— Снимите эту чертову рубаху,— он посопел и выдавил через силу,— пожалуйста.
Я улыбнулся:
— А вы тут же приметесь душить меня, как это вышло с моим предшественником?
— Он нагло ржал над каждым моим словом. Вам бы такое тоже не понравилось.
Я прошелся по кабинету, сел в кресло.
— Думаю, нам так будет намного спокойнее. Мне, то есть.
— Снимите, а? нос ужасно чешется. Не могу дотянуться им до плеча. Обещаю, что буду вести себя хорошо!— прорычал он и снова выдавил волшебное слово,— пожалуйста, док!
Я задумался, потом вызвал охрану, кивнул им:
— Снимите смирительную рубашку. И зафиксируйте моего собеседника. На всякий случай.
Медицинские братья синхронно пожали могучими плечами, стянули рубашку с пациента. Потом прицепили его ноги наручниками к ножкам стула, привинченного к полу. И вышли, оставив меня наедине с этим жутковатым чудиком.
О боже! Как он сладостно стонал, расчесывая череп, усыпанный густыми свалявшимися жесткими кудряшками!
— Четыре дня со связанными руками,— объяснил он, продолжая чесаться.— Черт, легче потерять под паровым трамваем ногу, чем выдержать такое. Эх, док! Сейчас бы еще трубочку, да стаканчик «Бурбона»! чтобы в нем льдинки стукались о стекло и растворялись на глазах…
— Да вы, батенька, сибарит!— я весело и необидно рассмеялся.— Нет уж, давайте оставим удовольствия для какого-нибудь следующего раза. Вы готовы отвечать на вопросы?
— Так точно, сэр!— рявкнул он, тоже улыбнувшись.
Надо признать, нервы у пациента железные.
— Ваше имя?
— Дик Брейди. Если что – ни разу не сэр, не пэр, вообще не лорд. Рожден чуть больше сорока лет назад в одном из самых мерзких районов Манчестера.
— Чуть больше сорока?— сощурился я.
— Так ведь никаких бумаг не осталось. Может – чуть меньше. Сам я начал считать годы только после службы в армии, куда меня загребли, тем самым спасши от каторги.
— Ладно, напишем для краткости ровно сорок. Ну, мистер Брейди – что вы сами думаете о произошедшем с вами?
— Ничего. Черт возьми, совсем ничего! Не скрою, за свою жизнь я нахватался всякого опыта, но такого не припомню ни в одном самом пьяном рассказе ни одного случайного собутыльника. Мне не с чем сравнивать. Может, вы подскажете, док?— он вытаращил свои поросячьи глазки, видимо, надеясь этим меня соблазнить. Н-да, явно не мой идеал красоты.
— Так ведь и мне пока еще ничего не понятно,— вздохнул я. Нажал на клавишу компьютера, активировав проектор.— Смотрите, вас задержали вот здесь,— я ткнул авторучкой в проекцию карты страны,— перед этим вы умудрились ухлопать, как сами выразились, троих случайных граждан. И сидеть бы вам до суда в полицейском участке, а не в нашей больнице, если бы не ваш сбивчивый рассказ об истории вашего здесь появления.
Я оглянулся, так как пауза в диалоге затянулась. Дик Брейди сидел с отваленной до колен челюстью, разглядывая карту.
— Дьявол меня раздери!— сказал он, наконец, вернув челюсть на место.— Вы хотите сказать, что это настоящая карта западного Уэльса?!
— Абсолютно настоящая. Видите цифры внизу? Это значит, что ее обновили с помощью спутника сегодня утром.
— А где на ней острова Гэйлси? Где остров святой Катарины напротив выхода из Ливерпуля?! Откуда столько мелких городишек вокруг Кардиффа?!
— Вы разбираетесь в картах?
— Пять лет службы в королевском флоте, семь лет помощником шкипера на «Счастливой русалке», сэр… научился читать, было время.
— Давайте оставим более сложные вопросы, так сказать, на сладкое,— предложил я.— Поведайте лучше свою блестящую биографию.
— Блестящего в ней были, разве что, засаленные локти моего макинтоша,— проворчал он, продолжая изучать карту и качая время от времени головой.— Можно, про детство пропущу? Там только одни драки, раннее пьянство и пара любвеобильных тетушек.
— Не вопрос,— согласился я.
