Да, дорогие мои, в гости тоже нужно ходить умеючи. Хорошо подобранная, спетая (или спитая?) команда – залог плодотворно проведённого праздника. Гоша, он же Гога, он же Игорь, нашёл себе такую компанию. Вся прелесть её была в том, что там никто не заставлял пить. Правило это укоренилось, когда он только «вливался» в компашку. Собралась компания случайно по «ведомственному» принципу. Встретились как то два одноклассника, спустя 15 лет после выпуска. И оказалось, что оба – кадровые военные. Оба прошли горячие точки. Один был ранен, второй легко контужен. Потом подтянулись однополчане одного и второго, с жёнами, подругами, друзьями. В общем, жили весело, пока не появился Гоша. Потом стало ещё веселей. Ладный собой, крепко сбитый, чемпион полка по боевому самбо, остроумный, русоволосый майор всегда имел успех у противоположного пола. Но никто не мог поверить, что майор запаса, кавалер боевых орденов не пьёт ни капли. Полвечера он ублажал гостей своими песнями и Высоцкого, сыпал анекдотами и прибаутками, пока под дружную поддержку женской половины всё же не «опрокинул» стопарь…
Когда Гоша под слабые протестующие возгласы присутствующих выпил одним глотком последнюю поллитровку «Смирноффа», началась «операция по освобождению заложников». В финале операции праздничный стол, с остатками пиршества легко пробив оконную раму, мягко спланировал с третьего этажа на кусты, смертельно напугав гадившую там болонку. Следом за столом балкон покинул и сам «освободитель». С криком «Десантура не сдаётся!», он уложил отдыхать наряд милиции рядом с праздничным столом.
С того памятного вечера минул не один год. Игоря простили, полюбили, оставили в компании, но всегда рьяно следили, чтобы в рюмке всегда была минералка, а в бокале – компот. И вот наступил Миллениум. Это вам не просто Новый год. Это – новый век! Большинством голосов было решено расширить программу. Вначале посидеть за столом, потом к ёлке, потом опять за стол. С ёлки вернулись уже в обновлённом составе. Неизвестно когда в компанию влилась ещё группа, со своим тамадой и хорошенькими девочками. Тамада был деятельным и шустрым. А водки и народа очень много. Кто то, как то недоглядел, но вдруг уже ближе к утру Игорь, рванув на груди рубаху, исполнил традиционный трюк «бутылка водки – одним глотком» и с криком «Смерть тыловым крысам!», покинул квартиру привычным путём через балкон.
Лёгкий морозец не убивал похмелья. Тела не ощущалось. Оно стало словно боевая машина бездумная, но целеустремленная. Весёлая ночь заканчивалась. За спиной остались перевёрнутые скамейки, разбитые витрины остановок. Редкие испуганные прохожие, старавшиеся укрыться от неожиданного «стихийного бедствия». На центральной площади он оказался, когда мгла посерела. Солнца ещё не видно, но чётче проступили контуры домов, столбов и деревьев. Окружающий мир подёрнулся лёгкой морозной пеленой. Стояла полная неестественная тишина, не нарушаемая ни машинами ни пешеходами. Лишь где то рядом с Новогодней ёлкой слышались слабые женские вскрики:
— Да, что вы себе позволяете, отпустите!
— Дарагая, ты нас нэ бойса, — угрожающе мурлыкал мужской — мы толка на один румка вина предлагаем…
Цель! Вот она! Четверо молодых и не очень, чернявых парней хватая за руки молодую рыжеволосую девушку, пытались вести её к чёрному «бумеру» въехавшую двумя колёсами на бордюр и растопырившую все четыре дверцы. Девушка отчаянно сопротивлялась, но видимо не привычная к жёсткому обращению не царапалась, не била коленом в пах и не кричала.
— Эй, вы огарыши, а ну отпустили девушку!
Увлёкшиеся «ухаживанием» парни не заметили, почти вплотную подошедшего к ним парня в растерзанной рубахе и тельняшке. Это была их первая ошибка. Один продолжал крепко держать девушку, двое пренебрежительно встали в боевую стойку, четвёртый медленно полез в карман. Это была вторая их ошибка. Всё происходящее дальше заняло не больше трёх секунд. Первым упал тот, что полез в карман. Он не успел вытащить пистолет. «Травматика», почему-то выстрелила прямо у него в кармане. Пуля попала в пах, а пистолет выскочил из кармана и шлёпнулся в кустах, подняв невесомое облачко снежной пыли. Хозяин пистолета упал, оглашая площадь и окрестности воем сирены. Удар локтём в носогубную часть отбросила второго метра на два. Тяжёлый, зимний «берц» успокоил третьего. Последний, поняв погорячился, упал на колени и успел сказать:
— Прости, брат, не хоте…— и тут же прилёг рядом с остальными.
