Я бессмертен. Высший явился во сне. Они выбрали меня. Я не знаю почему – он этого никогда не говорил. Им нужно, чтобы я сыграл одну очень важную роль в будущем, поэтому моя смерть не входит в их планы. Я буду жить, пока не потребуется моя помощь, а после... после они дадут мне выбор и я ,если захочу, останусь в этом мире навсегда. Я теперь не инженер второй категории и даже не Вадик, Я – Вечный...
...

— Да?..
— Але, Миш, ты?
— Да. Это кто?
— Это Вадик. Жаров. Помнишь?
— А, Вадик... Ты на время-то смотрел, Вадик?
— Да, прости, наверное, разбудил. Я по срочному. Ты ведь оружейный не прикрыл свой?..
...

Я хорошо помнил каждый сон с его участием. Такие сны были необычными, красочными. Его внешность я не смог бы описать – она всегда отходила на второй план. Он представлял из себя образ, что-то до боли знакомое или даже родное, вызывающее доверие. Я чувствовал, что он настоящий. Но он не человек. Это был Высший...
В первые же дни он доказал мне свою реальность. Тот сон был по счету четвертым, в нем он дал мне адрес и подробно описал, где я могу найти некий "инструмент". Инструмент для достижения наших целей. Утром я записал все, что помнил и решил это проверить. До того момента, я был отчаянным материалистом, а поехал лишь для того, чтобы доказать всю бредовость эзотерики. Но когда я, в каком-то грязном подъезде, отыскав тайник, вытащил из под подоконника обещанный сверток, по телу прошла неприятная дрожь. Развернув пакет, я обнаружил пистолет...
...

В тот день я первый раз встретил его наяву. Высший выглядел, как обычный человек, и спокойно сидел на лавочке в моем дворе, дожидаясь, как видно, моего прихода. Я подсел рядом. Ничего не объясняя, он предложил зайти в кафе за углом.
Высший заказал кофе, а я взял чашечку чая, удивившись про себя, что он вообще может есть и пить. Он начал, как всегда, без лишних прелюдий:
— Настало время получить желаемое. Но ты должен кое-что сделать.
— Ты о бессмертии? — озираясь по сторонам, осторожно спросил я.
— Да, — кивнул  он, быстро написав что-то на салфетке. — Вот адрес. Ты должен устранить одну помеху.
— Это мой адрес! — приглядевшись, воскликнул я.
— Да.
— Что? Нет!
— Она нам мешает! — уверено заявил Высший. — Ты должен идти к нашей цели, но она меняет твои приоритеты. Она пользуется тобой. — Я тут же попытался парировать, но он не дал мне вставить и слова, продолжая все с тем же напором. — Знаешь ли ты того мужчину, который вчера подвез ее до дома? К кому она ходила в ночь с пятницы на субботу?
— Откуда ты это...
— Она уже давно не любит тебя. Ты это знаешь сам, но не покидаешь своих иллюзий.
Я растерялся, совершенно не зная, что ответить. В голове беспорядочно метались самые поганые мысли. И тогда он ввернул свою последнюю речь:
— Ты же получил инструмент для решения наших проблем?..
...