— Королевский флот тоже, ладно? Всего два дня в памяти и отложились – первый, когда в толпе новобранцев загнали на фрегат, и последний, когда пинком отблагодарили за службу. В боях не участвовал, шлялись большую часть службы в Индийском океане. Короче, нечего вспоминать.
— Снимаем и эту тему,— я рассмеялся.
Дик Брейди рассеянно улыбнулся и продолжил:
— Собственно, «Счастливую русалку» тоже можно исключить из разговора. Не такой уж она оказалась счастливой.
— Что так?
— В одну не очень прекрасную ночь обходили таможню в Ливерпуле. Ну, знаете, как это делается – товар лежит в одном доке, корыто стоит совсем у другого причала. А в одно чудесное мгновение они словно по волшебству встречаются в третьем месте. И тут главное – смыться, пока таможня не накрыла. Обычное дело, все в доле, включая таможню, кстати.
— Контрабанда?
— Ну…— пациент поморщил лицо, подбирая нужную гримасу.— В общем, она самая. Короче, вышли из порта и на траверзе острова святой Катьки – которого на вашей карте, кстати, нет!— на полном ходу врезались в имперский броненосец. Наше корыто затонуло мгновенно. Повезло, что я вышел на палубу проветриться.
— Броненосец?
— Ага. Стоял, сволочь, без ходовых огней. Мало того, что ночь, так еще и копоти от него миль на пять во все стороны. Вот кэп и прозевал…
— Имперский броненосец…— я сделал пометку в планшете,— интересно…
Пациент вздохнул, отпил пару глотков воды из железной кружки, прикрепленной к столу массивной цепью:
— Троих всего и выловили. Пересчитали нас, потом пересчитали нам – зубы, ребра. И с первой оказией отправили почтовым баркасом обратно в Ливерпуль.
— И тогда вы…
— А что было еще делать?— пожал он плечами.— Снова на очередное корыто наниматься? Нет уж, спасибо, накупался во всех морях и океанах. Вот я и пошел, забрал все сбережения из ливерпульского банка, купил билет и отправился в Америку.
— На самолете?— уточнил я. Не из любопытства – именно отсюда в показаниях Брейди начинались самые большие странности.
— Самолет?— Брейди презрительно сморщился.— Да ему тысяча тонн угля понадобится, чтобы перелететь океан. Нет, конечно. Трансатлантический дирижабль – быстро, комфортно, надежно. Всего пять суток полета – и я уже блевал остатками сэндвичей в Онтарио. Нет, я моряк, к качке привычный, но дирижабли так жутко качает при посадке… дамы с ажурными зонтиками всерьез сознание теряют. Так что я еще легко отделался.
— Онтарио? Почему Онтарио?
— Так ведь столица Соединенных Штатов Северной Америки,— словно малому ребенку объяснил Брейди.— Всего воздушных портов там четыре, в Онтарио – само собой, в Балтиморе, в Алабаме и… не помню четвертый.
— Не столь важно,— поспешил я его успокоить.— И что было дальше?
Собеседник сморщился, словно проглотил нечто горькое:
— Ничего хорошего, док. Америка – это такая же туфта, как и Британия. Чуть лучше Германии, чуть хуже Испании. Все то же самое. Плюс индейцы кругом. Я и грузчиком работал, и переселенцев сопровождал, и скальпы собирал на продажу. Что смотрите, док? Жить надо, а я после манчестерских и ливерпульских трущоб стал на редкость не брезгливый,— он хохотнул, отпил еще немного воды.
— Нанимался машинистом на железную дорогу, ходил кочегаром по Миссисипи на новейшем колесном пароходе «Звезда Мэри». Доходил с переселенцами до самого Форт-Росса, пил там с русскими, но не остался – уж больно у них порядки строгие,— голос его стал тише, пациент углубился в воспоминания.— Всюду приходилось жить в долг. Пить поддельный виски, курить криво склеенные сигары. Любить продажных женщин. Самых дешевых, естественно. Пока не устроился в детективное агентство «Фрисби и товарищи».
