— Влипли мы, кажется, Серый! – Пашка вздохнул и протянул мне пистолет.
— Что такое? – встревоженно спросил я.
— Слышишь? Машина приехала, — мой напарник подошёл к окну, — блин!
Заинтригованный я глянул в окно. Действительно из подъехавшего автомобиля стали выскакивать крепко сложенные люди в костюмах на ходу доставая оружие. Значит по наши души.
— Значит так, — стал руководить Паша, — будь тут, и стреляй на поражение в каждого, кто войдёт сюда, кроме меня конечно. А я пойду, постараюсь к ним в тыл зайти.
— А, — я хотел задать ещё несколько вопросов Паше, но он выбежал из комнаты.
В моей голове мысли закружились калейдоскопом, а главная из них была – зачем я пришёл сюда? Ведь всё начиналось очень хорошо. Я вёл тихую, размерную студенческую жизнь, хорошо учился, по ночным клубам не бодялся, книги читал! И всё меня устраивало! По мнению других, я вёл себя как серая мышь, поэтому и «носил» кличку Серый. Но, видимо таких как я, было немного. Большая часть населения моей страны, ненавидела нашего президента, считал его бандитом, и хотела смены власти. Начались митинги и демонстрации. Выступали все кому не лень – революционеры, экстремисты, шовинисты, феминистки, геи, лесбиянки, даже алкаши. Я старалась быть в стороне от всего этого, но как-то ко мне заявился мой друг детства Паша и сделал предложение, от которого тяжело отказаться:
— Сейчас в городе правит анархия, поэтому пока шум да дело, давай одного богатенького лоха ограбим.
Вообще Павел хороший человек, авантюрист конечно, но зла никому не желает и, если решил кого-то ограбить, значит, этот кто-то сам плохой гражданин. «Лох» оказался лидером одной мелкой политической партии, которая, по слухам, занималась не очень законной деятельностью. Я согласился помочь товарищу, ведь денег много не бывает.
И теперь я один, в доме политика, с пистолетом в руке жду, когда сюда придут и…. Хм, а интересно, что они со мной сделают – сразу убьют или полицию вызовут? А как мне поступить? Стрелять? Но я никогда не убивал людей! Да что там людей – даже на кошек и птиц с рогаткой не охотился!
Ещё меня беспокоило, что куда-то пропал Паша, с каждой секундой я всё больше думал, что он просто кинул меня и убежал.
Вдруг, в дверном проёме возник человек в костюме. От страха я зажмурился, и, не целясь, нажал спусковой крючок. Но выстрела не произошло. «Он что, на предохранителе?», — только успел подумать я, перед тем как меня ударили под дых, вывернули руку и бросили на пол. Глаза я открывать не стал, зачем? Моя дальнейшая судьба и так решена.
Я не виню Пашу, который кинул меня. Виноватых искать вообще глупое занятие, ведь так можно обвинять не человека, а его родителей, ведь если бы не они, то и виновника не было, а родители его, в свою очередь могут своих предков обвинить, а так можно и до Бога дойти, он же людей создал, если верить Библии.
На полу я пролежал минуты две, в комнате ничего не происходило, поэтому я приоткрыл глаза. Рядом со мной стоял мужик, следил, чтобы я глупостей не наделал. Его товарищи, надо полагать, обыскивали дом, который не маленький. На него политик не скупился, а вот на охране сэкономил – просто поставил высокий забор и оставил одного сторожа. Забор оказался фиговый, от него скорее больше искушения перелезть на другую сторону и посмотреть, что там находится, чем реальной пользы. А охранник, увидев пистолет Павла сам сдался, и даже охотно помогал, поэтому мы быстро про него забыли, заперев в полупустом подвале, где не было ничего ценного, вот он и, наверное, позвонил своему работодателю, а тот себя ждать не заставил. Печально всё это.
Вдруг стал слышен разговор двух людей в коридоре. Судя по тому, что голоса приближались, я решил, что они идут ко мне. Я не ошибся и очень удивился, ведь один из вошедших оказался… Паша.
— К-как? —  только и смог, спросить я.
— Можете встать, — сказал вместо моего друга, его собеседник.
— Ну, что, думаю, мы совсем разобрались, так? – спросил Павел у незнакомца.
— Да, свободны, — сказал человек, и, забрав своего товарища ушёл.
