Я стоял около зеркала. Единственным источником света служила почти догоревшая свечка – коммунальщики давным-давно отключили услуги за неуплату. Случилось это из-за того, что отец пропивал все деньги. Поэтому, приходилось довольствоваться тем, что было под рукой. Отражения я почти не видел, лишь слабые очертания вновь заплаканного из-за горя – хотя нет, обиды! – лица, и белой кафельной плитки на стене позади.
Отец вновь пришел пьяный. Я не помню, когда он в последний раз был трезв. Сегодня под раздачу попала мать – она пыталась защитить меня. Отец взбесился… Стало страшно смотреть на лицо мамы… кровоподтеки и синяки на лице, ссадины и шрамы по всему телу… Он бил ее руками, а когда она обессилено упала на полу, уже не имея возможности защищаться, продолжил пинать ногами.
Завтра он опять будет извиняться. Как и всегда, в принципе. Будет говорить, что не хотел, что был не в себе и что очень любит нас обоих, меня и мамочку. Утешит, погладит по голове, поцелует нежно, как делал это ранее. А потом снова напьется, и все пойдет по старому, уже известному сценарию.
Как же мне жалко мамочку… Как она до сих пор может жить с этим тираном, который не ставит ни ее, ни меня ни в какие рамки? Ну и что, что он мой отец? Отец должен проявлять чувства к родным. А от этого черствого куска дерьма я не получаю ничего, кроме оплеух и ударов кулаками – и то, если повезет и он не схватится за табурет, которым частенько бьет меня, а недавно и вовсе забил нашу собаку насмерть.
Отец давно уснул пьяным сном, и я бы подумал, что его нет, но из зала доносился громкий, раздражительный храп. Я продолжал тихонько плакать перед зеркалом, пытаясь не думать о том, что где-то в другой комнате лежит и мучается от боли мать – ее стоны были отчетливо слышны даже сквозь храп.
Эх! Если бы я только мог что-нибудь сделать! А что я могу, мне ведь всего-то пятнадцать лет?! Против отца не попрешь, как бы сильно его ты его ненавидел… Если бы только дедушка был жив… он бы вступился за нас… он бы поставил этого урода на место…
Я вздрогнул от того, что по спине пробежали мурашки. Показалось, будто в комнате стало холодно и сыро. Продолжало холодать. Тело затряслось так, будто оказалось на сорокаградусном морозе в одних трусах. Я тяжело выдохнул и увидел, как горячий воздух, выходящий из легких, превращается в белый пар. Зеркало практически мгновенно заволокло снежным узором. Но ведь на дворе лето! Как такое возможно?! Что за чертовщина происходит?
Все это меня испугало не на шутку. Не знаю зачем – рука сама потянулась — я решил очистить зеркало, но как только первый иней растаял под теплом моей ладони, в отражении, на фоне белой плитки, появилось лицо. Старик с седой бородой, большим носом, густыми бровями, и мешками под глазами, из-за чего самих глаз не было видно. Зато я узнал его! Это был дедушка Гриша! Но как?! Он ведь давно умер!
Я рефлекторно развернулся и, увидев прямо перед собой полупрозрачное тело, хотел заорать, но дух мой захватило от страха, и крик застрял комом в горле. Спустя мгновение прозрачное тело вошло в меня. Черт! Как же это было больно! Руки онемели, как и ноги. Я не мог ничем пошевелить, лишь зрение еще работало, но это было еще хуже. Ноги сами по себе пошагали куда-то. Но когда тело, выйдя из ванной, повернуло направо, стало понятно, что оно идет в зал.
Как я ни старался, не смог побороть то, что управляло мной. Страх, по-видимому, делал призрака только сильнее. Хотелось закричать, но, опять же, это было невозможно. Заплакать тоже не смог.
Тело мое остановилось перед валяющимся на диване отцом. В неестественной позе он лежал, упершись мордой в подушку, и храпел. Рядом с облезлым диваном стоял табурет, на котором еще остался след крови убитой собаки, а на самом табурете стояла стеклянная пепельница с тлеющим окурком.
