. Негру тоже никто не поверит – все знают, что они такие сказочники. Так что, хозяин, только ваш голос остается. Без научной подготовки вас раздавят оппоненты на первом же слушании.
— И что же делать?!
— Ждать. Прилетели однажды – появятся еще раз. Только нужно ждать…

Летним тёплым вечером я сидел в пабе, в пыльном, захудалом городишке на Диком Западе в компании двух ковбоев: Меченного Фреда и Худышки Фреда. Две полнейшие противоположности. Меченый – хмурый крепкий фермер, при всей своей сельской мешковатости отличный стрелок, наездник и метатель всего, что попадётся под руку, от игральной карты до колуна. Сегодня он был пьян и весел. Полуразвалясь, восседал он на стуле, наблюдал за танцующими девушками на сцене, и сыпал солёными шуточками. О Худышке нельзя было сказать что то определённое. Худой, вертлявый повеса, без цента в кармане. Большой любитель повеселиться за чужой счёт. Вот и сейчас скорчив мифестофильскую рожу и подмигнув мне, он обратился к Меченому:
— Слушай, Фредди, а индейские Боги есть?
С Меченого хмель как рукой сняло. Он насторожено обернулся к Худышке и цедя сквозь зубы произнёс:
— Есть. И не дай тебе Бог с ними повстречаться.
— Ну, так расскажи – безмятежно произнёс Худышка, словно не замечая произошедшей метаморфозы.
— Если вам интересно господа, я расскажу. Я ведь живу тут с самого основания этого городишки. Во всей округе не было не то, что паровозов, нормальный экипаж считался чудом.
Вначале я повстречался с Эстсанатлеи. Она появилась в городке неожиданно. При виде её индейцы падали на колени и становились совсем дурачками. Раскрашенная пёстрая девка, с удивительно ладной фигуркой, не более того. Она вошла в паб в самый разгар веселья. Дым висел под потолком густым туманом. Под стойкой примостился толстый Стив, уже принявший свою «норму». В дальнем углу компашка азартно «резалась» в покер. Но как только она вошла, мгновенно стало тихо. Так тихо, что стало слышно, как кони хрумкают овёс на улице и капает со стойки пролитое виски. Первым опомнился Хью-матерщинник. Он звонко шлёпнул карты на стол и пьяно просипел:
— А ну, пошла прочь, потаскуха! Или ты не знаешь, что сюда вход только для джентльменов? – и добавил такое, от чего покраснели даже бывалые завсегдатаи.
— Это было последнее, что ты сказал в этой жизни – неожиданно красивым звучным голосом сказала девушка.
Хью ухмыльнулся, обнажая гнилые зубы, хотел что то сказать, но в горле у него лишь громко булькнуло. Вместо слов получилось нечто напоминающее коровье Муу.
— Да ты – ведьма! – рявкнул его дружок Вилли. Он быстрым движением выхватил револьвер, и выстрелил в сторону девушки. В последний момент рука дрогнула, и пуля закончила свой полёт во лбу трактирщика, Толстого Пэна, совсем в противоположной стороне от входа, где стояла индианка. За Пэна тут же вступились его друзья, и несколькими секундами позже Вилли мирно лежал на дощатом полу с двенадцатью дырками в теле. Паб наполнился грохотом выстрелов и звоном бьющейся посуды. А девушка исчезла, словно и не было её. Спустя некоторое время я с друзьями выносил и складывал трупы у входа, попутно отмахиваясь от надоевшего, мычащего Хью. Немного поодаль на ящике сидел Вещающий Истину. Тихонько посасывая трубку, он проронил:
— Богов нельзя обижать. Тем более Эстсанатлеи. Глупые, глупые бледнолицые.
Второй раз про странных Богов от Вещающего я услыхал, когда мы вместе с шерифом ездили в Дальние Урочище. Странное было дело. Странное и страшное. В урочище вдруг стали пропадать люди. Причём, абсолютно без следов. Посланный на разведку конный армейский отряд был найден растерзанным. Останки коней и людей так перемешались, что не возможно было понять где, чьё мясо. Так и схоронили их в одной могиле. Для того, чтобы хоть что то понять в этом деле собрали лучших стрелков и разведчиков округи. После того похода из двадцати пяти всадников в живых остались лишь двое: я и Вещающий. Это он меня спас.
