Страх, но не страх смерти, ее она не боялась. Страх за то, что эти выродки с больной фантазией могут сотворить с ней. Он давил на Илью в той же степени, как и на саму девушку, мешая собственным мыслям. Это было невыносимо.
-Эй! – срывающимся голосом крикнул парень, выступая из зарослей. Слишком тихо. Испугался. Поэтому повторил, но уже громче, стараясь предать голосу уверенность. — Эй, отпустите девушку!
-А то что?! – чувствуя себя полным хозяином положения не оборачиваясь, спросил высокий, анарексичный пилигрим. А когда бродяги все же обернулись в строну исходящего звука изумленно добавил. – Батеньки мои, Чак, ты погляди на него! Герой, мать его выискался! Это ж беляк, везет нам сегодня, дружище на необыкновенные встречи!
Сердце бешеным вороном-мутантом трепыхалось в грудной клетке, норовя выпрыгнуть, сломать прутья-ребра. Вмиг пересохшее горло сдавил спазм. Потная ладонь по-прежнему сжимала нож, но в ней не было силы и твердости.
-Заступаешься за бедняжку?! – с ехидством проговорил длинный. – А ты знаешь, что эти крысы, — он обвел рукой окружающие дома. – Сами отдали нам ее, не жратву, не свои припасы, а ее! А теперь сидят и трясутся в своих вонючих норах, наблюдая как их девчонку сейчас поимеют!
-Рауф, дай я сам покажу этому выскочки кто здесь главный! – раскосые глаза коротышки Чака стали похожи на щелки. В кобуре на поясе пилигрима был пистолет (Илья только сейчас заметил, что кочевники вооружены огнестрельным оружием), однако он предпочел ему нож — широкий с зазубринами. – Иди ко мне, что встал как вкопанный? Ты хоть слово скажи, последнее…
Пилигрим нарочно медленно двинул в сторону Ильи, перекидывая тесак из рук в руку. Получившая в живот кулаком девушка сидела на земле, скрючившись, обхватив ноги руками. Ее тянущая боль еще терзала Илью, и он не мог ничего с этим поделать.
-Стоп, Чак! – резко выкрикнул Рауф, на его скуластом, обтянутом щелущащийся кожей лице появилась сумасшедшая улыбка. – Глупый ты и не дальновидный. Ну, завалишь ты его сейчас, ну может и сгодится его филейная часть на пару обедов и что? Да ничего, высришь через день в тех кустах и все! Это же беложопик, ты вспомни, когда ты в последний раз видел беложопого?!
-Я не знаю, — Чак остановился, не понимая, что от него хочет товарищ. – Я не помню.
-Таких как она! – шестипалая рука сграбастала девушку за волосы, вздернула, поднимая вверх. Кирзовый ботинок с размаху ударил по мягкому месту, отшвыривая ее в сторону. – Таких шкур много! В каждом крысятнике и все норовят залезть тебе в штаны, да в кошелек! – увлеченно продолжил длинный, переступив через скулящую на земле девицу. – А этот может уже последний в наших краях. Сечешь к чему я, а?!
-Н-е-ее, — обалдело протянул Чак, почесывая ручкой ножа засаленный затылок. – Не томи, друг!
Илья сделал шаг назад. Ему стоило невероятных усилий очистить разум от эмоций девушки. Не успел он этого сделать, как  поток грязных, извращенных мыслей, как из помойного ведра окатил его, затек, забрался в самое сокровенное. Он уже знал, какая судьба ему уготована.

Его дар – его проклятие.
Умение сопереживать, сочувствовать и понимать окружающих, оно было с ним, сколько парнишка себя помнил. А с годами диапазон проявления способности только рос, дойдя до полного погружения в чувства другого человека. Это едва не свело Илью с ума. Хуже всего было на первых порах. Настроение менялось каждую минуты, Илью буквально раздирало на части от бури нахлынувших эмоций. Он не сразу понял — они не все принадлежат ему.
Жизнь в интернате не назовешь легкой. А то что ты белый и вовсе делало тебя бельмом в глазу. Удел изгоев – одиночество. Илья был этим изгоем. Другие дети сторонились его. Кто-то делал вид, что не замечает подобное белое недоразумение. Илья даже был благодарен им за это. Однако чаще всего получалось наоборот.
-Эй, смотрите, кто идет! – выкрикивал один, когда Илья появлялся в столовой или же направлялся на работу.
-Урод! – подхватывал второй.
—Что язык в белую жопу втянул, нечего сказать, помойка?! – кричал третий.
Такие встречи ничем хорошим не заканчивались. Так продолжалось, пока Илья не понял одного – его необычный дар, это спасение.

Пилигримы приближались. Рауф на цыпочках, расставив в стороны длинные, тонкие руки, с дикой улыбкой на смуглом, обветренном лице. Ситуация забавляла его. Чак напротив ступал нерешительно, все еще размышляя, что же задумал его старший товарищ и нужен ли еще нож.
-Все просто, парень, — костлявый пилигрим облизнул тонкие губы. – Мы отпускаем девушку, а взамен пользуем твой идеально белый зад! Как тебе, Чак идея?! А тебе как белый?!