Пленница смотрела на меня глазами полными ужаса. Наверное, я выглядел, как маньяк. Она ведь знала, что я уже убивал. И я уже догадался, что она подсадная. Но, как бы я не пытался, убить ее все равно не смогу. Передо мной сидела, будто, вылетая Катька. Моя Катька, словно еще живая...
— Кричать будешь? — я хотел уже было развязать ей рот, но осекся. Все равно будет, хоть и мотает головой, мол, нет.
— Боишься, что убью? — Жертва лишь потупила взгляд, ожидая моего же ответа. — Я тебя не убью. Ты очень похожа на нее... — опустив взгляд, я снова вспомнил Катину улыбку, волосы, губы...
— Ты убил ее сам! — строгий голос Высшего выдернул меня из воспоминаний.
Я огляделся. Он стоял в темном углу, я видел лишь его силуэт, среди груд чердачного мусора.
— Не сам! — вскочил я. — Ты меня заставил! Ты!
— Я дал тебе выбор, — непоколебимо ответил он. — Ты стал бессмертным, потому что сам этого хотел.
— Я не хотел убивать людей! Я не могу их убивать! — Привязанная к опоре девушке непонимающе смотрела то по сторонам, то на меня. Казалось, с каждым моим словом, ей становилась еще страшнее. — Я не могу так жить!
— Ты будешь жить вечно, как и хотел, в роскоши и изобилии. Убей пятую и все закончится!
Пятую. Осознание сделанного вдруг навалилось на меня неподъемным грузом. Я выронил пистолет и упал на колени:
— А как же те три девушки?.. Кто они? Зачем их?! Зачем Катю?!
— Она не любила тебя! — отрезал он. — И ты все делал сам...
Мужчины не плачут. Но я зарыдал. Словно ребенок, никого и ничего не стесняясь. Я не видел впереди никакого просвета, для меня все теперь кончено. Я сам все сломал.
— Убей ее, — шептал мне Высший. — Убей!
Позади послышались приглушенные удары. Я знал, что за мной проследили. Теперь милиция выламывала люк, и меньше, чем через минуту, я увижу их на чердаке с оружием в руках.
— Хватит! — Я с трудом поднялся и поплелся к открытому окну, пропуская мимо ушей все приказы Высшего.
Трясущимися руками держась за раму, я перелез на заснеженную крышу. Опираясь о холодную кровлю, я полез на другой конец здания, где можно было перепрыгнуть на рядом стоящий дом и попытаться уйти. Внутри раздался гулкий хлопок, после которого я услышал мужские крики, маты и топот. Снизу, кажется, кто-то тоже заорал и, видимо, мне. Вроде бы, собирались стрелять, но я не уже не обращал на это внимания. Абсолютно наплевать на жизнь, на себя, на окружающих. Наверное, я даже не хотел убегать или прятаться. Я ведь все еще бессмертен?..
— Стой, сука! Стреляю! — окликнули сзади.
Я хотел крикнуть ему, чтобы он стрелял, но не успел сделать даже этого. Ногу повело куда-то в сторону, отмерзшие пальцы не успели ни за что зацепиться и я безмолвно полетел вниз, будучи уверенным в своей неуязвимости.
Боль резко пронзила все тело, молниеносно сковал холод, в уши врезался громкий вопль, постепенно уходящий куда-то вдаль. Я зашипел, не в силах даже кричать, но вдруг почувствовал тепло, быстро накрывающее все тело, боль отступила, а перед глазами появилась моя Катька, шепотом пообещав мне, что все будет хорошо...
...

Странный человек в длинном плаще зашел в дешевое кофе спального района. Воровато озираясь, он проследовал до неприметного столика в углу, сел и дождался официанта, которые, как ни странно, здесь присутствовали.
— Что будем заказывать? — вежливо поинтересовалась обслуга.
— Кофе, — буркнул посетитель.
— Что-то еще?
— А мне чай, — с другой интонацией добавил он.
Официант с недоумением посмотрел на незнакомца, но все так же вежливо спросил:
— Что-то еще?
— Все.