Мы въехали в Урочище рано утром. Сами понимаете, при свете дня не так страшно. Тем более, если сталкиваешься с чем то непонятным. Мы растянулись широкой цепью и двинулись в сторону дальних гор. Мерно топали копыта, солнце светило нам в спину. Накануне я немного перебрал. Настроение было скверное. Хотелось кому-нибудь набить морду, или снова нажраться как свинья. При подезде к тисовому леску начала твориться какая то чертовщина. Моя тень начала подниматься с земли и мне так захотелось её расстрелять – сил нет. А потом вдруг с левого фланга послышался шум. Весь левый фланг словно сошёл с ума. Большинство засучивали рукава, как для большой драки, а некоторые уже катались в траве, вцепившись друг другу в глотки.
— Это Иктоми. Это он подбивает людей на ссоры. Он где то тут рядом. О, Боги! Это Хадуигона! – вскричал за спиной Вещающий.
Откуда тут взялся этот старикан, ума не приложу. Я огляделся вокруг. И кровь похолодела у меня в жилах. С дальнего края леса к нам двигался великан. Мне сначала показалось, что это просто ожил холм. Чёрно коричневая, плоская рожа, поросшая мхом. Вместо волос свисают то ли водоросли, то ли трава сухая. Высотой, наверное, раз в десять больше обычного мужика. На меня вдруг напало непонятное оцепенение. Я это всё видел как бы со стороны. Когда великан подошёл ближе, наши все стали в него палить из всего, что было, даже бросили толовые шашки. Наверное, некоторые хотели улизнуть, но с конями тоже, что то произошло. Они вставали на дыбы, ржали, крутились на месте, словно хотели бежать одновременно в разные стороны. Тут уж я рассмотрел, что вокруг великана увивается ещё и карлик, чёрный как уголь и вертлявый, как гиена. Похоже, этой парочке было абсолютно безразлично, кто в них палит. У гиганта когти были, что сабля драгунского офицера. Неторопливо подойдя к очередному всаднику, он просто пару раз махал ручищами и от всадника, с конём оставалась только груда мяса.
Очнувшись, я понял, что лежу на земле. Поднялся на ноги и понял, что в руках у меня полностью разряженные револьверы, ножей в ножнах нет, за спиною Вещающий бормочет свои дурацкие молитвы, а великана и карлика след простыл.
Был ещё один момент, который я никак не могу забыть. Мы выбивали у краснокожих хорошее пастбище — Долину Духов. Они и раньше то не отличались мирным нравом. А сегодня, словно с цепи сорвались. Эти проклятые ирокезы бились как заговорённые. С высоты «Большого пальца» вся картина боя просматривалась, как на ладони. Большой палец – это огромная каменная скала, повисшая над единственным каньоном – «входом-выходом» в Долину. Отсюда открывался прекрасный вид на её бескрайние поля. Лёгкий ветерок колыхал густую высокую сочную траву, и она перекатывалась волнами, словно бескрайнее зелёное море, мерно успокаивающе шурша. Удивительно, но даже в самые лютые морозы здесь никогда не было снега. Скалистые утёсы надёжно защищали от ветра. Столь благодатные места не знали не плуга, не копыта домашнего скота.
— Ну, что они там медлят? Пора уже – нетерпеливо пробормотал Йохан толкая меня под рёбра.
Я бросил взгляд на солнце, потом на соседнюю скалу. Недовольно поморщился:
— Рано ещё. Видишь, тень от Малой скалы ещё не достигла входа в пещеру.
— Так ведь перебьют их всех, вон почти половины уж нету.
— А если б мы не успели, и пришли чуть позже? Тогда бы, точно, всё дело не стоило бы ржавого пенса. Им там виднее.