— Фрисби…— записал я в планшет. Брейди покосился на меня, но комментировать ничего не стал, продолжил рассказ:
— Самого старика Фрисби грохнули лет за пять до меня. Но название было на слуху, поэтому менять не стали. Дел у агентства было всегда невпроворот – слежка за конкурентами миллионеров, выгул болонок их жен, охрана грузов и офисов. Платили хорошо, а если еще и рот лишний раз не разевать с претензиями, так и могли выгодное дельце подсунуть. В общем, я пришелся ко двору. Монетки начали в карманах задерживаться, официанты в ресторанах узнавать. А тут предложили мне найти в Европе одного…
— И вы…
— Гонорар солидный, командировочные отличные,— он хмыкнул.— С чего отказываться? Сел в дирижабль, полетел. На четвертые сутки попали в грозу. Крутило так, что я всех святых раз триста вспомнил. А когда дошел до святого Эльма – рвануло наверху. Пришел в себя на берегу. А тут эти придурки бегут, одетые странно, не по-нашему… думал, что опять война с испанцами. Ну, я и…
— У вас нашли револьвер двадцатого калибра, кастет и наручники странной формы,— процитировал я строки из полицейского протокола.— И ни одной бумаги, удостоверяющей личность.
— Я же частный детектив, что, прикажете на задержание с пирожными в кармане ехать? А бумаги – были, только их вода разъела.
— Понятно,— сказал я и нажал кнопку вызова охраны.
Пока медицинские братья заново пеленали пациента, он молчал. Лишь в дверях повернулся и с надеждой спросил:
— Док, я ведь не псих? Просто что-то не сходится, верно? Но я ведь не псих?
— Пока – без комментариев, мистер Брейди,— улыбнулся я и кивком отпустил троицу.
Я собрал и отключил аппаратуру, продолжая пребывать в задумчивости. Вышел на улицу, сел в ожидавший меня автомобиль.
— Ну что?— спросил меня пожилой мужчина, вольготно расположившийся на заднем сиденье.— Будете еще спорить?
— Нет, сэр. Вряд ли, сэр. Видимо, вы правы. Слишком все гладко в его рассказе. Причем, он явно не из тех, кто читает что-то, кроме порнографических романов. Признаю, сэр, вы – гений. Параллельные миры действительно существуют. Этот абсолютно аморальный тип оттуда, где небо бороздят дирижабли, по морям ходят чудовищные броненосцы, а самолеты летают на угле. Другое измерение. Пробой между пространствами. Сэр, я преклоняюсь перед вами – так все предугадать!
— То-то же!— засмеялся пожилой мужчина.— Что думаете делать дальше?
— Проведу еще несколько бесед. Надо же в точности выяснить реалии того мира, в который мы с вами собираемся отправиться…
— Вы отличный помощник,— кивнул одобрительно мой собеседник, ткнул тростью в спину водителю:
— Домой, Джо. Выпьем по бокальчику за наш успех!
Машина едва ощутимо вздрогнула, поднялась в воздух и, развернувшись на разрешенной высоте, полетела за город…

Со свистом из трубы вырвался пар. В недрах машины загрохотала какая-то деталь. Стояк с трубами заходил ходуном. Выломалось одно из сочленений.
В операторском зале вылетело несколько болтов, и задребезжал кусок обшивки, закрывающий часть механизма, начал подсвистывать и выпускать снопы пара. Рабочие давление резко упало. Освещение переключилось на аварийное, но ситуация не изменилось. Стрелка основного манометра операторского зала продолжала неуклонно падать.
Профессор носился между частями механизма, смотрел на показания приборов, сверялся с записями, что-то бормотал себе под нос. Пару раз его чуть не обдало паром, но он не обратил на это никакого внимания.
Следующего динамического удара машина могла не выдержать. Колен, ассистент профессора, с опаской посмотрел на манометр парогенератора. Стрелка находилась в красной зоне. Топка продолжала поедать уголь. Раздетые по пояс кочегары не справлялись с аппетитом машины. Ассистент со наблюдательной площадки следил за операторским залом, залом парогенератора и помещением кочегаров.
— Поддай пара! Они могут опередить нас! – крикнул профессор Колену в специальный мегафон.
— Профессор, — отозвался Колен. — Стрелка парогенератора в «красном» секторе. Если повышать давление, взорвется клапан. Мы и так на пределе!
— Поддай пару! Мы можем опоздать!
Профессор закипал быстрее, чем его машина. Это грозило Колену как минимум выговором. И ассистент, пробормотав: «Это безумие», принялся крутить вентиль, повышая давление в системе, заставляя работать парогенератор в режиме близком к критичному.