— Здравствуйте! Меня зовут Дилан Сентис и я — бог. Не смотрите на меня, как на сумасшедшего, я не лгу. Мисс Галатея, вы бы не могли 
утихомирить группу? Я, в отличие от вас, мистер Олди, выслушал вашу историю до конца и ниразу не перебивал. Впрочем, как и остальных 
участников собрания. Потому прошу проявить такое же внимание и уважение ко мне и к моей истории.
Хорошо. Как я и говорил, я — бог. Настоящее мое имя — Ошумаре. Почему я не кидаюсь молниями и не караю насмешников? Вы слишком 
много смотрите телевизор, миссис Вепчет. У каждого бога — своя вотчина и свои обязанности, да. Моя, к примеру, радуга... но это не важно. 
Важно то, уважаемые, что последние лет семьдесят я очень сильно ослаб. Ослаб до такой степени, что стал таким же как и вы все — 
обычным смертным... И я старею! Хоть и медленней людей, но я старею. И когда-нибудь умру. Не перебивайте, мистер Олди, прошу вас.
Что со мной происходит? Все очень просто: яд для богов — неверие людей. Мы живем вечно, пока есть кому о нас помнить, верить, 
поклоняться. Если не осталось ни одного из верующих — бог умирает. Это касается всех богов, даже вашего Аллаха или Яхве. Стоит людям 
прекратить поклонение — Яхве умрет, перестанет существовать. Да, но я снова отвлекаюсь. В общем, у меня большая проблема — почти все 
люди либо забыли про мое существование, либо прекратили мне поклоняться. Я стар и давно уже растерял все амбиции и принципы, но я 
хочу жить. Даже как один из смертных. Ваша жизнь наполнена событиями, а в мире богов никогда ничего не меняется, не движется, все 
вечно и по канонам. Это правильно. Это скучно.
        По этому я здесь, среди вас. Я думал, что смогу прожить и так, но... мне необходимо обновление. Этот обряд... Перестаньте, пожалуйста, 
глупо хихикать, мистер Викс! Так вот, этот обряд прост до безобразия, но на всей планете не осталось почти никого, кто мог бы его провести. 
Даже в Африке, в самой глубине непролазных чащ джунглей, где еще живет племя, которое чтит меня. Вернее, они, конечно, могут провести 
обряд, но их и так слишком мало... Я не могу себе позволить терять, возможно, единственное племя моих последователей!
        В чем заключается обряд? Все до безобразия просто: мне нужна жертва. Мне нужен живой человек, способный отдать свою жизнь с 
моим именем на устах, мне нужна его кровь и духовная сила! Тогда я смогу обновиться через него и снова стану бессмертным на долгие-
долгие столетия. Но жертва должна вызваться сама — это один из канонов, которые даже боги не могут преступить. Куда это вы направились, 
мистер Олди? Сядьте на место! Да, это пистолет, он заряжен и я выстрелю в любого, кто попытается покинуть помещение или попробует 
причинить мне вред.
        И так, вот мое условие: вас тут десять человек, десять несчастных людей, жизнь которых отравлена тягой к алкоголю,  наполнена 
глупостью и пороками. Вы приносите страдания себе и близким, вы не можете работать, вы презираемы родом человеческим, вы безвольны 
и слабы. Но! Вы тоже хотите сохранить свои жизни. Что, уже не смешно, мистер Олди? Вы побледнели, да. Нет, я не псих, я в безвыходном 
положении. Я прошу одного из вас, пока прошу, совершить обряд и тогда я отпущу остальных. Все просто, не так ли?
Простите, мистер Ван Келлер, но я просил не делать глупостей. Вы думали, что я не замечу, как вы пытаетесь тайком набрать "девять-
один-один"? Ваша рука прострелена и вы в унынии, но следующая пуля будет, уж простите, вам в голову.
Что же, вернемся к нашей проблеме. Есть ли в этой комнате человек, желающий провести обряд? Напомню: одна жизнь за девять! 
Выгодное предложение! Нет? О, мисс Галатея! Вы хотите что-то сказать? Вы согласны? Надо же, никто из этих слизняков, но вы! Смотрите, 
черви, вот здоровая женщина, которые утирала вам сопли не один год, поддерживала вас, верила в вас, идет сейчас на смерть, чтобы вы, 
мерзкие твари, жили дальше и коптили небо! Я восхищен, но я скорблю, смертная. Не говори мне о вашем Христе — я знаю о нем более 
вашего. У меня нет более вариантов.
         Возьмите этот нож. Видите — рукоять увенчана головой кобры? Так меня изображают на родине... Вы готовы? Не плачьте, пожалуйста.
Что же, приставьте лезвие к груди. Нет, чуть выше. И повторяйте за мной: "Са Ошумаре, са абунай чако мадакка" Теперь просто резко 
надавите на... о... я чувствую... Я возрождаюсь! И я вознаграждаю верных мне! Встань, Галатея, а ныне Олуво и моя высшая жрица! 
Прекрасна и ты, и твое сердце! Ныне будешь пребывать со мной, а я с тобой. Будешь слышать голос мой и будешь моим голосом среди 
народов!
      Что касается вас, смердящие личинки, не достойные моего присутствия здесь, я даю вам милость — более никогда вы не сможете 
употреблять алкоголь в любом виде. Идите же с миром, ибо таково желание моей Олуво. Всем доброго дня!