-Вот голова Рауф! Вот уж голова, как ты ловко это придумал, а я уж сгоряча чуть дел не наворотил! – приободрился коротышка, подпрыгивая на кривых ногах. — Сам портки скинешь или простимулировать? – Чак похлопал себя по кобуре и в предвкушении помассировал пах.
Все, кажется это конец. Илья уже не думал о том, что снова поддался чувствам, не смог совладать с собой. Не ругал и не корил себя. Жажда справедливости и жалость – вечные враги, именно они мешали всю его жизнь.
Бежать!?
Свинец выпущенный вдогонку, безусловно быстрей, с ним не потягаешься в скорости.
Драться!?
Да, он не был слабаком и часто доказывал это Интернатовским задирам. Но одно дело пацаны, пусть и старше на пару лет. Пилигримы же были не только старше, они умели убивать и делали это так часто, как он ходил по нужде.
-Засранец, ты куда это собрался!?— видя как Илья отступает в заросли, зло заорал Рауф. – Не глупи, малой, лишняя дырка в твоей белой жопе тебе не к чему! – он выдернул из чехла за спиной обрез двустволки. –Те паче, что твоя родная итак будет саднить!
Отморозки заржали, противно, издевательски, похрюкивая и кашляя. Илья почувствовал, как ровный ежик волос на его затылке пришел в движение. Выбора нет. Ему придется драться.
Годы проведенные на свинарнике не прошли даром. Техника владение холодным оружием была отточена на мерзких, вонючих животных. Пилигримы в принципе не слишком отличались от них, разве что могли ответить на атаку оружием, что делало их куда более грозным противником.
Так, что мы имеем. Нож один, противников двое. Выбор цели был делом секундным. Рауф уже достал обрез и в любой момент мог стрельнуть.
Мастерский бросок!
Пилигрим даже не успел и глазом моргнуть. Нож вошел в грудную клетку по самую рукоять и Рауф кулем рухнул в пыльную траву.
-Эй, да ты что творишь!? – ошалело вскрикнул Чак, подпрыгивая на месте, его рука скользнула к кобуре. – Да я тебя…
Илья уже прыгал в густые заросли, когда краем глаза увидел мелькнувшую из-за нагромождений ржавых машин тень. Прогремел выстрел. Страшный, предсмертный крик разорвал ночь и все стихло. Илья не сомневался, умер коротышка Чак. Но кто напал на него? И почему стало так тихо?
Бежать прочь, именно эту первую и наверняка правильную мысль он отмел сразу. Кто бы там ни был, он обязан ему жизнью. На пилигрима напал не зверь. Мелькнувшая тень имела человеческие очертания. Но почему тогда Илья не почувствовал присутствие другого человека, его сознание? Возможно отвлекся, решая как поступить с бродягами. Да и нож, слишком дорог он был парню, не оставлять же его гнить в теле мерзкого извращенца.
Робкие всхлипывания, а затем и рыдания девушки нарушили воцарившиеся спокойствие. Илья осторожно двинулся вперед. Представшая его глазам картина не могла не радовать. Коротышка Чак лежал на земле, раскинув в стороны руки, выпавшие из раны на животе кишки, валялись рядом. Девушка сидела на том же месте где и была, ее тело сотрясали рыдания. Рауф неподалеку, он так и не смог до конца выдернуть вонзенный в грудь нож.
А это кто?!!
Рядом с поверженным пилигримом лежал мужик: черный балахон с капюшоном, густая борода, большой крючковатый нос на мясистом круглом лице, широкие брови и абсолютно лысая голова. Одна ладонь спасителя сжимала рукоять необычного ножа орошенного свежей кровью (нож ли это? Илья просто не знал, как назвать неизвестное оружие), другая была прижата к груди. Если уж Чак по меркам обычного человека был маленького роста, то незнакомец и вовсе не дотягивал до стандартов.
Карлик.
Кажется таких людей называют карликами. В памяти Ильи всплыла смутная картинка из детства. Его звали Бакир ( перевод с араб. ранний, быстро растущий) и он никак не оправдал свое имя. Пацан прожил в Интернате всего семь лет, после чего его сгорбленное, с множеством физических увечий, полутораметровое тельце зарыли на общем кладбище.
Лежавший на земле незнакомец был немного больше Бакира. Балахон скрывал его широкоплечую, кряжистую фигуру, сложенную правильно, без уродств. Однако не рост спасителя, не его оружие поразили Илью – цвет кожи. А она была белой!
-Ядерная зима! – не веря собственным глазам, проговорил парень, помянув что-то неведомое и страшное. Так выражались взрослые и старики, когда эмоции били через край. – Ты белый!
-Он выпустил этому уроду кишки одни движением, — размазывая по грязным щекам слезы, проговорила смуглянка. – А вот от выстрела не увернулся.
Проклятие, неужели Чак убил его! Илья нагнулся к незнакомцу. В ту же секунду глаза его открылись. Большие глаза, цвета весеннего неба, бездонные, затягивающие в омут беспамятства. Парень дернулся, в попытки отстранится и провалился во мрак.