— В чем дело?— недовольно пробурчал профессор, отрываясь от микроскопа.
В дверях стоял ну очень младший научный сотрудник. Линзы в его глазах причудливо перекосились. Халат был разорван так, что только знающие люди могли определить, что это — халат.
— Кролики вырвались из клеток!— обессиленно прошептал МНС и тихо сполз по косяку на пол.
— Так поймайте!— рявкнул профессор.
— Какой там... это они сейчас всех ловят... а я еще им вчера не ту сыворотку вколол...
— В смысле? – переспросил Иванов, отрываясь от  микроскопа.
— Петр Степанович, понимаете, я забыл ее на своем столе, заработался… – начал пояснять Стенька.
— Ну! – теряя терпение, воскликнул профессор.
Вдали послышались частые глухие удары. Стенька испуганно оглянулся в сторону коридора.
— Быстрее! Надо спрятаться! – отчаянно воскликнул он, закрывая стальную дверь лаборатории.
Петр Степанович схватил за грудки подчиненного и встряхнул его несколько раз:
— А ну, живо рассказывай!
В голубых глазах юноши плескался страх. Всегда аккуратно причесанные рыжие кудри, в беспорядке лежали на голове. Только сильная пощечина вернула юношу из липкого страха.
— Помните, вы сказали, что надо утром вколоть новую сыворотку, – начал Стенька.
— Да, причем сказал несколько раз. Ты же, развисляй, вечно все забываешь, – раздраженно перебил профессор.
— Так я же и вчера забыл! – воскликнул Стенька.
На веснушчатом лице была смесь горя и вины.
Профессор лишь поджал губы:
— Дальше!
— Ну, я положил на свой рабочий стол, чтоб не забыть, и решил закончить отчетный  материал, – продолжил подчиненный, – а про сыворотку вспомнил только вечером. Вот она и испортилась, наверно.
— Странно, – удивился профессор, вытирая платочком вспотевший лоб, – она не могла за несколько часов испортиться.
— Дык я же ее на предметное стеклышко микроскопа положил, часто же в него смотрю, вот и подумал: раз гляну, так и вспомню про сыворотку, – пояснил Стенька.
Где-то внизу послышался отчаянный женский визг.
Профессор прищурился и тут его лицо резко побледнело:
— Твой микроскоп стоит у окна?
— Ну да, света же больше, – ответил Стенька.
— Быстро пошли туда! – с дрожью в голосе приказал Петр Степанович.
— Профессор,  там же эти уроды, – испуганно прошептал подчиненный.
— Я очень надеюсь, что ошибся, но нужно проверить, – прошептал Иванов, – если хочешь, будь здесь. Хотя, они все равно тебя найдут.
Опять послышались частые, глухие удары.
Стенька глубоко вздохнул и согласно кивнул. Оставаться одному было еще страшнее.
— Большие? – прошептал профессор.
— Огромные, с метр, – ответил юноша.
— Ты всех уколол? – спросил Иванов.
Стенька только кивнул.
*
В лаборатории царил погром. Перевернутое оборудование и мебель пребывали в плачевном состоянии. Клетки, стоящие у дальней стены, напоминали мертвых пауков на спине, с раскинутыми лапами-прутьями. Только стол у окна, по какой-то причине оказался нетронутым.
Профессор подбежал к микроскопу и внимательно посмотрел на линзы. Утреннее солнце светило в окуляр. А на предметное стекло падал тот самый красный луч. Когда-то, именно из-за него вылупились чудовищные монстры.
Петр Степанович застонал и, схватив микроскоп, с яростью бросил его об стену:
— Опять! Господи, опять! Тридцать лет прошло и опять!
— Профессор, тише, – попытался успокоить Стенька.
— А ты, сиволап глуподырый,  – совсем не похоже на себя выругался Иванов, отчего Сенька испугался еще сильнее, – что, трудно было поутру ввести сыворотку? Божедурье! У нас теперь двадцать… Двадцать! озверевших кроликов, размером с барана. И не выйдет, как в прошлый раз! Морозы им нипочем, не рептилии же!
— Петр Степанович, что делать? – отчаянно заскулил Стенька.
Профессор дрожащими руками налил в стакан воды из стоящего на столе стеклянного графина, глубоко вздохнул и залпом выпил.