Я снова оглядел своих подопечных. Трое пятнадцатилетних сосунков могли решить исход всей трёхлетней борьбы. За эти годы уж столько полегло в перестрелках – ужас. Местные ковбои давно точили зуб на это местечко. Пастбище – лучше не придумаешь. Но, краснокожие упирались, мол святые места, здесь живут святые духи и Боги. Нельзя не пахать, не сеять, ни скот пасти. Если сегодня уничтожить последних ирокезов, путь на пастбище будет открыт. Дельную мысль подбросил Сержант. Хитрый он, но скользкий, какой то. Задумка была простая. Группа человека в три – четыре отправляется в обход по скалам, чтобы выйти к Воротам Долины Духов по верху. С собой несут только пращи и аммонал. Два дня спустя, ковбои, якобы, «в наглую» идут в Долину. Краснокожие, как обычно, затевают драку. В считанные минуты к ним потянутся все их остатки. Ровно в полдень, когда тень от верхушки Малой скалы упрётся в пещеру, ковбои начинают отход. Индейцы, разумеется, за ними. После этого группа, что засела на скалах, бросает аммонал. Если сильно метнуть, то шашка может долететь до утёса, что нависает над тропой. Собственно, это и есть Ворота. Если всё получится, рухнувшая порода погребёт под собой всё «войско в перьях». Именно поэтому, в мою группу и попали самые лучшие метатели камней – пацаны. А внизу, тем временем, шёл бой. С большой высоты казалось, что внизу не война идёт, а детские игрушки с хлопушками. Маленькие человечки перебегали от кустов к камням и обратно. Хлопали нестрашные револьверные и винтовочные выстрелы. Пук — пук. Да, друзей, действительно, становилось всё меньше и меньше. Выстрелы с их стороны всё реже. Они что, стрелять разучились? Да нет же, вон отлично видно, как ружейная пуля пробила грудь молодого индейца. Фонтанчик крови брызнул со спины. Тот упал на спину и затих. Я радостно ощерился, ага получил, сволочь. Но, тут же, лицо удивлённо вытянулось. Парень зашевелился, подполз к своему ружью, перезарядил… Он стреляет! Матерь божья! Да у краснокожих никто не лежит! Они все живые! Все стреляют! Как же так? Пора рвать когти, пора драпать. Этого не может быть. Словно прочитав мои мысли поредевший отряд бледнолицых начал отходить.
— Приготовились! — голос неожиданно осип.
Сухо щёлкнуло кресало. В свете дня, почти невидимый загорелся костерок. Пацаны, вдруг сразу же сделавшиеся серьёзными, вложили шашки в пращи и приготовились пожечь фитили.
Вот маленький отряд уже почти пересёк тень от Ворот.
— Огонь!
Три дымных следа прочертили безветренное синее небо. Следом ещё три. Первая тройка упала точно на Ворота. Пока шашки прыгали по камням, взлетела третья тройка. А потом рвануло долгим раскатистым громом. Взметнулась пыль, камни полетели в стороны. Навес ещё некоторое время висел в воздухе. «Господи, неужели всё зря!» тоскливо подумал я. Индейцы внизу остановились, в благоговейном ужасе попадали на колени и все как один задрали головы вверх. И тут огромный козырёк пополз вниз. Вначале медленно, потом всё убыстряясь.
Потом неделю расчищали завал от рухнувшего козырька. Потом хоронили. Своих и индейцев в двух могилах. Из краснокожих никто не выжил. Я старался не смотреть на тела истерзанные пулями и камнями. И старался не задавать себе вопросы: почему в каждом было не меньше пяти дырок, а они всё стреляли, почему они не умирали, а что было бы если… а потом, я случайно обернулся и посмотрел в долину. Лучше бы ч этого не делал. Я вдруг совершенно отчётливо увидел великанов в индейских нарядах медленно уходящих в глубь Долины. Они были, я не вру! Но следов после них не оставалось. Трава не мялась, песок не шуршал. Неужели они есть? После этого я отказался от своей доли в Долине. Туда больше ни ногой. Теперь я – только вольный стрелок. И ещё. Я всё думаю, а вдруг Вещающий, тоже какой-нибудь ихний Бог. Уж очень неожиданно он появлялся всё время. Или я уже становлюсь параноиком…
Ахсоннутли (Эстсанатлеи) — в мифологии племени навахо — Женщина всех племён. Представлялась как красивая молодая и пышущая жизнью женщина. Считалась верховной Богиней, олицетворяющей все изменения в природе и сотворившей небесный свод. Особенно почиталась за то, что подарила людям дневной свет.
