— Жор, сколько до конца смены? – втыкая лопату в гору угля, произнёс смуглый мужчина неопределённого возраста, пытаясь размять спину.
— Ещё три с половиной часа. – Тот, кого смуглый назвал Жорой, взглянул из-под патл седых волос на напарника. – Ты, Максим, работай – иначе вся «бригада» без пайка останется. Будешь нам тогда крыс ловить, на все пять ртов.
— Эй, десятый котёл – а ну, бездельники, работать! – за их спинами раздался окрик надсмотрщика и, сразу же, звонкий удар плетью по утоптанному углю.
Второй раза повторять не нужно было, и снова зазвучал грохот осыпающегося угля.
— Чёртовы подхалимы… — Набирая полную лопату тяжёлого угля, еле слышно бормотал Максим. – Готовы, как шавки последние, спать у ног хозяев, дыба самим не махать лопатами в этом чёртовом месте.
Яркий свет ударил по глазам людям, отвыкшим от солнечного света, заставив зажмуриться, когда напарник открыл створку котла.
Свист пара, рёв турбин, лязг механизмов и шуршание осыпающегося угля. И всё это в полумраке, еле освещаемом светильниками, висящими в старых проржавевших крепежах на четырехметровой высоте. Крики надсмотрщиков, вальяжно шагающих между горами угля, отражались от кирпичных стен с обсыпающейся штукатуркой. На балконе, как всегда, стоял этот придурошный глашатай, орущий одно и то же изо дня в день, словно заевшая пластинка:
— Благодарите великого и благородного лорда Граара за то, что он позволил вам, никчёмному сброду, жить! – по ограждённому сеткой балкону шагал двухметровый орк, глядя сверху вниз, на полуголых изнеможенных людей, поддерживающих температуру в котлах. – Вы обязаны ему своими жизнями и, поэтому, работайте в поте лица, чтобы он не жалел о столь великодушном решении.
Под тушей, закованной в толстую стальную броню, дрожал хлипкий балкон, его рёв, исходивший из клыкастой пасти, перекрикивал свист пара, спускаемого несколькими уровнями выше. Его никто не слушал, лишь надсмотрщики, предавшие людской род, а он всё продолжал мерно расхаживать по железному балкону, снова и снова сотрясая воздух одними и теми же фразами. И так изо дня в день, из смены в смену…
— Новые рабы! – пара орков появилась на другом балконе, ведя на цепи двух молодых парней с завязанными глазами.
Сняв цепи, орки бесцеремонно столкнули парней на кучу угля, возвышавшуюся в паре метров под балконом. Убедившись, что валяющиеся внизу рабы не померли от падения на твёрдый уголь, и не сломали шеи, скатываясь вниз, конвоиры исчезли за еле заметной железной дверью.
— Займитесь новенькими. Нечего им прохлаждаться. – Один из надсмотрщиков крикнул Максиму с Жорой, указывая дубинкой на парней.
Те, в свою очередь, уже смогли подняться и снять повязки, и теперь пытались привыкнуть к темноте, царившей здесь большую часть времени. Каторжники подошли к ним, едва надсмотрщик исчез за кучей угля, заметив, что там кто-то халтурит.
— Новенькие? И что с вами теперь делать? – глядя на двух блондинов, измазавшихся в угольной пыли, произнёс Жора.
— Где это мы? – Спросил один из них, что был повыше и шире в плечах.
— Где-где. В аду. И я не шучу. – Ответил ему Максим. – Это подземный комплекс, огромная плавильня. А мы находимся на самом дне этого царства пара и раскалённого металла.
— Ладно, не время сейчас лясы точить. Ты, — Жора указал на высокого парня, — отправляйся к четвёртому котлу, там как раз окочурился Семён пару дней назад, парни не справляются. А ты, — Жора обратился ко второму, худому, — иди к четырнадцатому. Там вам всё объяснят, если захотят.
— Это, как вас зовут-то? – Спохватился Максим. – Я Макс, а этот старик – Георгий.
— Павел. – Представился высокий блондин, протянув руку.
— Михаил. – Произнёс второй, не спеша пожимать протянутую руку Максима.
— Вот и отлично. Когда смена окончится, поговорим ещё. А теперь, живо к своим котлам, не то все плетью отхватим! – видя, как недовольный чем-то надсмотрщик движется в их сторону, Жора развернулся и быстрым шагом направился обратно.
Парни пошли каждый к своему новому месту работы, стараясь не рухнуть на уголь, споткнувшись о невидимый крупный кусок антрацита. Михаил двигался по часовой стрелке, прищурено высматривая железные цифры, приваренные над створками печей. И, безразлично смотря на потных уставших людей, нагребающих уголь, впрочем, как и они на него.
Наконец он нашёл искомую печь. Вопреки его ожиданию, там был лишь один человек. И сейчас он, методично, лопату за лопатой, отправлял в огонь чёрные блестящие куски, казалось, не обращая внимания на то, что происходило за пределами освещённого полукруга вокруг него.
— Эй… Эй! – парень подошёл ближе, чуть повысив голос.