Неожиданно в дверях появился крол. Лысая, метровая махина оскалила пасть. В утреннем свете, сверкнули размером с палец клыки. Когти на передних лапах были обагрены кровью. Под коричневой кожей бугрились мышцы. Крол пригнул голову и уставился на жертв красными, глубоко посаженными глазками.
Стенька испуганно всхлипнул и упал на пол, когда тварь бесшумно метнулась к ним. Профессор схватил со стола колбу с соляной кислотой и кинул в морду стремительно надвигающемуся врагу. Кролик истошно завизжал и заметался, когда сосуд, разбившись, плеснул содержимым по морде.
Петр Степанович, кривясь от пронзительного визга монстра, поднял Стеньку на ноги. Крол прыгнул на профессора, стремясь добраться до его горла. В последний момент Иванов успел выставить руки, удержав тварь. Острые когти монстра оставляли на груди глубокие кровавые полосы.
— Держитесь! – воскликнул Стенька, хватая со стола штатив.
Голова кролика дернулась от тяжелого удара. Монстр завизжал и попытался укусить ударившего его человека. Еще один удар по голове, вырубил тварь.

Стенька откинул тушу и помог подняться коллеге:
— Надо уходить отсюда!
— Нет, – решительно ответил профессор, морщась от царапин, – их надо уничтожить, пока не поздно.
— Пусть этим армия занимается! – предложил коллега.
— Стенька, когда приедет армия, будет уже поздно. Кролики очень быстро размножаются, а эти еще быстрее, поверь мне, – пояснил Иванов.
Юноша остановился и посмотрел на раненого старика:
— Да мы даже не знаем, где они! Давайте, лучше найдем бинты.
— Некогда! Кролики роют норы, так что, поищем в подвале, –  отмахнувшись от коллеги, сказал Иванов.
— Как их уничтожить? У нас даже нет оружия! – воскликнул Стенька.
Петр Степанович устало прислонился к стене:
— У нас есть топливо.
*
Бочки с керосином стояли во дворе. Мужчины с трудом затащили две в здание НИИ и покатили к подвалу, из которого периодически доносились глухие удары.
Стены коридоров и привычные агитационные стенды  в некоторых местах были измазаны кровью. Обрывки одежды и разгромленная мебель говорили об отчаянной борьбе бедолаг перед смертью. Несколько кровавых дорожек вели в подвал.
За очередным поворотом коллеги увидели Мариночку. Девушка лежала в собственной крови, придерживая вываливающиеся из распоротого живота кишки. Сил кричать у нее уже не было.
— Марина! – воскликнул Стенька, подбегая к своей мечте.
Девушка что-то попыталась ему сказать, но из ее прекрасного рта с бульканьем вытекла кровь. 
Стенька сел на пол и положил ее голову себе на колени.
— Мариночка, милая, держись, – начал причитать юноша.
Профессор присел рядом и со вздохом прикрыл глаза умершей только что девушки.
— Идем, надо закончить дело, – сокрушенно прошептал Иванов.
Подчиненный утер слезы и, аккуратно положив голову девушки на пол, медленно встал:
— Я их убью.
— Пошли, еще бочки тащить, – прошептал профессор.
*
— А что произошло тридцать лет назад? – спросил Стенька.
— Мы с профессором Персиковым открыли ящик Пандоры. И только чудом мир выжил, – неохотно пояснил Иванов. А теперь и ты умудрился этот «луч жизни» сделать, еще и сыворотку под него сунул.
— Но я же не специально! – сказал Стенька.
— Я знаю, мой друг, знаю, – похлопав по плечу коллегу, сказал Петр Степанович.
Посреди подвала темнели пять метровых дыр в полу. В центре зияла самая крупная нора, источающая зловонье. Вокруг валялись комья свежей земли. Мужчины кивнули и подкатили бочки к краю. Профессор и Стенька открыли крышки и направили струи керосина в норы.
Вдруг из коридора выскочил тот самый крол. У лысой твари вся морда была в глубоких ранах. На людей уставился один уцелевший глаз. Монстр метнулся на профессора.  Петр Степанович, не раздумывая, кинулся в смертельные объятья врага, увлекая его в самую крупную нору.
— Нет! – закричал Стенька, бросаясь к краю.
— Жги! – раздалось из тьмы.