Колен запоздало понял, что клапан сброса пара выведен из строя. Профессор пытался выжать максимум из своего аппарата, но котлы, сконструированные полвека назад, не рассчитывались на такие нагрузки, и ученый пошел ва-банк, поставив на карту все, даже свою жизнь с жизнями ассистента и кочегаров. Колен не хотел погибать и потянулся к ручному управлению клапана сброса давления.
Стрелка на манометре переползла половину «красного» сектора. Где-то вылетело еще несколько винтов. Застучали рикошеты по машинному залу. Один из кочегаров схватился за голову. Давление в системе принялось падать.
— Поддай пару, — снова закричал профессор.
Где-то лопнуло очередное соединение труб, сбрасывая рабочие давление в операторском зале, но увеличивая его в машинном. Ручное управление клапана не работало. Вот чем всю ночь занимался профессор. Колен побежал к люку выхода с площадки, но оторвавшийся кусок обшивки преградил ему путь. Ассистент полетел вместе с ним к краю, промежутку между перилами. Удар получился слишком сильным, а метал конструкции – хрупким. Колен, обожженный раскаленным листом метала, полетел на крышку одного из перегруженных котлов машинного зала.
Очнулся он не от боли, а от тишины. В нос бил незнакомый, но приятный запах. С опасной ученый открыл один глаза, потом – другой. Ничего страшного перед ним не было. Стоял обычный ржавый паровоз на заросших искореженных путях. Колен поднялся на ноги и осмотрел себя. Ожогов на теле не оказалось. Ученый снова посмотрел по сторонам. Здесь располагалось десятка три старых нерабочих паровых машин.
— Странно, — прошептал Колен, прекрасно зная директиву правительства.
Любая машина, изношенная и поломанная, должна уходить на переплавку. Колен видел сплошное расточительство ресурсов. Не найдя шляпы, он пошел по уничтоженным путям, куда-нибудь они должны привести. Не существует путей без остановок, даже если их забросили.
Двигался он достаточно долго. Солнце, в начале пути стоявшее в зените, начало скрываться, когда он увидел первых людей. По дороге ему встретились еще несколько площадок с разобранной техникой. Какие там располагались машины, Колен не определил. Он не знал таких конструкций.
Люди сидели на путях и что-то пили прямо из бутылок. Колен подошел к ним.
— Извините, не подскажите, где я нахожусь?
Он не рассчитывал получить ответ, он даже не надеялся, что его поймут. Один из встретившихся людей отставил бутылку, достал из кармана тонкую пластинку, провел по ней пальцем и произнес, глядя на нее:
— О’кей, где этот чудик находится?
— На планете Земля, — неожиданно ответила пластинка приятным женским голосом.
— На планете Земля, чувак, — произнес обладатель волшебного листа.
— О’кей, — ответил Колен, посчитав, что это обращение, что-то вроде «сэр», — а я думал, что на Луне.
— Луна не пригодна для жизни, — неожиданно ответил все тот же приятный голос из пластинки в руках человека.
— Луна, чувак, для жизни не пригодна.
— О’кей, — зачем-то сказал Колен, — может ли твоя пластина численно найти посчитать, — он по памяти назвал функцию.
Для решения этой задачи они с профессором спроектировали и построили паровой арифмометр размером с пятиэтажный дом. Пластина в руках человека молчала секунд пятнадцать, а после выдала:
— Ответ равен «нулю», вывести на экран расчеты?
— Может, чувак, — прокомментировал ответ ее хозяин. – Я даже не знал, что она такая умная…
Колен проснулся в холодном поту и прошептал:
— Они даже не представляют, чем владеют. И для чего им такая мощь? Для развлечений!
Он вышел в машинный зал и увидел, как профессор возится с клапаном аварийного сброса давления. Колен улыбнулся и пошел снова спать. Перед тем, как лечь, он написал на листке бумаги: «Ответ ноль. И надо ли ради этого так рисковать?»
Положил записку на стол и заснул. Как всегда. Без снов.

В тот день шел дождь. Отменный такой ливень с пузырями на лужах и водяными разводами по стеклу. Мы пили чай с травками и вели неспешную беседу, как и всегда по воскресеньям.
— Вот скажите мне, Алексей, — медленно, нараспев спросил Петр Иванович, — проект вам когда сдавать?
— В конце месяца, — пожал я плечами, гоняя ложечкой то и дело всплывающий листочек мелиссы. – А что?
