Мы с Колькой одногодки. Родились в 1994 году. Только он летний, а я – осенний. Вместе ходили в один детсад, потом в школу. Вместе заканчивали. Поливали всех шампанским, ходили на «Восход солнца», блевали от «прокисшей» водки. А вот, умер он раньше меня, в 1942…
Он всегда был баламутом, хоть и не злым. Худой, суетливый с мелкими чертами лица, он был напичкан всякими идеями. Вечно изобретал что-то. То, вдруг, ему понравилась «Операция Ы», а именно тот момент где студент пытается по радио сдавать экзамен. Тогда он долго рылся в интернете, пытался спаять какие то детальки. Горел желанием повторить сюжет, но не доведя до конца, внезапно остыл и бросил затею. То, проводил проводной телефон между нашими квартирами. Телефон быстро наскучил, и мы его забросили. Встречаться вживую интереснее, да и мобилки никто не отменял. То он начинал увлекаться радио, уверяя всех, что он первым услышит сигналы от марсиан. Но, последний его бзик затмил все остальные. По телевизору он увидел, что где то в болотах Карелии есть место с камнями необычной формы. Якобы, эти камни находятся на месте схождения силовых полей и там происходят всякие чудеса, в том числе и перемещение во времени.
— Ты не понимаешь всего драйва – бушевал он.— Я прихожу к Сталину в 1940 году и рассказываю ему историю. 21 июня 1941 года советские войска наносят залп из всех стволов «Катюш» по немецким войскам и всё! Война выиграна. История пойдёт совсем по другому сценарию. Мы захватим всю Европу, а Англией и Америкой закусим!
— Ага, так тебя к Сталину и пропустили. Ты сейчас к Путину попробуй пробейся. А теперь сравни Сталина и Путина.
— Вот! Сразу видно, что ты ничего не понимаешь. А я, уже всё продумал. Ты знаешь, кто такой Голованов? Не знаешь. А ты почитай Суворова. Это человек, который управлял организацией круче НКВД, и напрямую ходил к Сталину. Хотя, снаружи маскировался под лётчика. Типа, я – просто начальник дальней бомбардировочной авиации. Я подхожу к Кремлю, делаю серьёзную рожу. Говорю часовому «Ну-ка, срочно вызови Голованова. Передай ему «Дракону привет от Змея»». Часовой никуда не денется. Голованов – не тот человек, чтобы его игнорировать. Голованов выходит, и я ему говорю: у меня есть данные, которые я могу раскрыть только товарищу Сталину. Возможно, меня после этих данных расстреляют. Если я Вам расскажу, то могут расстрелять и Вас, Вы ведь не хотите, чтобы Вас расстреляли. И он ведёт меня к Сталину.
— А как ты попадёшь именно в 1940 год?
— Легко. В той передаче говорили, что время движется по двенадцатилетнему циклу. И выглядит как спираль. Таким образом, находясь в определённой точке и «проваливаясь» сквозь витки ты попадаешь на 12 лет назад. Ещё слой – 24 года, ещё – 36, 48 и т.д. Сейчас 2012 год. Всего то 6 «провалов».
Он скорчил серьёзную рожу.
— Рекомендую тебе. Запиши наш разговор где-нибудь. Или сфоткай учебник истории. А потом, когда история изменится, ты поймёшь как я был прав.
Я его особо не отговаривал. В тот день просто посмеялся над ним, и естественно, не стал ничего «фоткать». Не верил в возможность перемещения во времени. Пусть едет себе в Карелию. Перебесится и вернётся. Он обиделся, и ушёл, ничего не сказав на прощанье. Однако, я несколько встревожился, когда спустя месяц мне позвонила его мама и плача, рассказала, что Колька уже неделю не звонит, и где он непонятно. В последний раз отзвонился из Сегежи — маленького городка в Карелии. Я попытался успокоить её, сказал, что скорее всего, он находится в том районе где нет зоны покрытия мобильной связи, и скоро позвонит.
Я ругал его на чём свет стоит. Вот паразит! Одному неймётся, так он всех вокруг перебаламутил. Никуда не поеду! Но, уже на следующее утро тревожный червячок грыз мою душу. И не переставая ворчать и обзываться нехорошими словами я начал собирать вещи. Уже к вечеру поезд уносил меня под Рузу, маленький городок в подмосковье. К огромному валуну на берегу реки. Колькина бабушка говорила, что этот валун лежит там ещё с революции. Из него когда то хотели делать памятник революционерам, да так и не собрались. Перед отъездом, Колька говорил, что если он уйдёт в прошлое, то под этим камнем, со стороны острого угла оставит мне послание.