Стенька дрожащими руками зажег спичку и поднес к крышке бочки. Огонь жадно перекинулся на жидкость и начал стремительно расти. Юноша толкнул бочки в нору.
Вдруг за ногу укусил подкравшийся монстр. Тварь резко дернула жертву и подпрыгнула к горлу. Стенька в последний миг успел схватить врага за шею. Крол истошно завизжал, стремясь ударить человека мощными задними лапами в живот.
Младший сотрудник кинул зверя в зарождающийся пожар в норах.
*
Пламя в НИИ полыхало часов шесть. Пожарные боролись с огнем до последнего. Следов нор и самих тварей никто не нашел.
Обессиленный, с ожогами, Стенька исправно отвечал на вопросы милиционеров. Через неделю его определили в психиатрическое отделение для прохождения лечения. Поседевший мужчина вел себя тихо, только изредка вздрагивал при упоминании о кроликах.
Когда Стенька выписался, то первым делом пошел на позабытую всеми могилу Петра Степановича.

День 2.
— В чем дело?— недовольно пробурчал профессор, отрываясь от микроскопа.
В дверях стоял ну очень младший научный сотрудник. Линзы в его глазах причудливо перекосились. Халат был разорван так, что только знающие люди могли определить, что это — халат.
— Кролики вырвались из клеток!— обессиленно прошептал МНС и тихо сполз по косяку на пол.
— Так поймайте!— рявкнул профессор.
— Какой там... это они сейчас всех ловят... а я еще им вчера не ту сыворотку вколол...
День —30.
— Тут главное напряжение подобрать. – Профессор Сидоров щелкнул тумблером. – Чтоб не разорвало пушистых. Ну да это уже… так что теперь рутина, наблюдать и записывать.
Младший научный сотрудник Васечкин потер глаза, буркнул: «Чертовы линзы» и вытащил из кармана замызганного халата не менее замызганный блокнот. Выглядел он вообще не ахти, и только знающие люди были в курсе, какого большого ума этот высокий, нескладный юноша.
— Здесь депресс-группа. – Профессор указал на клетки слева. – Кормить раз в два дня, поить по минимуму. И разряды тока трижды в сутки. А тут, — махнул направо, — группа счастья. Кормим на убой, что называется, условия самые комфортные.
МНС кивнул, черканул себе в блокнотике, уточнил:
— А что за сыворотки им вкалываем?
— О, это одна из наших разработок. – Профессор поднял вверх указательный палец, словно хотел попрать своим заявлением сами небеса. – Увеличивает продолжительность жизни. Как минимум втрое. Вкалываем для чистоты эксперимента, знаете ли.
День 756.
— Эй, парень, не ешь это, — буркнул кролик справа, белый и пушистый, словно большая новогодняя снежинка. – Это вредно.
— Ешь, это же вкусно! – воскликнул кролик справа, серый, поджарый.
— Не ешь!
— Ешь!
Молодой человек отложил хот-дог на скамейку,  тяжело вздохнул. Мимо пробежало еще несколько кроликов. Зверьки кинули на парня мимолетный взгляд, поняли, что место уже занято, и припустили дальше, в поиске свободных, крайне нуждающихся в советах и нытье ушей.
— Не ешь, ты и так набрал за последние два месяца. И мама тебе говорит, чтоб жрал поменьше.
— Ешь, да наплевать на вес! Жизнь одна! А мама все равно брата твоего больше любит. Да забить на нее!
— Хватит жрать, говорю! Тебе уже бабы не дают! Смотри, животень какую отрастил! Позорище! Когда бегал последний раз-то? Еще и курить начал опять…
Молодой человек поднялся, подошел к дороге, посмотрел налево, направо – так как с детства был воспитан по всем правилам – и бросился под ближайшую, несущуюся на полной скорости машину.
Кролики сидели несколько минут на бордюре, смотрели на собирающуюся толпу. Потом серый буркнул: «Черт!»
А белый ничего не сказал. Он был щепетильным не только в вопросах еды и здоровья, но и речи.
День 407.
— У тебя все получится, давай! – шептал кролик в ухо оператору Андрею. – Тебе очень идут юбки! И голос у тебя потрясающий. Сделай это! Сделай это! Сделай это немедленно!
Андрей шикал на своего советчика, но далеко не отгонял. Второго кролика у Андрея не было, так как он очень плохо переносил критику. И всегда имел при себе пистолет.