Ветер.

Рома сидел на вершине горы и с удовольствием подставлял тёплому ветру своё лицо. Он с наслаждением ощущал приятную усталость от подъёма с альпинистским снаряжением на эту небольшую учебную высоту. Он уже захотел было начать спуск, но тут его рука наткнулась на что-то металлическое торчащее из камней и земли. «Кто-то крепёж оставил?» — подумал он, но рассмотрев, молодой альпинист понял, что это угол какой-то металлической коробки. Она была небольшая, но основательная и тяжёлая. «Клад?!» — заподозрил Роман. Расковыряв её концом крепления, парень вытащил на свет божий металлическую шкатулку с гладкими отполированными металлическими стенками, отливающими голубым отсветом. «Откуда это здесь? Она, похоже, ведь современная…» — размышлял альпинист. Любопытство заставило его попробовать открыть крышку. Но та не поддавалась. Он достал нож и попробовал взломать её, просунув лезвие в щель, но не тут то было. Крышка прилегала слишком плотно и нож не оставил даже царапины на шкатулке. Юноша стал рассматривать внимательно находку в надежде, что есть какой-то механизм  открывающий её. Его не было. Неожиданно порывисто подуло, и он непроизвольно сказал:
— Какой ветер!
В шкатулке что-то щёлкнуло, и она открылась. В ней был какой-то пузырёк с тёмной жидкостью и письмо. Он вытащил их и положил во внутренний карман куртки, чтобы посмотреть внимательно позже. Затем его вниманием снова завладела загадочная шкатулка.
«Не может быть! Открывается голосом?» — поразился парень.
Чтобы проверить, он ещё раз закрыл её. Убедился, что снова не может открыть, поставил на камень перед собой.
— Что я тогда сказал?… Ветер…
Только он произнёс это слово, и шкатулка вновь открылась.
Поразившись, Рома, тем не менее, поторопился убрать её в лежащий неподалёку небольшой рюкзак. «Дома всё подробно изучу!»  — решил он и начал быстрый спуск.
Дома он достал находки, выложил их на журнальный столик и сел на диван рядом. Парень смотрел на них и не мог решиться снова взять в руки. Его вдруг стало преследовать чувство дежавю. «Я где-то это видел»,— думал Роман.
Любопытство всё же победило колебания и он, протянув руку, взял письмо. Развернув простой листок белой бумаги, он вгляделся в него и побледнел как полотно.
«Друг мой, Ромка,  – прочитал он, — представляю в каком ты сейчас шоке. Прости, что пришлось обойтись с тобой так, но у меня не было выхода. Это я вложил в твою голову программу прийти на нашу гору и отыскать шкатулку, которую я закопал для тебя, перед тем как покинуть планету.
Ты знаешь — я не такой как все. Я один из бессмертных. Ты тоже».
Глаза Романа широко распахнулись от изумления:
—Что-о-о…
«Так получилось, что однажды ты защитил меня, когда я дрался с одним из наших старых врагов. Он тогда здорово прижал меня.
А ты настоящий герой! Просто спас мне жизнь! Мог оставить меня, но предпочёл вытащить из клещей противника. Отвлёк его на себя, чтобы дать мне время занять более выгодную позицию. Схватился ты с ним не на шутку и врезал по первое число. Чертяка, ты же знал, чем тебе это грозит! Поставить свою душу на кон! Это настолько сильно истощило тебя, что ты потерял все свои способности бессмертного и забыл ту часть своей жизни, когда им стал! Я тоже был к тому моменту сильно истощён, и забрать тебя с собой не мог. Сил бы не хватило. Пришлось  пока оставить тебя здесь. Тебе необходимо было, по крайней мере, полгода чтобы восстановить свои силы. Я знал, что тут ты не пропадёшь. Это ведь город где ты жил до того как стал бессмертным…
Да о силе. Ты можешь летать, читать мысли, превращать своё тело в энергетический сгусток и путешествовать среди звёзд. Круто да? Думаю, скоро это вернётся к тебе.
Короче, выпей эликсирчик, который я тебе оставил. Это восстановит твою память и ускорит восстановление сил. Я прилечу за тобой через пару месяцев. А пока отдыхай, восстанавливайся.
Твой лучший друг, Сашка».
Роман откинулся на спинку дивана осознавая прочитанное.
Потом дрожащей рукой откупорил флакончик с тёмной жидкостью и выпил. Он сел, закрыл глаза и вскоре на него обрушились упущенные воспоминания его прошлого.
Он громко расхохотался.
— Я Ветер! — вспомнил он своё имя бессмертного.

