Есть в Зоне свой, какой-то добрый миг,
Когда на небосводе шаль развесит
Хозяйка ночь. Лишь горизонт на срезе
Земли и неба светом тусклым грезит,
Чтоб новый день на том краю возник.

Вы помните про "байки у костра"?
Наполненные ужасом рассказы,
Когда плюют через плечо три раза,
Мигают звёзды россыпью алмазов,
И тянется беседа до утра...

Такую и застали мы картину:
Собрались у костра два ветерана,
Не спится им сегодня, как ни странно, —
Покоя не дают былые раны,
А может, к непогоде ломит спину.

Гадать не будем, лучше чуть поближе
Подвинемся к огню и будем слушать,
Но тихо, чтоб мгновенья не нарушить.
О дружбе разговор и лютой стуже,
А пламя пусть поленья с треском лижет.

— Ты помнишь, как назвал меня Крутой?
Тогда всё только-только начиналось...
И Зона нас совсем ещё не знала.
А ведь прошло с тех пор уже немало...
— Да-да... Немало. Сколько же? Постой...

Со счёту сбился, видимо, старею.
А звал? Так помню, как же... Вроде, Шуха...
— Ну да, он щедрым был на оплеухи,
Трещал затылок и несло сивухой.
Тогда Крутого не было добрее...

Премудростям учил нас этот дядя.
Он лично клички раздавал отмычкам,
Ссылаясь всё на Зону и привычки,
Что с Нею он на "ты", и звал сестричкой...
Мол, только с ним Она умеет ладить.

Спросил его тогда я откровенно:
"А разве Зоной назван я, как Шуха?"
Крутой в ответ: "Она шепнула в ухо —
Шугается всего отмычка глухо.
За водкой только бегает мгновенно.

Ну, как мгновенно? Пулей или мухой,
Вот потому и Шуха, чуешь, зелень?!"
Но я-то был тогда вполне уверен:
Не из пустот рождается поверье...
И вот теперь полнится Зона слухов.

Как оказалось, он Крутым назвался
По личному, корыстному желанью.
А только чуть прошёл по смертной грани,
Напарника подставил, что был ранен
И жертвой аномалии достался.

А в баре спьяну растрепался слёзно,
Что храбро отбивал у смерти друга,
Тащил упорно, жилы рвал с натугой...
Хозяйка же — коварная на руку,
Во имя правды быть умеет грозной!

— Его напарник на болотах позже
Ко мне приполз. Едва сумел поставить
На ноги парня. Но не смог исправить
Желание о мести... Наша память
Порою бьёт по нервам, словно вожжи...

— Нашёл Крутого он тогда всё в том же баре.
Не за хабар спросил и не за дружбу,
А лишь в глаза взглянул, — как дунул стужей,
И, ухмыльнувшись набежавшей луже,
Единым мигом сгорбил и состарил!

Предателя никто жалеть не стал,
Да и зовут его сейчас иначе,
Но имя это ничего не значит,
О Джагере же до сих пор судачат,
Как помнит про него и млад, и стар.

— Легенд с тех пор немало я слыхал.
Рождают их как искры это пламя
Уста людей. Вот так же было с нами...
— Когда не тлеют жизни, а кострами
Горят во тьме, то непременно память
Прочнее будет самых твёрдых скал!

Замолкли ветераны, только ветер
Тихонько угли обдувал костра.
Он не спешил — хозяйка-ночь щедра:
Теплом одарит, высушит дрова,
Легко усталых путников приветит.

Сверчок едва застрекотал, но враз
Притих и затаился средь бурьяна,
Посовестился гостем стать незванным,
Нарушить ход беседы или планы,
Родившиеся в этот ранний час.

— Ну что, пора... Светает. Время духов
Уходит в ночь. Рад встрече, ёлки-палки!
Сегодня срежу путь я через Свалку...
— Счастливо, Доктор, — молвил Чёрный сталкер,
В простонародье — Рэд, конечно, Шухов.

Над горизонтом заалел восток,
Проснулся день — соперник тихой ночи.
Завыл, залаял, ставя многоточье,
Развеял грёзы снов по Зоне в клочья,
Рождая новые легенды между строк...