— Не испугался тут без меня? – обратился Паша ко мне, однако я его проигнорировал. – Хочешь объяснений? Ладно, не обижайся. Дело в том, что среди людей, вышедших из машины, я увидел одного человек, который не так давно выступал на митинге шовинистов. Поэтому я догадался, что это не охрана политика, а его ненавистники, которым нужны лишь деньги. Вот они и решили совместить приятное с полезным – отобрать лишнее, у того кому, по их мнению, это не принадлежит.
— А сразу сказать об это мне нельзя было?! – выкрикнул я. – Зачем мне нужно было пистолет давать и весь этот цирк устраивать?!
Тут я вспомнил про оружие и стал его искать. «Пропажа» нашлась быстро, но когда я поднял её, то разозлился ещё больше:
— Это что?!
— Пистолет, — сказал напарник, делая невинные глаза.
— Почему у него затвор откинут?! Ты мне не заряженное оружие дал?!
— Да, иначе ты бы убил кого-нибудь, а эти люди не хотят нам зла. Сразу раскрыть тебе все карты я не мог. Пойми – человека делает опыт. В этих делах ты не опытен и можешь наделать много глупостей, которые никому не нужны! А так я всё решил, шовинисты обыщут первый и второй этаж, а мы третий. Да, возможно прибыли получим меньше, но в любом много бы мы не унесли. Видишь, как я всё рассчитал, а ты ещё обижаешься.
— Да, ладно, прощаю я тебя, как ни как ты прав.
Следующие полчаса мы занимались грабежом, изучаю каждый миллиметр третьего этажа. Забрав всё что можно, Паша предложил подождать, пока шовинисты уйдут, а потом проверить нижние этажи – вдруг оппозиционеры что-нибудь не заметили, и ушли. Мы не прогадали, они действительно не заметили сейф с электронным замком.
— Подожди здесь, я пойду из подвала охранника притащу, может он код знает, — сказал Павел.
Чтобы попасть в подвал, нужно было спускаться по лестнице, возле которой находилось большое окно. Проходя мимо него, мой напарник резко остановился и, заглянув туда дрогнувшим голосом спросил:
— Пистолет остался у тебя? Принеси мне его.
Я достал оружие и подошёл к другу.
— А вот теперь мы точно влипли! – Пашка выхватил пистолет из моих рук.
Я глянул в окно. К дому подъехала машина. Это была полиция.

— Влипли мы, кажется, Серый! – Пашка вздохнул и протянул мне пистолет.
    — Но я не хочу никого убивать, – прошептал я.
    — Или ты их, нах, или они нас! – зашипел друг, и всунул в мою вспотевшую ладонь «ПМ», – у тебя просто нет выбора!
    — Так может, попросить забыть? – нерешительно предложил я.
    — Ты не подойдешь к ним настолько близко. Да и не смогут они просто так забыть. Это же деньги, нах! – Пашка поморщился от боли в простреленном плече и злобно сплюнул. Даже при лунном свете в глухом лесу было видно пропитавшуюся сквозь тряпку кровь. Некогда стильная кожаная куртка, за шесть часов бегства от братьев Богушевич, превратилась в грязные лохмотья. Лысая голова была вся в ссадинах и грязи, под голубыми глазами темнели мешки. Хотя я и сам выглядел не лучше: пиджак уже лишился рукавов, брюки покрывала засохшая грязь, а от дорогих туфель осталось лишь название.
    Озлобленные братья неумолимо нагоняли нас в лесу. Можно устроить им засаду на тропинке. А можно и бежать до тех пор, пока не упадем.
    Пашка схватил меня здоровой рукой за пиджак и поволок в кусты:
    — Будем ждать тут. А как пройдут мимо, расстреляй их в спину, нах.
    Я посмотрел в бледное лицо друга, пытаясь, кроме страха, найти хоть толику жалости и сомнения. Но, Пашка уже, видать дошел до состояния, когда плевать на нравственность и мораль.
    Я присел поудобнее в кустах и заранее приготовил пистолет.
    Неожиданно земля под нами поехала куда-то назад и вниз. Не удержавшись на ногах, мы кубарем покатились со склона.
    Когда падение закончилось, я с сомнением проверил себя. На удивление, кости оказались целы, а дюжина синяков не беда.
    — Серега, смотри, свет! – воскликнул Пашка, показывая на виднеющиеся среди деревьев огни фонарных столбов. Я подхватил друга под руку, и мы торопливо пошли в сторону домов.
    ***
    Я услышал приглушенный стук и открыл глаза. В разбитое вчера окно подвала пробивался утренний свет. Ночью временное убежище выглядело мрачной мастерской америкосовского маньяка: какие-то трезубцы-вилы, молотки, грабли, косы, веревки…
    А сегодня утром оказалось, что это обычный деревенский подвал, где заботливый хозяин аккуратно развесил свой инвентарь на прибитые к стене крючки. На полках стояли закатки с разным вареньем и соленьями.