Авиакатастрофы бывают трех видов: на взлете, при посадке и в воздухе. Чаще всего неполадки возникают в первых двух случаях, но и вероятность остаться в живых тут сравнительно высока. А вот если самолет валится хотя бы с километровой высоты, процент выживших составит ноль целых, ноль-ноль-ноль…
Правда, лично мне бояться нечего.
— Решай, — говорит Габриэль.
Его звоноподобный голос бьется в моей черепной коробке, словно металлический язык по стенкам колокола. Крылья упираются в потолок, загибаются прозрачным мерцающим полотном. Сквозь Габриэля я вижу иллюминатор, а за ним – застывшие клубы черного дыма, пунцово-желтые цветы огня на фоне небесной синевы. И заломанную линию горизонта.
— Ты рановато, — вслух отвечаю я.
— Мы всегда приходим вовремя. – Речь ангела рождается в моей голове, выбивает мелодию и растворяется, щекоча напоследок в затылке. – Ты же знаешь, в таких делах ошибок не бывает. Твоя воронка достигла максимума. Решай. Пока самолет не вошел в штопор.
Я отворачиваюсь и смотрю в перекошенное лицо соседа. Габриэль остановил время в тот момент, когда вена на шее немолодого уже мужчины предательски вздыбилась, обнажая его панический страх. Глаза большие, стеклянные, словно елочные игрушки.
Конечно, никакой воронки за моей спиной нет. Ангелы так называют искажения, которые мы вносим в божественный план своим присутствием среди людей. Мы. Падшие. Спустившиеся с небес, натянувшие на себя тщедушные тела. Променявшие всемогущество на шанс узнать, что же такое собственная воля.
— Я могу подумать? – спрашиваю, не поворачиваясь.
— Думай, — соглашается ангел. – Только не слишком долго.