Иктоми — индейцы Северной Америки свято верили, что войны между людьми происходят из-за ненависти к ним демона Иктоми. Но с другой стороны, заслуга злобного духа Иктоми в том, что он научил людей говорить, правда дал им разные языки.
Хадуигона — злобный горбатый великан, покровительствующий болезням и смерти. По поверьям ирокезов, человек надевший маску Хадуигона, иногда может обмануть смерть.

Дик Чемберс открыл дверь и вошел в салун, как входит хозяин.
Маленький городок Оксвиль, что задыхался от летнего зноя на границе большой каменистой пустыни, не принадлежал Дику Чемберсу. Но подчинялся безоговорочно.
Тщательно выбрит, с легкой незаметной сединой в светлых волосах, с усиками на испанский манер – узкой полоской щетины над верхней губой. Одет в военную форму без знаков различия, широкополую шляпу и мягкие сапоги для верховой езды. В глазах – недоверие пополам с приговором. Во рту – тонкая длинная коричневая сигарета, в которой любой знаток мгновенно с благоговением узнал бы ту самую «черуту» особого сорта, что продавались только из-под прилавка и только поштучно. Тяжелый «кольт» в обрезанной кобуре. Массивная серебряная цепь от часов пересекала могучую грудь как патронташ. И большая звезда на левой стороне мундира.
Дик Чемберс был шерифом Оксвиля.  Пятнадцать лет подряд.
Большая часть жителей городка родилась и выросла при Чемберсе. Скажи им кто-нибудь, что на самом деле шериф – должность выборная, и в любой момент каждый, достигший совершеннолетия, может сам стать шерифом – стоит только выставить свою кандидатуру… вот только кто захочет встать на крыльцо мэрии рядом с Чамберсом и заявить о своих претензиях? Правильно, никто. Впрочем, для чего менять шерифа? В городке тишина и порядок, его именем матери своих детей не пугают. Редкие ссоры обычно заканчиваются еще до того, как Чемберс обведет смутьянов тяжелым взглядом.
Люди привыкли к шерифу Чемберсу. И Чемберс привык к тому, что он – шериф.
В салуне было как всегда слишком темно, чтобы разглядеть обстановку в деталях прямо с порога. Но Чемберсу это было не нужно.
— Тот, что сидит у стойки,— прошептал на ухо шерифу знакомый голос внештатного осведомителя,— в плаще и шляпе.
— Стрелял?
— Нет. Но явно собирается. Оскорбил всех присутствующих. Каждого по очереди, и всех вместе. Обещал сжечь Оксвиль. Не заплатил за выпивку.
— А много выпил?
— Даже моя лошадь столько за один раз не осилит.
— Вот как?— шериф повернул голову и взглядом смерил осведомителя.— Митч, твоя лошадь пьет виски? Покажешь? Я оплачу, не волнуйся.
И, не дожидаясь ответа, он зашагал по скрипучим половицам к стойке. В гнетущей нехорошей тишине шаги Чемберса звучали особенно громко.
— Привет, Гарри,— он не стал садиться на высокий стул, а просто оперся локтями в столешницу.
— Рад видеть, шериф,— искренне ответил взмокший и перепуганный бармен.— Вам как всегда?
— Да. Лимон есть? Добавь дольку. Денек сегодня выдался чертовски жаркий.
— Все слюнтяи так говорят,— пробурчал незнакомец, рядом с которым встал Чемберс.
Бармен окаменел со стаканом в руках.
— Вот как?— спокойно спросил шериф.— Должно быть, вам, мистер, доводилось бывать в более жарких местах, нежели наш Оксвиль?
— Я был в аду. Вот где жарища!
— Неужели? Как интересно. А за что вас оттуда выгнали? За плохое поведение?
Незнакомец завозился, всем корпусом медленно повернулся к шерифу.
— Дай-ка, угадаю. Ты, наверное, местный клоун?
Чемберс пожал плечами:
— Иногда от моих шуточек даже со смеху помирают. За околицей есть кладбище – могу показать пару десятков безымянных могил. Кстати, местные ребята всегда с готовностью могут выкопать еще одну. Не интересует? Все-таки, на пару метров ближе к аду.