— Девушка, разве ж можно, одной в такую … — начал, было, Гоша и осёкся.
На него смотрела девушка из его юношеских грёз. Стройная, ростом почти по плечо Игорю, румяная от мороза, с настоящей рыжей косой. Особый шарм добавлял костюм снегурочки, сидящий ладно и привлекательно. Пола белой шубки едва прикрывала ножки одетые в узором вышитые сапожки.
— С утренника, что ли? – спросил он чуть грубовато, чтобы скрыть неловкость.
— С утренника, — чуть запнувшись, ответила девушка, — спасибо вам большое!
— Вас проводить? Мало ли что.
— Да нет, спасибо, за мной скоро приедут. А вы смелый … и сильный.
— Девушка, а давайте сходим куда-нибудь? – майор даже покраснел от смущения, — вот только переоденусь и пойдём.
Девушка с едва заметной улыбкой отрицательно покачала головой:
— Не получится, дел много.
Потом, чуть приподнявшись на цыпочки, мягко провела обеими руками по короткому ёжику волос. Мгновенно Игорю показалось, будто с его головы снимают шлем, тяжёлый и гудящий. Мир начал расцветать всеми красками. Неправда, что зимой есть только белое и чёрное. Вон ярко-алые снегири, рябина, ярко-синий шарфик и голубые до умопомрачения глаза напротив. И руки странные. Мягкие, они обдавали жаром и леденили одновременно. Внезапно ему стало жарко. Девушка оглянулась:
— Ну, вот. За мной приехали. А это Вам на память.
Она быстро сунула что- то в руку Игорю. Он посмотрел на свою ладонь. На ней лежал шарик. Чуть больше перепелиного яйца. На ощупь мягкий как резина и вместе с тем твёрдый и тяжёлый. Мутно-прозрачный, но в нём постоянно вспыхивали и пропадали разноцветные искорки, слетаясь к центру и разбегаясь, образуя запутанные хороводы.
— Когда у Вас будет Самое Главное Желание, загадайте и крепко сожмите его.
Снегурочка приподнялась на носки и легонько поцеловала его в губы. Поцелуй ожёг, ударил в голову фонтаном счастья и покоя. А потом тишина и пустота…
— Игорёха, вставай!
— Вставай, подлый трус!
В дверь настойчиво стучали и звонили. Кричали и смеялись женские голоса и мужские. Потом, сильный бас, кажется, Воронова, пробубнил:
— Ша, ребята, хватит! Если он ещё не вернулся, сломаем дверь, получим трандюлей от него. Если он спит, то после вчерашнего его лучше не будить, получим трандюдлей. Так что, пошли, сам потом придёт.
Голоса весело подвывая и вспыхивая искорками смеха стали удаляться. Игорь лежал на кровати с закрытыми глазами. Такой сон испортили, засранцы! Или это не сон? Он мечтал о ней всю жизнь. И холостяком остался именно из-за неё. Она училась двумя классами старше. И на малявку не обращала никакого внимания. А он верил, что встретит её когда-нибудь. Героем, с медалями. И она скажет «да». Но, время шло. Вот уже и пенсия подкралась, правда армейская, но всё же. А её нашёл только вчера. Он медленно открыл глаза. Обвёл глазами комнату. Странно. Комната сияла строгой чистотой старого холостяка-офицера. Он рывком поднялся и сел на кровати. Голова не болела, пить не хотелось. Вместе с тем он совершенно не помнил, как пришёл вчера, или сегодня? Когда он приходил после «загула», комната носила на себе следы отбуянившего торнадо. Головка бо-бо, в ротике кака. Спал в одежде. И начисто пропадали детали от «бутылка водки – одним глотком» до пробуждения. Солнечный луч, бьющий меж занавесок, падал на аккуратной стопкой сложенные вещи. Повинуясь выработанной привычке, Игорь начал одеваться. Рука нащупала в кармане что то тяжёлое. На ладони лежал шарик, полупрозрачный, чуть больше перепелиного яйца. Он зажмурился загадал то самое, Самое Главное Желание и крепко, что есть силы сжал и сжал его.