  Гостиная соседа наполнилась целым букетом ароматов. Сам он любил зверобой, Нину Ильиничну – иссушенную, но жизнерадостную пенсионерку – баловал свежайшими листочками черной смородины, ну а меня – как всегда.
— А не хотели бы вы до конца месяца на природу выбраться? Со всеми удобствами, разумеется.
— На природе, да с удобствами? – хмыкнул я, бросая взгляд на Нину Ильиничну. – Да кто ж в тридцать лет от такого откажется?
  Соседка закивала, с энтузиазмом так, словно собиралась поддержать Петра Ивановича в его предложении. Видимо, разговор этот был для нее не в новинку.
— Ну, так рванем? – расплылся в улыбке сосед, потирая руки.
— Чего бы не рвануть? Рванем. Когда? На завтра опять дождь передавали. Может…
— А прямо сейчас рванем! – перебил меня Петр Иванович, вскакивая со стула. – Сейчас вот прямо!
  Проводив соседа удивленным взглядом, я повернулся к Нине Ильиничне, хотел, было, спросить, чего это он, но заметил в глазах пенсионерки какой-то нездоровый блеск.
  А потом за окном протяжно ухнуло, и пол заходил ходуном.
*  *  *
  Петру Ивановичу едва перевалило за пятьдесят, и выглядел он вполне себе, даже седины в волосах почти не было. Познакомились мы с ним полтора года назад, когда я купил эту разбитую квартирку на окраине города. Дом был двухэтажным, старый фонд, под снос. Третью квартиру занимала Нина Ильинична, а четвертая, последняя, пустовала. Давно стоило всех отсюда расселить, но администрация города все никак не признавала дом аварийным. Даже разрешила Петру Ивановичу соорудить в подвале собственную котельную, конечно, с нашего соседского разрешения. Зимними вечерами внизу тихо ухало, вода в батареях частенько шумела, но в квартире всегда было тепло.
  Петр Иванович вообще был на все руки мастер. Я заходил к нему в свободное время, с удовольствием наблюдал, как он собирает очередную неведомую штуковину, и с не меньшим удовольствием слушал его тихие, мелодичные речи.
— Вот, к примеру, — говорил он, стуча молоточком по железяке, загибая ее края. – Знаете ли вы, Алексей, какая вода больше всего подходит для паровых двигателей?
— Понятия не имею, — признавался я.
— Легкая вода. Лишенная дейтерия. А знаете, как проще всего получить легкую воду?
— И как же?
— Заморозить. А потом разморозить ее наполовину – и слить. Вот эта слитая половина и будет легкой водой.
— Хм, — многозначительно выдавал я.
— Вот-вот, – соглашался Петр Иванович. – А знаете ли вы, что вода держит информацию, пока находится в одном из агрегатных состояний? Пока ее не вскипятят или не заморозят?
— Не слышал о таком.
— О, сколько секретов таят ваши чайник с морозилкой, — смеялся Петр Иванович, прилаживая загнутую по краям железяку к громоздкой конструкции. – А представляете, сколько историй таят в себе паровые котлы? Ммм…
— Видимо, много.
— Не то слово… — Петр Иванович замолкал на какое-то время, погружаясь в размышления. А может, пытаясь вспомнить, что же такое он мастерит. Потом продолжал: — А знаете, при скольких градусах кипит вода?
— При ста, конечно, — наконец-то блистал я познаниями.
— Не всегда, — качал головой сосед. – Тяжелая вода, к примеру, кипит при ста четырех. Высоко в горах довести воду до кипения и того сложнее. Если же давление, наоборот, повысить…
— То закипит раньше, — заканчивал я.
— Да. Раньше, — улыбался Петр Иванович. – Но даже если не тащить котел в горы, если не нагнетать давление, все равно можно сделать прелюбопытную вещь.
— И какую же?
— Если отполировать котел изнутри и залить туда воду, она очень долго не будет закипать, может продержаться и до ста тридцати. Пузырькам просто не будет, вокруг чего образовываться. Зато потом достаточно малейшего толчка, чтобы вода разом закипела. Такая вот водяная бомба.
— Хм… — снова выдавал я многозначительно.