Так, смотря на отца, мое тело простояло минут сорок, может больше. Ноги ужасно затекли, руки стали ватными, кости ломило от постоянной неподвижности – позвоночник, казалось, сплюснулся.
Отец отчего-то резко дернулся – видать, что-то приснилось, — и мгновенно сменил позу – теперь он лежал, положив затылок на подушку. Проснулся он в холодном поту, при этом вздрогнув, даже чуть не прикрикнул. Но, увидев меня, вздохнул облегченно и сказал хриплым прокуренным голосом:
— Андрей, иди спать. – Она отмахнулся и повернул голову к спинке дивана, чтобы не видеть меня.
Губы мои сами по себе разомкнулись, и из уст стали медленно вылетать слова. Голос был не мой, а какого-то старика. Это был голос дедушки:
— Я тебе говорил, — медленно протягивали мои губы, — что если ты тронешь мою дочь, я тебя убью.
Рука потянулась к табуретке и взяла стеклянную пепельницу.
Отец, прикрикнув, вскочил с дивана, но первый же удар пепельницей пришелся ему в висок, и он замертво повалился на подушку, которая начала медленно впитывать в себя кровь.
Мое тело вздрогнуло и неожиданно приобрело легкость. Окровавленная пепельница вывалилась из ладони и упала на прожженный окурками красный ковер, следом рухнул и я. Взгляд устремился в потолок, и прежде, чем потерять сознание, я увидел, как надо мной склонилась прозрачная фигура старика. Это был мое дед. Дедушка Гриша… это был он… я уверен…
Глаза медленно застелила черная пелена. Больше я ничего не помнил…

Шаман держал в руке мешочек с красным порошком.
Слышен бой волн о прибрежные скалы. Мелкая водяная взвесь постепенно оседала на неотёсанные глыбы.
Двумя пальцами щепотью, шаман вырисовывал круг с помощью красного порошка.
Глаза человека закатились, он начал монотонно гудеть, взывая к духам воительных предков.
Ветер, будто внимая звукам шамана, протяжно завыл среди скал.
Вскоре рисованный круг замкнулся. Человек начал расставлять горящие лучинки.
В центре округлой плоскости образовалось некое подобие креста.
Шаман начал монотонно взывать, раскачиваясь из стороны в сторону.
-О, духи предков, придите по моему зову, — человек вдруг замолчал, но через несколько секунд продолжил. — Внемли моим словам душа война. Придите и осветите голову мою своими знаниями.
Тучи в небе резко принялись сгущаться. Свинцовые облака в любую минуту могли разразиться грозой и ледяным ливнем.
Засверкало. Молнии на мгновение осветили небосвод.
В воздухе стали формироваться энергетические сгустки — духи. Они появлялись из неоткуда.
-О, воительные духи, придите ко мне. Я заклинаю вас, — шаман продолжил взывать.
Небо приобрело красноватый оттенок. Ветер усилился. Волны всё сильнее врезались в берег. Молнии сверкали одна за другой. Стало светло, как днём. Воздух, словно стал плотнее.
И появилось ещё три энергетических сгустка.
Канонаду бушующей стихии, прервал громогласный звук одного из духов.
-Мы пришли по твоему зову. Ты немногий, кто отважился вообще потревожить нас. Я много чего повидал на земле, ты не из рода Усопших. У тебя нет права связываться с нами древним способом. — Голос энергетического сгустка казался немного шепелявым, и чем то напоминал змеиный.
Шаман резко отступил на несколько шагов от духа и заговорил чуть тише:
-Мне нужны знания. Ваши умения.
-А немного на тебя одного?! Наших знаний никто не достоин. А эра Усопших прошла несколько тысячелетий назад. Обретя астральное тело, мы много чего нового узнали. Человечество отстаёт от наших знаний на эры.
-На меня хватит! Я узнаю всё. — Шаман горделиво поднял голову.
Гроза утихла, ветер чуть сбавил обороты.
Дух засмеялся, да так сильно, что казалось закачался серый небосвод.
-Ты думаешь, что наши знания для одного тебя?! Ошибаешься! Ты лишь шаман, посланник людей к духу. Тебе нет равных в племени, но тебя попросту не хватит на все умения наших душ.