    Я, морщась от боли во всем теле, неторопливо присел и прошептал:
    — Паха, там кто-то шумит наверху.
    Глухой стук сверху повторился снова, я замер, напряженно вслушиваясь в тишину. Вокруг никого не было.
    «Черт! Это же Пашка и шумит».
    Я сорвался с места и побежал к выходу. Мы с другом столкнулись в двери.
    — Блин! Паша, ты что там делал? – переводя дух, спросил я.
    — Подстраховывался, нах, – ответил он, втаскивая в подвал из дома связанного мальчика лет десяти.
    Пацан, на удивление, вел себя смирно, не пытаясь вырваться или кричать. Видать понял, что с кляпом во рту это бесполезно. Да и со связанными бечевкой руками и ногами, далеко не убежишь.
    — Ты совсем сдурел? – воскликнул я.
    — Идиот, это просто заложник. Ничего с ним не будет, за базар отвечаю, – ухмыляясь, ответил Пашка.
    Голубые глаза мальчика спокойно осмотрели нас. Странное поведение для ребенка, скорее подходящее для хладнокровного мужчины.
    — Да зачем нам заложник-то? – недоуменно спросил я.
    — А ты, нах, во двор выглядывал? – сузив глаза, кивнул друг на разбитое окошко подвала, – нас запалили.
    Я подошел к окошку и выглянул наружу.
    — Черт! – воскликнул я, приседая. Во дворе стояли с десяток местных аборигенов. Я аккуратно выглянул вновь. Мужчины и женщины тихо перешептывались и настороженно поглядывали в сторону подвала.
    — Эти уроды знают, что мы тут! Мы с тобой крупно влипли,– возбужденно сказал Пашка. Друг уже усадил пленника возле полок с закатками и привязал к одной из досок, – Выйди к ним, объясни, чтоб не кипишили, иначе пацану кишлак придет.
    — Но мы же не будем…
    — Да ты чё, за отморозка меня держишь. Нет, конечно, – перебил меня Пашка.
    Я неуверенно кивнул и засунул пистолет за пояс, чтоб виднее был.

    Деревенские встретили меня воцарившейся тишиной. Я вышел во двор и вытащил «ПМ».
    — Мы не хотим проблем, – спокойно начал я.
    — А их и не будет, Юра, – сказал какой-то старик.
    Сидящий на скамейке лысый дед с заплетенной в модные среди молодежи дрэды бородой, спокойно смотрел на меня из под кустистых бровей. Старая рубашка в клеточку с короткими рукавами скрывала небольшое пузо, а джинсовые шорты и разбитые сандалии дополняли нехитрый облик.
    — Во-первых, не Юра, – уверенно ответил я, – да и моё имя не имеет по большему счету значения.
    «Почему так ёкнуло в груди, когда этот старый хрыч так меня назвал?»
    — Во-вторых, если здесь будут менты, мы убьем заложника, – закончил я.
    — Эй, Вить, ты же у нас навродь полицейского? Так что давай, иди занимайся дальше своими коридорами, – сказал дед какому-то мужчине лет тридцати.
    — Ну вот, все самое интересное пропущу, – чуть обиженно буркнул «полицейский» и пошел к калитке.
    Я удивленно моргнул.
    «Что здесь за порядки?»
    Толстый лысый мужчина в очках торопливо подошел к старику и что-то возбужденно зашептал ему на ухо.
    — Не переживайте, Савелий Иванович, с Павликом все будет хорошо, – уверенно сказал дед и похлопал его по плечу.
    «А пацан еще и тезка Пашки оказался».
    — Макар, откуда вы знаете? – спросил Савелий Иванович.
    — Вы вспомните, почему привезли сюда племянника, – с улыбкой ответил Макар, – да и местная животина его уже сильно полюбила. Особенно крысы.
    — Так, нам нужна машина, – сказал я, напоминая о себе.
    — Юра, и куда же ты собрался? – ухмыльнулся Макар.
    «Ну вот опять!»
    — Не твое собачье дело! – грубо отрезал я, – Машину.
    Макар кивнул и, подозвав к себе одну из женщин, сказал:
    — Маш, подгони пикап профессора.
    Женщина, взглянув на меня, неторопливо вышла со двора. Макар достал трубку и закурил:
    — Юра, ты считаешь, что если уедешь с этим Пашей в другой город, то проблемы исчезнут? Эти «кредиторы» вас так просто не оставят.