— Не ори. – Не оборачиваясь, каторжник отправил очередную партию угля в топку. – Три тысячи сто семьдесят три.
— Чего? — не поняв, Михаил смутился на миг. – Чего три тысячи?
— Лопат, балбес. – Каторжник развернулся к парню, втыкая своё орудие труда в горку. – Бери свою, коль уж прислали ко мне.
Откуда-то из-под угля каторжник извлёк совковую лопату, и кинул Михаилу.
— Можешь пока посидеть чутка, подготовить мышцу к запредельным нагрузкам. – Каторжник увалился рядом с воткнутой лопатой, подставив левый бок жару.
Наконец Михаилу удалось разглядеть каторжника. Всё лицо было покрыто сажей, волосы отросли до плеч, длинная свалявшаяся чёлка, закрывала глаза, горящие живым огнём. Возраст определить было нельзя, как и внешность, всё было надёжно скрыто сажей и угольной пылью.
— Эй, Блондин — хватит меня сверлить взглядом. – Мысли парня прервал каторжник, щёлкнув перед его лицом пальцами.
— Да я это… — Думая о чём-то своём, Блондин присел рядом, и приветливо протянул руку. – Михаил.
— Двадцать семь семьсот четвёртый. – Каторжник сжал руку Михаила.
— Двадцать чего? А по нормальному как?
— А по нормальному… Человек с этим именем умер в тот день, когда попал в плен, защищая родной город. Так что, у меня остался лишь порядковый номер. Зови меня просто, семьсот четвёртый, как и все. Сам откуда? Как умудрился попасть живьём к клыкастым?
На миг Блондин слегка замешкался с ответом, но семьсот четвёртый воспринял это как больную тему.
— Ну, не хочешь, не говори. – Вставая, произнёс каторжник. — Та-ак, давление в пределах нормы, как и температура. Чутка подбросить угольку. А ну, Блондин, посмотрим, как ты справишься с взвалившейся на тебя ношей. Надо закинуть десятка два лопат полных.
— Почему я? – Отряхивая драные штаны и майку, Блондин смотрел каторжника. — И, как ты узнал за давление и температуру?
— Как-как. Маг я, ясновидящий. – Улыбнувшись, семьсот четвёртый указал рукой на небольшие манометры, торчавшие справа от топки. – Увидел? Теперь и ты — ясновидец. Давай, работай.

«Что за новичка ко мне приставили? Сущий ариец, блин: белые волосы, голубые глаза, и острые скулы, и сам худой, как рельса. Ни капли мышц, блин. Окочурится же через неделю. Откуда такой в Сибири западной, а? Хотя, может и не отсюда, мало ли где бои идут» Думал я, глядя на то, как Блондин, споткнувшись, растянулся на угле.
— Ещё и непривыкший к рабскому труду за пайку. Послал бог напарничка. – Помогая встать горе-помошнику, говорил я сам с собой. – Ладно, следи за манометром. Когда стрелка приблизится к жёлтой отметке, кричи.
— Хорошо. – Потирая ушибленные локти, парень уставился в стекляшку.
Снова верная лопата оказалась в руках, и, тело начало производить доведённые до автоматизма движения. Вдох. Лопата втыкается в уголь. Выдох. Уголь из лопаты отправляется в топку. Снова вдох, выдох, вдох...
— Эй! – Окликнул меня Блондин.
— Чего? Всё что ли? – Не заметив, как два десятка лопат с углём перекочевали в огонь, я опят воткнул лопату и сел рядом.
Паренёк, постояв минуту, уселся напротив меня, опустив взгляд.
— Семьсот четвёртый, можно спросить?
— За расспросы не бьют. Валяй. – Откинувшись на колкий уголь, ответил ему я, выискивая взглядом потолок во мраке.
— Скажи… Почему высокоразвитая цивилизация людей проигрывает в этой войне? – В его голосе звучал неподдельный интерес, и это нельзя было скрыть даже назойливым свистом пара.
— Почему… Трудный вопрос ты задал, не каждый на него ответить сможет слёту. – Я закрыл глаза. – Но твой собеседник может. Всё потому, что на каждого солдата, вооружённого стареньким автоматом, только и умеющего что его собирать-разбирать да топтать плац, приходится сотня двухметровых клыкастых тварей, вооружённых мушкетами а-ля ПТР второй мировой войны, вся жизнь которых – это желание убивать. Вот почему. Их тупо больше.
— ПэТээР? – переспросил Блондин.
— Противотанковое ружжо. Семьдесят лет назад броня у танков была меньше, и можно было бить с крупного винтовочного калибра по уязвимым местам. Это сейчас ракетой бьют, или, как клыкастые, облепят – и хрен что ты сделаешь, только взрывай машину.
— А нам не влетит за то, что мы тут сидим?
— Беспокоишься? Эт прально. Только не переусердствуй с прилежным ублажением желаний «хозяев». Чего там на манометрах?
— Чуть опустилась стрелка.
— Во-от. Пока она у границе с жёлтой отметкой, что на термометре, что у пара – значит всё тип-топ. Нас наказывать не за что.
— Но остальных гоняют за малейшие разговоры.