-Я смогу. — Человек отступил в сторону скал.
-Ты жалкое подобие величия, показал своё нутро, и достоин лишь наказания! — Сказав это, дух стал хохотать пуще прежнего.
И разверзлось небо яркими молниями. Волны стали омывать всё сильнее сушу. Ветер закружил в своём смерче шамана и перед человеком всплыл энергетический сгусток.
-Теперь твоему роду нет покоя, один из твоих близких будет обречён всегда на войну с врагом и душой внутри себя.
Шквалистый ветер утих. Дух мелким зелёным порошком осел на землю.
Другие сгустки, которые только наблюдали, попросту истлели.
Бездыханное тело шамана упало на землю. На лице человека застыла ужасная гримаса. Красный круг мгновенно исчез, а лучинки потухли.
•••••500 лет спустя•••••
Кинжал втыкался в мягкую плоть. Кровь обагрила лицо война. Он выдернул из врага оружие.
Лязг мечей, стук щитов, душераздирающие стоны. Всё слилось воедино на поле боя.
Воин подскочил к следующему врагу, занёс над головой его меч. Противник извернулся и поставил блок своим кинжалом. Два лезвия встретились.
Люди начали смертельную пляску.
Воин чувствовал, как в нём кипит кровь. Он рубился на смерть, не давая врагу ни единого шанса. В человеке проснулся берсерк, кровожадный и беспощадный. На его счету тысячи погубленных жизней. Душегубу ни кто не мог помешать. Воин осознавал, что в его теле, заточён дух предков. Человека тянуло всё больше убивать.
Тяжело давалось понимание, что в бренном теле его, заточены великие души погибших воителей. Чувствовать это означало, жить с духом. Было необъяснимо хорошо. Все умения и знания великих, перешли именно к нему. Странно... Воин не помнил своей прошлой жизни. Казалось всё начинается по замкнутому кругу. Существование это лишь игра... Калейдоскоп под каким углом повернёшь, такова и будет картинка. Так же и жизнь!? Мммм...
Войн на миг задумался. А вдруг это всего лишь сон, игра или это правда??? Человеку стало немыслимо страшно, обидно, хорошо и ужасно смешно. Адский коктейль смешался чувствами в войне, который обречён на войну с врагом и душой внутри себя...
Странно ощущать, просто нереальные познания в области войн. Так почему же духи вселились именно в него? С чего началась первая жизнь война?..
Враг рубанул мечом, чиркнув краем оружия по кольчуге. Броня сдержала удар.
Воин ткнул кинжалом вперёд. Враг парировал удар за ударом. В это время человеку удалось подметить слабые стороны противника: тот слишком быстро двигается при этом потеряв бдительность.
Воин всё рассчитав начал наступать. Враг под натиском отступал к обвалу бастиона.
Взмах меча, парирование удара, лязг крепкой кольчуги, кровь...
Раненный противник, отступил назад, но не заметив обвала свалился в чёрную пучину моря.
Воин восторженно воскликнул, ему много пригодилось от духов, в развитии военного дела и совершенствования.
Он настоящий берсерк, готовый убивать и днём и ночью. В нём дух воителей...

"Допрос с пристрастием длился часами, а порой и днями. Начинался он с использования тисков, специальных металлических приспособлений, в которых обвиняемому постепенно сжимали пальцы, вначале поодиночке, а затем все вместе. Если обвиняемый выдерживал эту простейшую пытку, палач надевал на него «испанский сапог» — гнутую металлическую пластину или колодку, которая от вопроса к вопросу все туже затягивалась под голенью. Тому, кто продолжал настаивать на своей невиновности, связывали руки и вздергивали на дыбе — способ, который мог быть ужесточен подвешиванием к телу обвиняемого различных грузов. Не менее мучительным было насильственное растягивание тела с помощью веревочных лебедок — так называемая «растяжка»."

Дмитрий снял очки и протер глаза, уставшие от долгой работы за компьютером. На экране монитора отображался сайт "Арт Планета". В нем парень искал — и нашел — инофрмацию о ведьмах, пытки, проводившееся инквизиторами над людьми обвиненными в колдовстве, и методы казни. Диму давно интересовало все необычное, неподдающееся объяснению. Ведьмы были одной из излюбленныхтем парня. Протерев очки о край майки, Дима надел их и продолжил чтение, с удовольствием поглощая новую для него информацию. Что-то он знал, что-то прочитал в Интернете, но все равно этого было мало, что бы утолить информационный голод.