— Ну, ад можно устроить прямо в вашем вонючем городишке,— ощерился незнакомец, продемонстрировав два ряда зубов, странно похожих на волчьи клыки.
— Не сомневаюсь,— бесстрастно сказал Чемберс.— Например, я могу устроить ад даже в отдельно взятой камере в моем офисе.
— Гляди, какой смелый человечишка,— снова оскалился незнакомец.— Приятно. У крови смелых людей есть особый привкус. Будто виски разбавили не обычной водой, а апельсиновым соком. Пожалуй, я отведаю твоей крови.
— Для начала ты выложишь оружие и проследуешь со мной в ту самую камеру, где ад покажется тебе раем,— жестко сказал шериф.
— С чего это вдруг?— удивился незнакомец.— Сидим, душевно разговариваем. Вокруг ни одного трупа. Меня не за что забирать, шериф.
— А, может, мне интересно, откуда на тебе взялись плащ и шляпа Грязного Билла? Насколько мне не изменяет память, Грязный Билл не снимал их с тех самых пор, когда снял вещи с мертвого мексиканца. Даже купался в реке в шляпе и плаще.
— Так этого чудика звали Грязный Билл?— засмеялся незнакомец.— Подумать только – какое точное прозвище! По-моему, то, что он как-то купался в реке – наглая ложь. Скорее уж – в нечистотах. Он не придет жаловаться. Я убил его вчера вечером за восточными холмами.
— Завтра утром я найду его тело, и ты из камеры отправишься на виселицу.
Незнакомец ехидно рассмеялся:
— Найдешь тело? Уверен? Как ты сможешь найти труп, если я не только убил этого грязнулю, но и сожрал. Прямо там, на месте. Даже череп сгрыз.
Бармен громко икнул, зажал рот руками и бросился в подсобное помещение.
Шериф медленно вытащил револьвер, кончиком дула приподнял шляпу, надвинутую на лицо незнакомца. В тусклом свете свечных огарков в центре лба сверкнул большой круглый глаз.
— Что ты хочешь, тварь?— тихо спросил Чемберс.
— Ничего особенного. Убью вас всех, и отправлюсь дальше.
— Я местный шериф. Я могу пристрелить тебя прямо сейчас, у этой стойки. Знаешь, что мне мешает сделать это?
— Знаю. Ты раб закона. Пока я просто говорю, ты бессилен. Ты даже закрыть меня в камеру не можешь. Потому что это свободная страна,— и незнакомец зашелся в смехе.
— Прежде, чем ты начнешь убивать жителей Оксвиля, тебе придется убить меня.
— Согласен. Когда приступим? Сейчас?
— Нет,— подумав, сказал Чемберс.— Нельзя лишать жителей развлечения. Убирайся из моего города, тварь. Встретимся завтра в полдень, на центральной площади. Ты и я.
— Договорились. Где эта площадь?
— Выйдешь из салуна и увидишь ее. Проваливай. И не забудь заплатить за выпитый виски.
— Выпивка за счет заведения!— крикнул из подсобки бармен и снова замычал над помойным ведром.
Вернувшись в офис, шериф зажег десяток свечей. Кабинет озарился ярким светом. Чемберс прошел в дальний угол, отдернул занавеску, за которой оказалась большая клетка.
Человек в клетке завозился, открыл глаза.
— Вот так, Джерри,— задумчиво сказал ему шериф,— а ты спишь тут в тепле и удобстве, даже не подозревая, с чем я только что столкнулся.
— Я Стивен,— вздохнул арестант,— Стивен Гарди. И не имею к вашему загадочному Джерри никакого отношения. Если вы не собираетесь немедленно исправить это возмутительное недоразумение и выпустить меня на свободу, закройте занавеску и погасите свет. Я хочу спать.