Люди бывают трех видов. Слабые, сильные и середнячки. Первые ломаются, стоит забрать у них хорошее, и слишком цепляются за счастье, стоит забрать плохое. Вторые не пускают в свою душу, пружинят. Можно, конечно, пробить их защиту, но столько сил потратишь… себе дороже выйдет. А вот середнячки – самое то. Возьми у них хорошее событие – они и не расстроятся особо, а плохое отними – так и радость чрезмерная их на колени не поставит. У таких мы и воруем карму, будущее. Ведь одно дело – нацепить на себя тело, пусть и бессмертное, это мы умеем. И совершенно другое – получить разрешение принимать собственные решения. Тут без искушений и испытаний – никуда.
Небо за иллюминатором синее, бездонное. И косого горизонта не видно – с этой стороны море. Хочется сидеть вот так целую вечность, смотреть, смотреть… И ничего не отвечать Габриэлю.
— Время, — читает он мои мысли. – Решай.
Я поворачиваюсь и вглядываюсь в размытую фигуру. Бесстрастное лицо, маячащее на уровне багажных полок. Ангелов не волнуют радость и боль. Они не верят в добро и зло. Все, что они считают существенным, – это божественная воля. Один большой план, расписанный еще в начале начал, охватывающий всю вселенную. План, в который мы, падшие, можем вносить свои коррективы. Рано или поздно каждого из нас ожидает своя воронка, критическая масса, искажение, влияющее на дальнейшее развитие мироздания. В какой-то момент рядом не оказывается середнячка, способного быстро восстановиться. И мы начинаем тянуть со слабых, существенно вторгаясь в их жизнь, а значит – и в общее направление. Сначала понемногу, а потом… Вот тогда за нами и приходят. Как за малыми детьми, заигравшимися в песочнице.
— Ты когда-нибудь спускался сюда, Габриэль? – спрашиваю я.
— Нет. Никогда, — отвечает ангел.
— Тогда тебе не понять.
Вздыхаю.
— Ты прав, не понять. – Его голос звучит особенно громко. Начинает звенеть в ушах. – Решай, у меня еще много дел.
Не все возвращаются, не все готовы расстаться с таким вот видом бессмертия. Кто-то остается, позволяя воронке закрутиться до предела, впиться веретеном в кружево божественной воли, разорвать узор. Такие становятся демонами, путь на небеса им заказан. Они так и продолжают жить среди людей. Могут даже менять тела при желании. И делают, что хотят.
Мда… упавший самолет – веретено достаточно большое…
Габриэля не волнует, чью сторону я выберу. Демоны, как процент погрешности, учтены при написании плана. Ему просто надо знать, какое решение я принял.

Ангелы бывают трех видов. Творцы, хранители и наблюдатели. Первые закручивают космическую пыль, лепят реальность, их не особо интересует, что там творится в мире людей. Вторые, напротив, так вовлечены в людские проблемы, что практически живут. А вот нам, наблюдателям, на небесах крайне скучно.
Я пытаюсь представить, как распустится кружево, как нити-жизни выбьются из узора, начнут чернеть и плавиться.
— Знаешь…
Габриэль подается вперед, прислушиваясь.
Реши я сейчас вернуться на небо – и самолет выправится, как и божественный план. Воронка крутанется напоследок, сорвется в болтанку, выплеснется безопасной турбулентностью.
— Знаешь, я, пожалуй, останусь.
Ангел лишь пожимает плечами и растворяется. Самолет клюет носом, а потом срывается в штопор. Я зажимаю ладонями уши…

Говорят, смерть бывает трех видов.
Правда, я об этом ничего не знаю.
Я же бессмертен.