— Потому что я поддерживаю температуру постоянно. Разгоню эту махину за час, что аж еле дышу, а оптом лишь подбрасываю. А остальные без разгона стараются удержать показатели. Короче, это чисто техническое. Не бери в голову.
— Чего разлеглись? Давно без харчей были? – справа раздался звук шагов и голос, принадлежащий одному из «псов»
— Ты не наезжай на показательного работника. Жалоб из плавильни нет – значит иди дальше. – Нащупывая за пазухой замотанный тряпкой предмет, я поднялся с угля и стал напротив него.
— Чего!? Страх потерял?
Не успел надсмотрщик замахнуться дубинкой, а я уже приставил к его шее острый осколок антрацита.
— Иди своей дорогой. Иначе, сгоришь в печке раньше, чем успеешь это осознать. – Глядя в испуганные поросячьи глаза шептал я. – Ничего ты сейчас не видел, уголь-то я могу вмиг сжечь, а вот тебя-то потом хорошенько выпорют, если в котле метал сплавится в корку.
— Ты когда-нибудь допрыгаешься, семьсот чётвёртый. – Пытаясь идти как можно более твёрдым шагом, надсмотрщик двигался в направлении к следующей качегарке.
— Как ты его… А если он скажет кому? – спросил меня Блондин, стоя рядом.
— И? Всем плевать. Увидишь как-нибудь.
Пока я раскидывал уголь, сгребая ближе к печи, Блондин оглядывался по сторонам, ожидая кого-нибудь. Но, как я и сказал, больше в нашу сторону никто и не смотрел. Наконец, не выдержав молчания, Михаил обратился ко мне.
— Слушай, сколько до конца смены?
— Ну, пол часа где-то. Ща, подожди. – Я вслушался в звуки, царящие здесь. – Ага. Пол часа.
— Как узнал? – любопытный Блондин не прекращал допытываться.
— Как? Вот это уже секрет. Поживёшь тут с моё, научишься.
Блондин тоже попробовал что-то услышать, но быстро бросил эту затею. Вместо этого, он тоже начал сгребать уголь, беря с меня пример. Воткнув очередной раз лопату, он с негромким криком отскочил и плюхнулся на спину.
— Т-там рука! – указывая на уголь, бормотал он. – Рука!
— И? – я подхватил его под локоть и помог подняться.
— Как это – «И»? Откуда здесь человеческая рука? Тем более, твёрдая как камень?! – глядя на моё спокойное лицо, он подошёл ближе к огню. – Это что, предыдущий каторжник? Его засыпало углём, сброшенным с верхних уровней? Или, это шахтёр?
— Нет. Ни разу не угадал. Как думаешь, что это за уголь-то такой, лёгкий и хрупкий? – я достал из-за пазухи кусок антрацита, превращённый мною в подобие заточки. – Вот это – настоящий уголь, каменный, антрацитовый.
Для наглядности я провёл острым концом по лопате, хорошенько надавив, но от угля ни кусочка не откололось.
— И? – блондин смотрел на всё это, не понимая. – Что это должно мне доказать или объяснить?
— А вот это уголь, которым мы топим последний год.
Лопатой я выудил из новообразованного холмика кусочек угля побольше, и отложил в сторону. Под пристальным взглядом Михаила, я плашмя стукнул по углю лопатой, даже не напрягаясь. От удара, кусок с хорошую дыню рассыпался на мелкие осколки, которые я ногой перемолол в пыль.
— Разве это нормальный уголь? Нет. Это искусственно созданное топливо. – Я улыбнулся Блондину, тоже попробовавшему расколоть камушек. – Первое время да, топили запасами того каменного угля, что были неподалёку. Теперь же, с истощением запасов, антрацит всё сильнее разбавляют этой химией.
— И что? При чём тут рука? – тоже размалывая босоногой пяткой псевдоуголь спросил меня Блондин.
— А из чего его делают? – я выждал небольшую паузу. – Из нас.
Михаил дико взглянул на меня, поковырялся пальцем в ухе и переспросил.
— Я не ослышался? – вытирая палец о рубаху он подошёл ближе. – Это твёрдое топливо делается из… людей?
— А ты как думал? Трупов много, скота тоже. Вот клыкастые и готовят из нас псевдоуголь, хотя, как именно я не в курсе. Может они сжигают трупы с чем-нибудь, может заливают… Смысл один. Эти клыкастые свиньи даже после нашей смерти умудряются создать себе выгоду. Они переплавляют наши машины, подбитую технику, оружие и прочий металл в таких вот подземных цехах, изготавливая себе оружие и броню. И мы же помогаем им в этом, разжигая нами же огонь под котлами. Иногда хочется плакать и смеяться со сложившейся ситуации…
Блондин молча слушал меня, потихоньку меняясь в лице. Ну а как он хотел? В сказку думал попасть?
— Иногда на таких вот трупах можно найти более-менее целые боеприпасы или даже оружие, если трупов было много и не все «сублимировались». И вот тогда начинается самое интересное… — бормотал я, осматривая окаменевшую конечность.
Наш разговор прервал громкий свист пара, означавший что смена подошла к концу. Шесть часов отдыха, как я вас ждал…