    — Откуда ты?… – ошеломленно спросил я.
    — Ты считаешь его другом, но именно из-за него ты в бегах. Братьям Богушевич нет дела до денег, что вы задолжали. Этот твой «друг» – с отвращением сказал Макар, – изнасиловал шестнадцатилетнюю дочь старшего из братьев. И он об этом не жалеет. Богушевич жаждет вашей крови. Ты можешь сказать, что я лгу тебе, но поверь, я вижу людей насквозь и могу заглянуть в самые тайные уголки сознания. Твой детдомовский приятель настоящая тварь, каких еще поискать.
    Я смахнул градины пота со лба и, убрав ненужный «ПМ», подошел к молчаливым аборигенам. Их конечно много, но рискнуть все же стоит.
    — Слушайте, давайте просто все забудем, и вы разойдетесь по домам. Мы отпустим заложника и уедем из вашей деревни, – с улыбкой сказал я.
    — Нет, ну вы посмотрите на него! – восхищенно воскликнул Макар, разведя руки, – могёт ведь! И главное, получилось бы!
    Я удивленно открыл рот и на всякий случай повторил:
    — Давайте всё забудем и…
    — Не выйдет, – довольно попыхивая трубкой, бесцеремонно перебил меня собеседник, – ты не можешь на нас воздействовать, так-то. Ты никогда не задумывался, почему ничего не помнишь до семи лет? Почему образ матери, словно через мокрое стекло виден? Почему просыпаешься с кошмарами по ночам? Что за кровь в твоих снах?
    — Прекрати! – закричал я, хватаясь за голову.
    — Почему твоя мать тебя бросила?
    — Тебя это не касается! – отчаянно воскликнул я, хватаясь за спасительный пистолет.
    — А ты не думал, что она тебя пыталась оградить от ужаса воспоминаний? – проигнорировав мои слова, продолжил Макар, – Зачем семилетнему ребенку помнить как убивают его мать ради кошелька? Что ей остается делать в последние минуты жизни? У нее был дар, которым она поклялась никогда не пользоваться за пределами нашего Рио Де Жанейро. Но на что не пойдешь ради любимого единственного сына?
    Макар с кряхтением встал со скамейки и неторопливо, без страха, подошел ко мне:
    — Юра, я не знаю, какие силы вернули тебя в родное лоно. Но знай, здесь тебе очень рады. И какой бы ты выбор ни сделал, мы поймем, и мешать не будем.
    Я развернулся и на ватных ногах пошел в подвал. Где-то глубоко внутри всегда теплилась мысль, что если я могу всех просить забывать, то почему я должен быть такой один?
    — Ну что, они согласились? – спросил Пашка, когда я спустился в подвал.
    Заложник спокойно сидел в углу и разглядывал здоровенную крысу у своих ног. Никогда таких не видел. Грызун так же спокойно стоял на задних лапах и, вытянув морду, шевелил усами.
    — Да, согласились, – рассеянно ответил я, – Но, кое-что изменилось.
    Пашка, увидев крысу, схватил серп и попытался достать грызуна. Крыса с врожденной ловкостью увернулась от оружия и юркнула в нору возле пацана.
    — Это из-за того что вы там кричали? – спросил напарник присев на корточки и пытаясь разглядеть убежище крысы.
    — Да, и боюсь, что мои планы изменились, – произнес я.
    Неожиданно из всех дыр в полу полезли крысы. Размером с локоть грызуны бесстрашно выбирались в подвал. Я заметил, что парень спокойно прореагировал на одного из забравшихся на его ноги грызуна.
    — А вот теперь мы точно влипли! – Пашка выхватил пистолет из моих рук.
    — Не мы, а ты, – сказал я и легко выбил оружие из рук бывшего друга.
    — Ты что делаешь? – закричал он.
    — Делаю правильный выбор,  – ответил я и ударил Пашку по лицу. Он без сознания упал на пол. Как я и догадывался, крысы не причинили мне вреда. Я же свой.

Слабый текст. Вменяемого сюжета не увидел, да и был ли он вообще? С запятыми косяк, опять же. Да и не вычитан. 3 из 7.

Лучше соперника. Есть сюжет, вычитано, красиво приглажено. Смутил момент с пацаном: чего он сразу всю местную живность на Серого да Пашку не натравил? А так все хорошо, поэтому 5 из 7.