— Да, — кивал Петр Иванович. – Природа вообще весьма занятная вещь. Взять хотя бы тот факт, что огонь лучше всего гасится водой – соединением двух самых горючих элементов…
  А еще однажды, под водочку, сосед признался мне, что если найти родник большой реки, то через него можно попасть в другое измерение. Правда, на мои конкретизирующие вопросы он отвечать не стал и вообще быстро замял тему, отшутившись, что вот мол, еще одна загадка природы такая, по слухам.
*  *  *
  В тот день шел дождь. Мы пили чай, как и всегда по воскресеньям, мерно раскачиваясь на своих стульях. Дом шел на удивление плавно, то и дело попыхивая в небо паром. Я мешал ложечкой долитый хозяином напиток, медленно отходил от шока и думал, что надо будет обязательно спуститься в подвал, посмотреть на эту «чудо-котельную». И вообще, как же это удобно – жить в ходячем доме. Нине Ильиничне что в городе делать? За пенсией да за продуктами только. Мне в город надо и того реже – раз в два-три месяца, проекты сдавать. Спасибо, двадцать первый век, за фрилансерство.
  А еще в тот вечер, проводив Нину Ильиничну на покой, я спросил у Петра Ивановича, почему он покинул свой мир. Дом устроился на прелестнейшей полянке, дождь, вопреки прогнозам, к сумеркам совсем закончился, небо усыпало не по-городски яркими звездами, а в ближайших зарослях начали выводить трели соловьи.
— Да потому что люди – те же паровые котлы, — вздохнул сосед, допивая залпом чай, словно водку. – Иной вот полирует себя, стремится к какому-то совершенству, не дает плохим эмоциям точки кипения в душе своей найти… И ходит вот так, при ста тридцати, как бомба замедленного действия. А потом малейший толчок, совершенный пустяк – и…
  Петр Иванович махнул рукой.
  Я не стал выспрашивать, что же это за такой судьбоносный пустяк был. Долил нам чаю и долго размешивал по бокалу набухшие листики мелиссы, прислушиваясь к тихим уханьям котельной.

— Наверное, тоже героическая история? – интересуется журналистка и, выпрашивая взглядом разрешение, любопытно тянется к заклепкам в районе плеча.
Я киваю – мол, конечно, мисс, щупайте. Все равно ведь в этом месте ничего не чувствую. Правда, одновременно это получается и утвердительным ответом на её вопрос. И уже как-то мимо кассы рассказывать о пьяной потасовке за игрой в покер, повлекшей потерю конечности. На ходу сочиняю достойную пера Бальтона легенду о том как я, гвардии ефрейтор Гарри Маджорс в составе Первого егерского полка Его Высочества на линейном цеппелине вступил в заведомо проигрышную схватку с эскадрой узурпатора Кадиталла. Как рвали ядра обшивку родного судна и как умирали на руках лучшие друзья. Как, сразив три вражеских корвета и получив роковые пробоины везде, где только можно, наш линцеп предсказуемо упал сквозь слои облаков на проклятую землю Териона.  Как прощались с жизнями уцелевшие в той мясорубке и как волшебным образом выжили при крушении. Как чудо-техники из военного госпиталя слепали с моими нервными окончаниями провода для управления протезом, установленным взамен ампутированной руки. История получилась что надо – я сам чуть не поверил и не пустил слезу в самый трагический момент рассказа. А уж в глазах смазливой крошки чудаковатый гость из параллельного мира превратился в героя. Под конец повествования она меня желала! Это читалось в ее взгляде, клянусь всеми джокерами в моих рукавах! И, если бы не проклятая труба, которую сейчас сжимал мой протез, я бы сжимал в объятиях белокурую красотку.
— Неужели это все правда? – восторженно пожирая меня глазами, спрашивает Эмми, продолжая гладить мое плечо – правда, уже в том месте, где я могу это чувствовать.
«Так, Джонни, держи давление в котлах! – пытаюсь остудить я разбушевавшееся естество. – Не время полировать поршни!»
— Все именно так, мэм, — нагло блефую я.
И проверить информацию у бедняжки нет никакой возможности, даже в моем мире. Потому как выигравшему войну Кадиталлу незачем восхвалять героев из стана поверженного врага.
Бросаю взгляд в уходящий из колодца коллектора длинный коридор, потом на запястье протеза. Стрелка манометра неумолимо приближаетсялась к красной отметке.  Спустить бы пар, но нельзя, он мне может пригодиться. Правда, если эти олухи повременят еще немного, то на этот раз я лишусь не только руки.