Закат на Эриде был алого цвета. Такого насыщенного, что капитан Соколов надавил на глаза, проверяя, не является ли это следствием повышенного давления. Оно всегда подскакивало, стоило ему перенервничать.
Помощник Иванов ободряюще похлопал его по плечу. И хотя подобное действие смахивало на неуставное, даже панибратское, Соколов был ему благодарен. Даже человеку со стальными нервами иногда нужна поддержка.
Приземистый гуманоид протянул ему хрустальный шар, поклонился и указал в сторону раскидистых зарослей. Туземцы не имели голосовых связок и общались при помощи жестов. Вчера, первый раз увидев их «танцы», капитан был настолько впечатлен, что не сразу смог объяснить, с какой целью они с помощником пожаловали в их селение. Иванов, уже бывавший на Эриде, рассказал ему, что местные живут как можно тише, чтобы не тревожить своих ночных божеств. «Возможно, именно по этой причине связки со временем атрофировались, — заявил он. – Эти божества каждую ночь перекраивают планету. А селения не трогают. Ну, конечно, если довольны жителями. Кстати, ночью не пугайтесь звуков. И из землянки ни в коем случае не выходите». Соколов, помнится, хотел с наступлением ночи вернуться на корабль, но помощник настоял, и его до утра отправили на орбиту.
Капитан взял ловушку-шар, поклонился, переглянулся с помощником, и они направились в сторону зарослей. Ночные боги уже проснулись, шуршали в тени растений, копошились живой чернотой. Ноги Соколова предательски слабели, становились ватными. Иванов не казался напуганным, он уже вступал в контакт с этими странными бессмертными созданиями. К тому же на нем не было такого груза ответственности. Потому что именно от капитана зависело, пойдут ли боги на сделку. Они почему-то очень трепетно относились к иерархии.
«Ночь мы обязательно должны провести на Эриде, — сказал Иванов, когда они подлетали к багровой планете. – Боги будут к нам приглядываться. Спать нельзя, есть тоже. Лучше всего просто сидеть и молчать. Это им нравится».
«С какой целью ты был здесь прошлый раз?» — спросил капитан, проверяя координаты посадки. Вместе с двигателем Точечной Сборки вышел из строя расчетный центр. Все приходилось делать вручную.
«Капитан решил повторить подвиг Салтыкова. Отключил двигатель и запросил у местных помощи».
Про то, как Салтыков чудом вернулся с этой ветки космической трассы, на Земле знали все. Про его сломанный двигатель, внутри которого по прилету умирало странное инопланетное существо. Благодаря ему корабль и дотянул до дома. Но вот чтобы у Салтыкова были последователи, капитан не слышал.
«Боги разорвали его, — сказал Иванов. — Но нам-то это не грозит, наш двигатель действительно сломан».
— С чем пожаловали, странники? – зашипело из кустов, как только люди ступили в их тень.
— Я капитан Соколов. – Он поклонился и указал кивком на спутника. – А это мой помощник, Иванов.
— Меня зовут Тлуоке, — прошипели в ответ. – Имена других не имеют значения. Что вам нужно?
— Двигатель Точечной Сборки нашего корабля сломан, мы не можем попасть домой. Мы дотянули до вашей планеты на обычном двигателе и просим помощи.
Тьма закопошилась, завыла. Соколов вспомнил жуткие ночные крики и сглотнул подступивший к горлу комок. Он ни на секунду не сомневался в могуществе богов. Теперь не сомневался – после того, как с утра увидел на месте моря вздыбленный холмами горизонт.
— Сломан? – прошелестело в кустах, как только визги поутихли. И на одно бесконечно долгое мгновение Соколов почувствовал, как тьма вторгается в него, затопляет, выворачивает наизнанку… — Ты не врешь, человек.
Капитан не сразу понял, что помощник толкает его в бок. Мотнул головой, сбрасывая с себя оцепенение, и протянул вперед хрустальный шар…

Двигатель Точечной Сборки представлял из себя полевой адаптер. Он скручивал космические корабли в полевую матрицу, мгновенно передавал ее на любые расстояния и разворачивал в нужном месте пространственно-материальным объектом.
— Вы отлично справились, капитан, — сказал за спиной Иванов.
Соколов кивнул, продолжая рассматривать прозрачный пятиметровый куб двигателя. Внутри, словно сердце, билась тьма.
— Почему они сделали это? – спросил капитан.
— Не знаю, — ответил помощник после небольшой паузы. – Возможно, они посчитали, что мы достойны помощи.
— Но какое им вообще дело до человечества?
— Считают нас перспективной цивилизацией?
— Хм…
Несколько минут они стояли молча, рассматривая непостижимое существо, отдавшее свое бессмертие ради их возвращения домой.
Тлуоке больше не разговаривал с ними. Он готовился безропотно умереть, перекраивая большой кусок реальности.
— Или героизм у них… в крови, так сказать, — предположил Иванов.
— То, что они снизошли до нашего языка, совершенно не значит, что они снизошли до наших моральных принципов, — ответил капитан. – Иди на мостик, скоро стартуем.
Иванов отчеканил: «Так точно» и вышел.
А капитан все смотрел на куб и думал, как много вопросов хотел бы задать ночному божеству.
Но что-то подсказывало ему, что спрашивать умирающую тьму так же глупо, как пытаться что-то узнать у мертвой пустоты космоса…