Дверь в комнату парня, скрипнув несмазанными петлями, открылась. Дима обернулся на звук: на пороге стояла седовласая женщина средних лет, одетая в лохмотья из мешковины. Лицо ее было красиво, без морщин и складок. Парень обомлел. Миг, и женщина оказалась рядом. Еще миг, и парень упал на пол без сознания. В голове пронеслось: "Я покажу тебе то, что ты хочешь увидеть. Я покажу тебе смерть!"
***
Дима очнулся на холодном бетонном полу, никак не походившем на теплый паркет его квартиры. Встав и отряхнувшись, он огляделся: небольшое квадратное помещение, с решетчатым окном под потолком, через которое слабо пробивается дневной свет, железная дверь в другом конце комнаты, стол с грубо сколоченными табуретами. У стены стоят некие устройства, о преднахначении которых парень не помнил, но фото где-то видел. И тут его осенило: это же устройства для пыток! Он в пыточной камере! Вот "колесо дробления", со множеством шипов снаружи, вот "дыба" для растягивания жертвы и причинения ей адской боли. Дальше — "гарорта", "шейные ловушки" и еще много чего "полезного" для инквизитора.
— Ты увидишь все! — услышал парень и подпрыгнул от неожиданносити. Обернулся: рядом никого не было. — Не пытайся меня узреть ибо я в тебе. Сознание ведьмы в сознании мальчишки.
— К-кто ты? — робко спросил парень заикаясь от страха.
— Я та, о ком ты так хочешь знать. Я ведьма. И вдобавок ко всему этому, твоя давно умершая родственница, повешенная и потом утопленная за колдовство.
Дима побледнел, ноги стали ватными.
— Не бойся меня, — продолжил приятный женский голос, — я не причиню тебе зла. Смотри.
Дверь, которую минутой ранее увидел парень открылась и пятеро людей — трое молодых, и двое постарше — буквально втащили в комнату избитую женщину, закованную в цепи.
— Узнаешь меня?
Дима ничего не ответил, завороженно глядя на то, как двое парней приковывают руки и ноги женщины к "дыбе". Один встал возле колеса, соедененного с пыточным устройством цепью, а двое, те, кто постарше, достали пергамент, чернильницы и перья. Уселись за стол.
— Итак Эмилия, признаетесь ли вы в колдовстве и связи, — говорящий сделал паузу, — с Дьявлом?
Женщина молчала. Диме казалось, что она без сознания. И тут он понял, что стоит в центре комнаты, прямо у всех на виду.
— Почему... — начал говорить парень, но его перебили.
— Тебя здесь нет, лишь сознание твое в этом мире. Поэтому ты и незрим.
Человек, стоящий у колеса, взялся за ручку и начал крутить ее, приводя его в движение.
— Эмилия! Признаетесь ли вы в сделке с Дьяволом и колдовстве?! — спустя минуту, почти крича, вопросил тот же человек.
Эмилия подняла голову и посмотрела в глаза говорящему. Тихо произнесла: — Ты будешь гореть в Аду. Вы все сгорите в адском пламени.
"Дыба" начала растягиваться. Сначала медленно, потом все быстрее. Дима стоял, не смея шевельнуть и пальцем. Его сознание отказывалось верить в происходящее. "Это все сон. Просто страшный сон" — думал парень. — "Вот сейчас ущипну себя, и все закончится". Но ничего не произошло: парень все так же стоял посреди пыточной камеры раскрыв рот от страха и удивления. Женщина закричала. Громко, пронзительно. Звуки, словно ножи, вспарывали барабанные перепонки.
— Записывайте, — произнес инквизитор, повернувшись к пожилым людям, сидящим за столом, — виновна по всем пунктам. Приговор: повешение и дальнейшее утопление. — вынеся вердикт, человек быстрым шагом покинул помещение.