Гости в студии сидели, пытаясь различить голос ведущей в назойливом гомоне зверья. Казалось, что стулья покоятся над волнующимся разношерстным морем.
— В огурцы лучше анальгину добавить, — шептал кролик Антонине Ивановне, упитанной пенсионерке.
— Даже не вздумай! – перечил ему второй кролик. – Не надо нам никакой химии!
Антонина Ивановна гладила обоих, периодически благосклонно шептала: «Тише, внучки». И в целом, была даже довольна. Но правый глаз ее иногда предательски подергивался.
— Жалкие людишки! – шипел ушастый Петру. – Никто, кроме нас, запомни! Мы поставим этот мир на колени! Давай, убей их! Убей всех лишних!
— Правитель должен быть добрым, — увещевал второй кролик, преданно заглядывая человеку в глаза.
Петр, худосочный подросток, загадочно улыбался. Он был рад своим советчикам и, в принципе, готов к мировому господству.
— А теперь встречаем нашего гостя, — сказала ведущая, облокотившись на стол. – Валерий… эээ… — И попыталась отнять записи у здоровенного черного кролика.
— Не трожь! – заверещал тот.
Тут же на стол запрыгнул еще один и выдал:
— Ты жирная. И старая. Олег потому он тебя и ушел.
Ведущая уткнулась лицом в ладони и тихо заплакала.
*   *   *
В заброшенном кабинете профессора несколько кроликов с очень грустными глазами сидели вокруг телевизора, смотрели на плачущую ведущую и молча курили…
День 4083.
Солнце поднималось из-за далеких гор, заливало оранжевыми волнами растрескавшуюся почву равнины. Отдельные ростки травы стелились вдоль земли, словно реденькие волосы, зачесанные  по лысине. Бескрайняя тишина затопила все от горизонта до горизонта. И только вечер шумел в  тиши, настойчиво перекатывал давно иссохшие листья, шелестел, словно боялся этого немого одиночества…
День 93.
Профессор Сидоров присел на краешек стола, закурил. Свет в его кабинете был приглушенным, настраивающим на размышления. А поразмышлять было о чем. Например – почему сыворотка, введенная кроликам, привела к мутации и закрепилась на генном уровне? Как переловить всех самцов и вычислить норы самок? Действий военных, пусть и радикальных, было явно не достаточно. И, что самое важное, — как так вышло, что сыворотка подействовала с первого раза?
Дважды к нему заглядывал Васечкин. Совал под нос какие-то записи, отчитывался о проделанной работе.
— Угу, угу, — кивал профессор, не вникая в его слова. Смотрел в красные, воспаленные от линз глаза младшего научного сотрудника и внутренне его проклинал.
Добивая третью подряд сигарету и наслаждаясь крайне редким теперь одиночеством, Сидоров обратил внимание на шорох, доносящийся из дальнего, самого темного угла.
— Кто здесь? – спросил профессор и прищурился.
— Закурить не найдется? – спросили из темноты.
— Найдется. – Сидоров, конечно, испугался, но все же протянул открытую пачку.
Из темноты показался худой черный кролик. Он забрался на стол, сел рядом и закурил предложенную сигарету. Сидоров отметил, что левое ухо у кролика было с белым пятнышком, а глаза – очень грустными.
— Ты кто? – спросил он.
— Можешь звать меня Пушистиком, — ответил кролик, глубоко затягиваясь и пуская задумчивые сизые облачка. – Я не склонен к сентиментальности, но мне нравится ассоциировать свое бытие с этим, так сказать, именем.
— Ты из какой группы? Депресс?
— Нет, — покачал головой кролик.
— Группа счастья?
— Опять же не угадали. Я из контрольной.
— Ах да! – Сидоров потер лоб, припоминая, что в одной из клеток действительно было около десятка контрольных особей. – А что ты здесь делаешь? Почему не ушел?
— Считаю, что это лишено смысла. Мои… хм… друзья по группе скрылись в первый же день, попрятались. Ну а я вот… остался присматривать за местными продуктовыми складами. – Кролик потушил бычок, забавно постучал по нему лапкой. – Но, думаю, они скоро вернутся.
— Зачем? – удивился профессор.