— Видишь ли, Джерри, я слишком давно занимаюсь своим делом,— шериф сел за стол, вытащил из кучи бумаг плакат, показал его арестанту.— Да, художник полная бездарность, согласен. Овал лица не тот, волосы… ну, волосы можно отрастить, либо обрезать. Разрез глаз больше напоминает индейцев. Ни к черту картинка, если честно. Но вот наборщик в типографии постарался – ни одной ошибки, наверное, закончил колледж на Западе. Джеральд Бренсон, так называемый стрелок из Канзаса, разыскивается федералами за многочисленные убийства. Сумма внушительная – поздравляю. И винтовка, которую я отобрал у тебя при аресте – крупнокалиберное чудо. Уж если занимаешься заказными убийствами, сынок, то глупо таскать с собой такую приметную пушку. У нас свободная страна, как недавно заметила одна… тварь. Проще и надежнее купить ружьецо на месте через подставных лиц. Ты спалился, Джерри. Завтра я отправлю курьера с донесением, а через неделю за тобой приедут ребята, которые совершенно точно скажут, как тебя зовут – Стив или Джерри. В первом случае я принесу тебе свои извинения. Во втором… но не будем в такой час о грустном.
Где-то вдалеке раздался долгий тоскливый вой. Чемберс поморщился.
— Пугает, тварь. Скажи, Джерри, а остались ли штаты, в которых ты еще не наследил? Что? Удивлен? Да, сынок, да. Я хочу предложить сделку. Мне позарез на завтра нужен стрелок, такой как ты. С таким отличным ружьем. Способный с двухсот шагов попасть в вишенку на торте. Ну, соображай быстрее, Стив ты или все-таки Джерри?
Время шло. Наверное, чтобы занять себя работой, шериф при помощи ножа принялся рассоединять звенья часовой цепи.
Вой за околицей повторялся снова и снова.
— Ну, хорошо,— пробурчал арестант.— Давайте на миг предположим, что я и есть этот ваш Бренсон. А что? Свидетелей нет, мое признание останется между нами. Что вы от меня хотите?
— Сейчас я из этого серебра отолью пулю для твари, что так громко воет,— кивнул на разрозненные звенья цепи Чемберс.— Ей мы снарядим твое ружье. И помни – два выстрела должны прозвучать как один.
— И куда я должен буду попасть?
— Все расскажу. А завтра увидишь и не ошибешься…
Они вышли на площадь с разных концов с первым ударом часов на башне магистрата. 
Незнакомец в низко надвинутой шляпе распахнул плащ, чтобы легче было выхватить револьвер.
Чемберс провел рукой по бедру, освобождая пистолет от застежки.
С двенадцатым ударом они выхватили оружие.
Гром выстрелов оглушил непривычных к такому зрелищу зевак, что глазели из всех окон и дверей.
Сбитая выстрелом шляпа незнакомца взвилась в небо, на мгновение открыв третий глаз. Впрочем, на месте глаза тут же образовалась дыра.
Незнакомец пошатнулся и медленно опустился на желтую пыль.
Шериф подошел к нему, встал на колени, упер ствол револьвера туда, где у людей находится сердце.
— Исключительно для полной уверенности,— сказал он, глядя в тускнеющие глаза выходца из ада. И нажал на спусковой крючок.  Потом встал и ушел, не оглядываясь, в сторону башни с часами.
— Что за ерунда?— спросил его Джерри Бренсон.— Могу поклясться, что та штука во лбу шевелилась. Я даже подумал, что это глаз. Третий глаз. Но ведь такого не бывает, верно?
— Постарайся больше не забредать на мою территорию. Поймаю – убью сразу. Лошадь за кладбищем. Воды и провизии хватит на неделю. Запомни – ты здесь никогда не был.— сказал Чемберс, высыпая под ноги патроны от крупнокалиберного ружья.— И это… Отличный выстрел. Спасибо. Ты мог бы зарабатывать большие деньги.
— Собственно, именно этим я и занимаюсь, шериф.
— А, ну да…

Лассо раскручивается все быстрее и быстрее...
      Плотная веревка уже начинает издавать легкое посвистывание, означающее, что пора бросать его на шею животного.
      Старенькая кобылка Молли, смирно стоит и ждет любого знака от наездника — пуститься ли в погоню, кружить ли вокруг цели — чтобы моментально выполнить нужное движение. Она повидала десятки начинающих наездников и знала все тонкости их поведения во время соревнований.
      Хозяин старательно заботился о лошади, ведь праздничное родео было для него довольно прибыльным мероприятием. Попробовать себя в нем хотели очень многие. И Молли была идеалом коня для малоопытных ковбоев...