— Мне было больно. Очень больно! Я кричала, а они вели светские беседы, обсуждая, кто станет королем после смерти Генриха IV. — тихо произнесла ведьма. — Они не достойны жизни.
Когда у женщины, лежащей на "дыбе", лопнул один из мускулов на правой руке, вытянувшейся сантиметров на двадцать,, ее крик перешел в хрип и она потеряла сознание.
— Пойдем отсюда. Не хочу это видеть. — произнесла ведьма и у Димы перед глазами все закружидлось, побелело. Он канул в небытие.
***
Очнулся парень, стоя у огромных каменных ворот, из которых выходила вымощенная камнем дорога, ведущая к мосту через реку. По ней шли люди. Много людей. В основном бедняки, одетые в сандалии и штаны из мешковины или другого тряпья. На мосту, в длинной рясе, держа в руках толстую засаленную книгу стоял священник. За ним находилась большая телега, из которой торчала голова, что-то говоря священнику.
Дима обернулся: прямо за ним стоял человек облаченный в доспехи, с обнаженным мечом в правой руке и со щитом в левой.
— Где мы?
Голос в голове незамедлительно ответил: — В Англии, году 1486. И меня ведут на казнь. Посмотри левее.
Парень перевел взгляд с рыцаря на дорогу и увидел ту самую женщину, которую минуту (час? день?) назад пытали. Ее тянули за руки двое пажей, а рыцари, так же с обнаженными мечами, двигались чуть позади. В ведьму полетели камни, палки, песок. Толпа загалдела, что-то выкрикивая. Что именно, парень разобрать не смог, так как английским владел плохо.
Люди все прибывали. Их становилось больше и больше. Кто пешком, кто верхом на лошадях. Что бы не оказаться в самом конце людского потока, Дима пошел вперед. Вдруг на него начал заваливаться пьяный толстяк. Парень растерялся и всесто того, чтобы отпрыгнуть в сторону, машинально закрылся руками и приготовился к удару об землю. Но удара не последовало: толстяк, "пройдя" сквозь парня с криком грохнулся на камни, вопя по английски. Тут же, гремя доспехами, подбежали стражники и уволокли пьяницу прочь.
Тем временем женщину притащили к центру моста, набросив и затянув петлю на шее. Другой конец веревки привязали к колесу телеги. Толпа опять заголосила. Священник, стоявший в стороне от ведьмы, начал зачитывать непонятные Диме слова , время от времени делая пафосные пасы руками. Женщина, скованная цепями, стояла поддерживаемая двумя пажами, которые вели ее к месту казни. Спустя несколько минут священник закончил, дав слово одному из рыцарей. Тот был краток: сказав лишь одно слово, взмахнул рукой. Пажи взяли женщину за ноги и перекинули за бордюр моста. Веревка натянулась, послышался хрип, и хруст ломающихся позвонков.
— Они горят в Аду. — сказала ведьма.
Дима сглотнул в раз погустевшую слюну. Закрыл глаза.
***
Когда он их открыл, то лежал на полу у себя дома. Дверь в комнате была открыта, но рядом никого не было. Парень пошевелил головой — тихо...
Дима встал, ничего не понимая. Посмотрел на часы: без пяти семь. Значит, его не было около пяти минут. Отряхнувшись, парень уселся в кресло, массируя виски. "Что это было" — спрашивал он сам себя. — "Что это? Может, видение? Галлюцинация?" Не найдя ответа, Дима встал и открыл окно: приятный теплый ветерок подул в лицо. Стало чуть легче. Вдруг он услышал, как что-то упало. Резко развернувшись, парень заметил на полу пергамент, свернутый в трубочку. Так делали в древности, когда отсылали письма с посыльным. Медленно подойдя к рукописи, Дима с осторожностью поднял ее, развернул. На небольшом кусочке пергамента были нацарапаны, но все равно хорошо различимы, слова:
"Я показала тебе настоящую смерть. Пытки, мучения, страх, боль. Теперь ты просвещен. Ты увидел то, что не довелось увидеть никому из ныне живущих. Храни эту тайну, иначе тебя настигнет проклятье ведьмы". В уголке стояла подпись: "Эмилия Всевида".