Пять часов на электричке, и я в Рузе. Ещё три, и я у «почтового ящика». Что я тут делаю? Зачем припёрся сюда с саперной лопаткой? Я представил себе, как будет ржать над моей доверчивостью Колька, и совсем уж хотел повернуть обратно, но любопытство взяло своё. Печально вздохнув, я вогнал лезвие лопатки в мягкий дёрн прямо под углом камня…
Копал зло и ожесточённо, чтобы потом сказать Кольке «Из-за тебя, зараза, потерял столько времени и сил», как вдруг на глубине в полметра лопата стукнула во что то твёрдое. Ещё немного и из земли был извлечен обычный солдатский котелок. Совсем обычный, только, по краю крышки отчётливо проступала полоса воска, видимо для герметизации. Дрожащими руками я вскрыл «контейнер». Письмо. Первая половина написана чётким колькиным почерком.
«Привет, зараза (это обычное наше обращение друг к другу)! Спасибо, что всё же решил прочитать письмо. Пишу тебе из теплушки. Еду на фронт. Счастлив, до безобразия! В общем, ни хрена у меня не получилось. Точнее получилось, но не так как рассчитывал. В 40 год попал нормально. Правда, сам, так и не понял, как именно. Знаю одно – камни работают! А потом пошёл кошмар. За мою одежду меня приняли за немецкого и финского шпиона. Не успел я дойти до деревни, подлетели «фараоны» и «завернули ласты». Никакие слова на них не действовали. Как глухие. Притащили в отделение. Долго били. Потом понял, что если не расскажу им всего – замогилят. Рассказал. Не поверили. А когда сказал, что через год начнётся война с немцами и вовсе обозвали провокатором. В общем, мытарили долго. Бросали из отделения в управление, а оттуда по совещанию Тройки, сразу на строительство Кондопожского спиртового завода. Статья 58, политический шпионаж. Дали десять лет. Я не вышел даже за границы республики! Знаешь, все наши фильмы о лагерях – туфта. Всё гораздо страшнее. Кино не передаёт запахов. Везде г…но, гной, болезни, туберкулёз. Вши! Я увидел вшей! Такая гадость! Клопы! Собак возненавидел. Эти козлы натравливают их на людей. При мне собаками затравили парня. Фашисты! А если бы ты знал, как больно, когда бьют прикладами. В бараках – всё в щелях. Летом нормально. Хоть не так смердит. А зимой – ж…па. В общем, хлебнул всего досыта. В лагере полно стукачей. Иногда рассказывал о будущем. Мои рассказы тут же перевирали и доносили начальству. Доболтался. Добавили ещё десять. Теперь никому ничего не рассказываю. Хорошо хоть не рассказал о развале СССР. Точно расстреляли бы. Один раз попытался бежать. Напал на конвоира. Не получилось. Конвоир оказался добрым дядькой. Уломал лейтенанта, чтобы закрыть глаза на это всё. Отмазал, уж не знаю как. Больше срок уже не добавили бы. Просто поставили бы к стенке. Когда спросил у конвоира, что это он такой добрый, он ответил странно: слишком много крови на руках после 30х, хочу вымолить прощение у Бога. А вначале сентября 1942 зачитали приказ 227 от 28 июля. Предложили, кто хочет смыть вину кровью – три шага вперёд. Я вышел. Теперь вот еду на фронт. Если со мной что то случится, передам письмо через Вадима. Это мой товарищ. Я ему доверяю и всё рассказал.
P.S. Передай привет маме. Скажи, что бы не искала и не беспокоилась».
Дальше шла приписка корявым почерком.
«Ваш друг погиб 10 ноября 1942 года под Сталинградом. Нас бросили в атаку, прямо «с колёс». На обучение не было времени. Разбили на тройки. Каждой тройке выдали по одной винтовке, десятку патронов и в бой. Сказали, мол одного убивают, винтовку берёт другой, молодец если оружие захватишь у врага. Николай попал со мной в тройку. Только поднялись из окопа, оглянулся, а он лежит с дыркой во лбу. А вообще странный он был. Много чего мне рассказывал и всё сбылось. Может поэтому письмо и закапываю. Последняя его просьба.
С уважением, Вадим Сёмочкин. 09 мая 1953г.»