— Ремонтная бригада скоро будет! – принимает Эмми циферблат манометра за часы и восторженно щебечет: – Как все-таки здорово, что вы оказались здесь во время аварии!
— Да, просто зашибись…
«Особенно, когда сюда нагрянут федералы», — добавляю я про себя.
А они точно нагрянут. Секретный объект, незаконное проникновение. И, если правда всё, что мне рассказывал Ралыч, а это наверняка правда, ждут меня кандалы, заточение в подвалах Бюро и доктора с приборами для трепанации».
Самое обидное – изменить ничего нельзя. Брошу затыкать своей железной ладонью течь в трубе – и все, большой бада-бум на сотни километров вокруг! Так, по крайней мере рассказывала Эмми про разрушительную силу этого их атома. Хотел бы я иметь у себя несколько таких бомбочек на Терионе, сгодились бы в паре заварушек. В общем, просто так с места мне не сойти. Оставалось рассчитывать на свои козыри, в прямом смысле слова припрятанные у меня в рукаве. Так что, будем блефовать по-крупному.
Из тьмы длинного коридора послышались звуки шагов, заметались лучи фонарей.
— Прибыли! – радостно вскочила Эммии. – Ну все, теперь ваши мучения закончатся, — и бросилась навстречу спасателям.
— Эт точно, — прокомментировал я без энтузиазма, — закончатся.
Через минуту из мрака показалось три фигуры в цивильном, позади виднелись еще.  Щелкнули затворы ружей – или чем там они вооружены в своем мире? Но мелодию взводимых курков я не спутаю ни на Терроне, ни на Оплоте, ни здесь.
— Без резких движений, отпусти трубу и ложись лицом в пол, — услышал я требовательный голос.
— Ребят, вы, видимо, не в курсе, — оскалился я, — но если я отпущу трубу, полгорода и пригород взлетят на воздух. Так что позовите сначала ремонтников.
Ответом мне стал смех сразу нескольких голосов.
— Че смешного, парни? – занервничал я. Такой реакции от федералов я не ожидал.
Из-за их спин вышла Эмми.
— Ты держишь трубу обычной тепломагистрали, Гарри. Неужели ты думаешь, что смог бы так просто пробраться на территорию атомной станции?
И снова смех. Нет, даже не смех. Дикое ржание. Да уж, переблефовала меня крошка Эмми.
— Допрыгался, челнок, — прервал мои размышления все тот же голос. — Давай мордой в пол!
Я не любитель шахмат, но тут уместно выражение оттуда: шах и мат.
— Да, и брось свою пушку и все железки, что на тебе навешаны. Даже не думай ими воспользоваться, — предупредил федерал.
— ОК, — вытащил я из-под пол плаща ружье, револьвер и еще пару заготовленных игрушек. Толкнул ногой по бетонному полу, как и просили.
Неожиданно замигала лампочка на протезе – перегрев. Так, Гарри, еще не все потеряно!
— Что это?! – всполошились федералы. – Мы же предупреждали, без фокусов!
— Всего лишь надо спустить пар, парни! – показал я на искусственную руку. – Извините, это не снимается.
— Наш человек это сделает, сам не предпринимай никаких действий!
— Не вопрос!
— Что делать? – подошел ко мне один из федералов, пряча в кобуру под френчем револьвер.
— Вот этот рычажок сначала, — указал я. – Сильнее, он туго идет.
Щелкнул тумблер, но лампочка продолжала гореть.
— Все в порядке, это предохранитель, теперь вот эту кнопку нажать и держать, — указал я на следующую цель. – Сейчас будет много пара, не удивляйтесь.
Пара действительно было много – и из протеза, и еще больше – из трубы тепломагистрали, которую я отпустил. В густом облаке пара они не сразу разобрались, что происходит, как моя искусственная рука с помощью их же человека превратилась в оружие. Пули ударили по передним рядам, ответный огонь изрешетил тело замешкавшегося возле меня федерала. Револьвер из его кобуры перекочевал в мою левую руку. И снова огонь сквозь пар, огонь до последней железки.
В этой игре им не повезло. Когда пар рассеялся, я насчитал девять мертвых тел, включая крошку Эмми. Но вдали слышался нарастающий шум приближающегося подкрепления. Блеф удался, но пора было делать ноги. И, желательно, обратно, в свой мир.