Рассказ имеющий очень невнятную мораль и весьма нелицеприятных героев — предатель и тряпка. Попытка скрасить весьма грязный поступок героя-друга за высокопарным "набраться опыта" не просто провалена, но вызывает даже нервный смех. А поведение фокального персонажа потрясает аморфностью и бесхребетностью.  Отсюда — глубокое неприятие смысла произведения.
Композиция линейная, без больших погрешностей, но и без изысков.
Герои выписаны без персонификации, представить их по описанию невозможно. Своеобразие героев — их язык, жесты, мимика  — полностью отсутствуют.
Логика сюжета странная. Довольно сложно себе представить описанную ситуацию. В произошедшее не верится. Как не верится в действия героев — как главных, так и второстепенных. С трудом представляю себе так хорошо закончившуюся разборку между "шовинистами" (это хто такие? что за фантастика?) и банальными ворами. Отметелили бы к чёрту и — в лучшем случае — оставили бы отлёживаться в подвальчике в собственных рвотных массах. Ан нет! Они там все очень интеллигентные оказываются! И за пистолет руки не переломали и даже отдали его потом! Просто ангелы! Странно, что после такого герои ещё боятся полиции. Если автор описывает мир, где шовинисты (!!!) могут так ласково обойтись с конкурентами из низшего звена криминального мира, то уж полиция грабителей должна останавливать исключительно грозя пальчиком и обещая нажаловаться на них родителям. В общем — фантастика. 
Но больше всего отвращает от текста его механистичность. Ощущение такое, что пишет человек, который стрелялки-боёвки видел только на экране. В результате -нет у героя ощущений. Только описание событий. Пошёл — пришёл, присел — встал, удивился, получил по морде — пошёл дальше. Например, в момент, когда желудок знакомится с горлом у нормального человека, герой лежит и размышляет на тему закрытых глаз — что ему их открывать не нужно. Это убивает достоверность на корню. Нет ощущений  — нет веры в действия. Отсюда низкое воздействие произведения на читателя.

Сделано чище. Убила кровь "пропитавшаяся сквозь " — шедеврально! Можно пропитать что-то, можно пропитаться насквозь, но не сквозь. Ещё позабавило несоответствие — ночь и хорошо видные мешки под глазами. Дальше ляпсусов на первый взгляд не заметила или не искала.
Композиция линейная, пропорции соблюдены верно, но! Сюжет интригующим становится только где-то ближе к концу — серьёзный минус композиции.
Герои проработаны. Их видно. Речь, правда, не персонифицирована, но артикуляция довольно деятельная, дающая представление о поведении героев при разговоре. Образы стандартные, но они хотя бы есть!
Теперь по сюжету. Несмотря на то, что он интереснее, но фактология страдает у него не меньше. Самый важный вопрос: если герой владеет некими способностями а-ля гипноз, который действует на всех, кроме аборигенов данной деревушки, то — почему эти свойства не применяются на погоне? Почему они не разу не подействовали на друге, хотя с другом герой пытался спорить? Друг — что — тоже из людей Х? Почему способности вообще вылезают как волшебная палочка в самом финале? Почему в начале произведения не развешаны ружья?! Сперва должен был быть момент, где герой вскользь уже апробирует силу, пусть даже толком не зная, что это — Сила. У него, вероятно, не получится. Или получится "не очень". В результате в конце  и понятно будет озарение героя и его принятое решение. Принятие выбора героя смотрится как искренний детский сад. Он мгновенно верит некому деду только на основе того, что тот знает свою версию ситуации. То есть — герой, собственно, не знает своего детдомовского друга? Не верю. В детдоме из ребят вылезает такое, что потом на всю жизнь друг друга знают хорошо.  И — если друг — то это серьёзно. А здесь герой просто ради какой-то мистической сказки вдруг начинает верить в страшное дело, которое совершает друг по версии дедка на завалинке. Автор сам бы повёлся, если я с серьёзной миной буду вещать, что его ближайший друг вчера изнасиловал девушку на улице? Автору хватит, если я приплету к этому мистическую силу, бабу Ягу и страшные сны из детства? Мне бы не хватило. Даже если мне будут говорить реальную правду про меня, без всякой мистики, то в то, что мой друг, которого я знаю почти всю жизнь, совершил что-то, из-за чего я сразу от него отвернусь — я сперва проверю. А герой произведения справляется с внутренним выбором так, не глядя. Что ему жизнь человека? Для меня это превращение было фактологической ошибкой. Поскольку ничем не оправданно, выглядит притянуто. Для того, чтобы смотрелось доказательно, нужно либо писать больше (добавить объём) либо писать лучше.