      Но глупый и упрямый бычок не двигается с места, а набрасывать петлю на неподвижного считается нарушением.
      Джонни медленно опускает левую руку к кобуре.
      — Сейчас пальну, он испугается и дернется. А мне достаточно этого. Правила родео — поймать двигающееся животное — будут выполнены, — мысли перебивают стук сердца ковбоя.
      Бычок опустил морду, и в его пасти вдруг появились зеленые листья сахарного тростника, которые он стал с удовольствием жевать...
      ***
      ... Через открытое окно послышался громкий крик петуха, и Степан, вздрогнув, прекратил читать книжку про ковбоев.
      Заслушавшийся о геройских приключениях в прерии, Федя клацнул зубами, закрывая рот от досады, что их прервали на самом интересном месте…
      Это лето семейство домовых жило в деревне. Люди, которых они опекали, купили большой дом на берегу речки. И усиленно занимались курами, свиньями и прочим сельским трудом на чистом воздухе.
      Естественно, что и домовым также пришлось осваивать новые апартаменты.
      — А давай поиграем в ковбоев, — младший брат перед зеркальцем прилаживал к поясу игрушечную кобуру с пистолетом, стреляющим небольшими пластиковыми стрелками с присоской на конце — такие маленькие вантузы.
      — Ты чо? Влетит от батьки, — как всегда осторожно, возразил Степан.
      — Вечер на дворе, а куры не загнаны в сарай. Кто, как не бравые ковбои это сделает? Резонно? — рассуждал Федор.
      — Про кур батька ничего не наказывал, но это дело хорошее, — старший брат почесал затылок, выглянул в окно и сокрушенно согласился: — Что-то он задерживается. Интересно, привезет гостинцы?
      Люди сегодня были на ярмарке, и домовой-отец естественно «сопровождал» их, а сыновей оставил смотреть за домом.
      Братья мечтательно закрыли глаза. В их мыслях витали и леденцы на палочках, и новая мышка к нетбуку, взамен отказавшей — братки случайно оторвали у старой провод, когда качались на ней словно на качели. А еще батька обещал просмотреть им новые лапотки к зиме. Эх, столько всего хорошего можно было купить на ярмарке...
      В это время в дверях кухни появилась Люська с тремя маленькими котиками. Всех девочек, таких же как она трехцветок, и тоже в числе трех, у хозяев забрали сразу, как только малышки научились самостоятельно есть из миски. Кошка не сильно горевала — она не впервые рожала и знала, что ее девочек заберут добрые люди. Оставшихся котиков целыми днями она натаскивала на мышей в огороде.
      Люська строго мявкнула на домовят, как бы предупредила — не вздумайте шутить, себе хуже будет. Братья торопливо, бочком-бочком, освободили проход к кошачьей миске и малыши с удовольствием стали лакать молочко.
      — Так. Оружие есть, — заканчивая с кобурой, ворчал Федор. — А ты бери веревочку от упаковок. Будешь бросать лассо, ловить кур, если заупрямятся.
      — А где взять коня? Ковбои должны быть верхом, — возникшая проблема с каждой минутой размышлений становилась все более непреодолимой.
      Домовята синхронно повернулись в сторону кошки-мамы, без слов поняв друг друга.
      — Люсенька, милая, — Степан медленно и осторожно подходил к кошке. — Помоги нам с курами.
      Руки он держал на виду, чтобы та не заподозрила братьев в плохих замыслах.
      Кошка в ответ только небрежно махнула хвостом и залезла в свою просторную корзинку — спать. Вокруг нее тут же расположились сытые котята.
      Беспокоить ее теперь было нельзя, подсказывал братьям горестный опыт. При попытке приблизится к мохнатым малышам в гнездышке следовал короткий предупредительный «мяк», а потом тихая и ласковая Люська в миг становилась молниеносной фурией, не жалеющей когтей и клыков на любого посягателя.
      Домовята прекрасно помнили, как батька ругал их за разодранные кошкой штаны. Да и зеленка на царапинах долго сходила, и братья все это время слышали от соседских домовых в свой адрес обращения вроде «Зелененькие», или еще что-то обидное.
      Союз с Люськой распадался не начавшись.