— Скорее почему, — снисходительно хмыкнул Пушистик. – Потому что мир, извиняюсь за выражение, летит к чертям. Приближается к выжженной солнцем пустыне… Попытки спасения не имеют смысла. Можете мне поверить, я все просчитал. Думаю, мои собратья по группе тоже.
В коридоре забегали. Профессор молча наблюдал в щелку под дверью, как мечутся чьи-то тени. Потом долетело: «Держи! Держи!» Кричал Васечкин. Профессор злорадно улыбнулся. Потом обратился к Пушистику:
— Но почему же ты так уверен, что все непременно будет плохо?
Кролик немного помолчал, выпросил еще одну сигарету и сел прямо на хвост, закинув лапу на лапу.
— Тут ведь как… Нет, не то, чтобы вот прям… но есть у меня кое-какие размышления. Если живое существо постоянно гнобить, оно начнет выливать свое недовольство на других. Если держать в слишком хороших условиях, оно опять же будет приставать к окружающим с этим своим счастьем. И только я, как представитель контрольной группы, могу позволить себе абстрагироваться от окружающего мира. Жизнь, в лице сотрудников лаборатории, не баловала меня и не угнетала. А потому личность из меня получилась цельная и самодостаточная. Ваша сыворотка, введенная нам, как понимаю, по ошибке, привела к резкой активизации работы головного мозга. Вот тут ящичек Пандоры и открылся, вот здесь Армагеддон и позвонил в дверь. Дело в том, что каждой разумной расой движет какой-то инстинкт. Нет, инстинктов, конечно, много, но основной – один. У вас, людей, это любовь к себе, жажда власти, самоутверждения. Благодаря этому инстинкту вы строите города – чтобы себя, любимого, защитить. Вы создали машины – чтобы на своих, любимых, поменьше передвигаться. Ну а наш инстинкт…
Профессор хмыкнул.
— Вот-вот, — грустно вздохнул кролик. – И заметьте, поумнев, мы начинаем трахать еще и мозги…
— А ты? Ты же отличаешься от других?
— Просто я не нуждаюсь в окружающих, я самодостаточен, помните? А потому трахаю мозги исключительно себе. Оттого и умный такой.
— Мда… — протянул профессор. И подумал, что неплохо было бы выпить.
— Мда… — подтвердил Пушистик. – А теперь представьте, что будет через год, два, три… Масса разумных, приставучих кроликов. Которые не только достают тебя советами и своей неудовлетворенностью, но еще и постоянно размножаются. И жрут. Человечество будет сломлено  года через два-три. А они все жрут и жрут. И их все больше…
— Это… — Но нужного слова Сидоров не подобрал.
Пушистик вытянул свои кроличьи губы и выдал крайне некрасивый, но очень точно описывающий ситуацию звук.
— Мне кажется, — сказал он, затушив второй окурок и так же забавно постучав по нему лапкой, — что самым лучшим – в плане развития как личности, так и цивилизации – был бы инстинкт поиска и познания истины. Я даже думаю иногда, что им владели динозавры. Стояли, щепали травку, другие гонялись за собратьями. А внутри у каждого кипела духовная работа. Возможно, и метеорита никакого не было. Просто однажды они все остановились, побросали свои дела, подняли головы и сказали: «О!» И вымерли, естественно закончив свой цикл.
— Интересная идея, — покивал головой профессор.
— Дааа… — протянул кролик. – Не в те времена мы живем. И не тем занимаемся…
По комнате клубились сизые облака, за дверью иногда еще бегали, младший научный сотрудник даже упал, громко выругавшись. Это падение порадовало и немного удовлетворило профессора. Он все думал, какого лешего взял на работу этого недотепу. А еще – что пробирки с сыворотками надо было маркировать получше…
День 1.
Младший научный сотрудник Васечкин зашел в лабораторию, поставил на стол палетку с пробирками, махнул рукой в сторону клеток.
— Привет, зверье!
Один из кроликов – черный, с белым пятнышком на левом ухе – поднял мордочку. Он монотонно жевал оставшуюся еще с обеда траву и думал о динозаврах. Почему он о них думал, да и кто это вообще, кролик не знал. Но мысли были приятными, хоть и немного тревожными.
Васечкин звякнул пробирками. И черному кролику с белым пятнышком на ухе показалось, что звяканье это не предвещает ничего хорошего…