      И тут Федя, загадочно улыбнувшись, показал брату на просторную клетку у окна. В нем сидела большая морская свинка, неделю тому назад купленная хозяевами для своей дочки. Свинку братья видели мало, девочка все время таскала ее с собой. Даже спать укладывалась так, чтобы рядом на стуле стояла клетка с ее любимицей.
      До сих пор домовятам было как-то не с руки познакомиться с новым обитателем дома. Настало время навести контакты…
      Перетащив клетку на порог открытых дверей дома, братья смотрели на упитанную зверушку сквозь прутики.
      — Интересно, а она быстро бегает? – скептик Степан обошел клетку и сам ответил. — Сейчас выпустим и посмотрим.
      Подняв задвижку, он отодвинул Федора в сторону и распахнул дверку.
      Но лохматая животина и не думала выскакивать. Ей очень нравилось меланхолично жевать зеленую травку, в изобилии лежавшую перед мордой.
      — Эй, ты, свинья ты, или нет? — Федор помахал перед заморской диковиной дулом пистолета, — Хочешь побегать во дворе?
      В ответ та очень по-свински хрюкнула, чем сильно раззадорила домовят.
      — Ах, ты, хряк нестриженый, — Степан достал из ящика в комоде длинную иглу и слегка кольнул ею лохматый зад.
      Реакция животного ошеломила. Свинка моментально выскочила во двор прямо под ноги курам. Те, не ожидавшие такого подвоха и нахальства от чего-то мохнато-лохматого, стали окружать существо со всех сторон. Их головы с крепкими клювами склонялись то влево, то вправо — сейчас мы проверим твой нос на прочность...
      — Не бойся, верный конь. Мы спасем тебя! — в сторону несушек полетели вантузы от метких выстрелов Феди; домовенок, стоя на одном колене на крыльце, отгонял ближайших кур.
      Степан в тоже время раскручивал над головой веревочную петлю, с намерением накинуть ее на свинку и взнуздать ее.
      Куры на всякий случай разбежались. Связываться с сорванцами они считали ниже своего достоинства, и потому сделали вид, что ищут что-то в траве.
      Совместными усилиями братья навязали на морде свинки подобие веревочной уздечки и уселись верхом. Как привести своего «коня» в движение они уже знали…
      Началась веселая потеха. По двору носилась лохматая диковина, не понимавшая, что такое колет ее со спины. Верхом на ней, улюлюкая как индейцы, мчались домовята, норовя протаранить несмышленых кур и затолкать их в сарайку.
      Минут через сорок ошалевшим птицам надоело отскакивать с дороги ковбойской троицы и они убрались на свои насесты.
      Братья затолкали «лошадь» назад в клетку, и та, в изнеможении от непосильного бега и переполнявших эмоций, сразу завалилась на бок и заснула, слегка подергивая всеми лапами одновременно. Возможно, ей даже во сне виделась отчаянная гонка.
      Федор и Степан закрывали дверь в курятник, где до сих пор шумно гомонили рассерженные обитательницы.
      Не ожидая подвоха со спины, ковбои просчитались и были наказаны.
      Обернувшись, домовята встретились взглядами с покрасневшими от гнева глазами громадного петуха голландской породы. Звали его Сэр Питер и он злобно рыл землю под собой. Шпоры на его лапах даже на вид были ужасно длинными и острыми.
      Мощный клюв нависал над братьями, как дамоклов меч...
      ***
      Поздним вечером домовой-батька сидел с нетбуком за журнальным столиком и что-то кликал новой мышкой.
      Рядом на диванчике намазанные зеленкой и заклеенные пластырями лежали домовята.
      — Бать, а, бать... Что ты там пишешь? — спросил Степан, покряхтывая от боли в спине и попе. Одной рукой он гладил шишку на голове, а другой сжимал отцовский подарок с ярмарки — резной ароматный пряник.
      — Ковбои из вас так себе вышли. В Инстаграмм выкладываю ваши «раненные» фото. Чтобы другим неповадно было связываться с курами, — улыбаясь в усы, отвечал батя.
      — Мы же хотели помочь, — оправдывался старший домовенок. – Скажи, Федор.
      — М-м-м, — младший уже крепко спал. Палочка от карамельного петушка, торчавшая у него изо рта, слегка пошевеливалась вместе с губами.