После прочтения книги "На рубеже Китая" П.Н.Краснова, закусил один фрагмент. Сам отрывок ниже, стихи мои.
Тышканский лагерь, манёвры, все на взводе,
Стрелковый полк на неприступном склоне
Зарылся в каменистый грунт, и вроде
Стрелков не сбить с горы, все в обороне.
Герои есть на штурм? В штыки? По круче?
Поди преодолей, по косогору!
И генерал Фольбаум свиту учит:
— Вот господа, стрелки заняли гору!
Казачьи сотни вышли для атаки,
На пиках солнце зайчики пускает,
Фольбаум чуть приглаживает баки,
По склонам ветер пыль метёт, таскает.
И тут, похерив тактику, уставы,
Казачьи сотни кинулись на гору,
Раскинулись по круче вихрем лавы
В среде штабной притихли разговоры.
Сменился мир войной. Казачий полк,
Штурмует снежный склон под Ардаганом,
Остервенело как голодный волк
Казак взметнулся на коне буланом.
В горах лавины ходят только в низ,
Но есть одна, что ходит даже в кручу
Казачья лава — вольницы каприз,
Сей феномен до селе не изучен.
Эти еженедельные маленькие маневры готовили полкъ къ большимъ маневрамъ всехъ войскъ Семиреченской области, готовили незаметно къ войне, которая невидимо приближалась къ намъ, тогда такимъ мирнымъ.
Въ августе 1913—1 о года генералъ Фольбаумъ былъ въ нашему Тышканскомъ лагере. Почти каждый день были маневры всехъ родовъ войскъ, или боевыя стрельбы съ маневрировашемъ.
Однажды подъ вечеръ, ведя наступлеше на 22-й Туркестанскш стрелковый полкъ, я обнаружилъ его окопавшимся лунками (по настоящему) на крутомъ и каменистомъ скате Тышканскаго плоскогорья. Я выходилъ къ окопамъ изъ Бурханскаго ущелья. Быстро сообразивъ, что стрелкамъ придется стрелять круто внизъ, что ротныя поддержки и батальонный резервъ и вовсе не смогутъ принять участие въ отраженш атаки, на полевомъ галопе по трудной местности, развернулъ все четыре сотни для атаки на пехоту и эшелонами атаковалъ пехоту въ конномъ строю. Атака имела грозный видъ. Кремневая галька летела изъ подъ конскихъ копытъ, круча была на видъ неодолимая, маленьюе киргизы, какъ кошки, сжимаясь въ клубокъ, неслись вверхъ. Стрелки встали въ окопахъ, казаки пронеслись сквозь нихъ и дошли до полкового резерва.
Генералъ Фольбаумъ подалъ «отбой» и черезъ адъютанта, вызвалъ меня отдельно къ себе. Онъ былъ круто недоволенъ мною.
— Полковникъ, — сказалъ онъ сердито. — Это не решение задачи! Все это было очень стремительно и лихо. Я и представить себе не могъ, что по такимъ горамъ конница и вообще можетъ ходить, но — это никуда не годится. Весь вашъ полкъ былъ бы перебить. Я вашимъ людямъ этого, конечно, не скажу, потому что въ восторге отъ виденнаго, но вамъ делаю замечание. Это маневры, а не шутки. Не упражнения въ езде въ итальянскомъ духе.
И на моемъ серомъ «Киргизе», прекрасно ходившемъ по горамъ, Фольбаумъ сталъ подниматься къ собранному въ резервную колонну полку. Онъ горячо благодарилъ казаковъ и ничего не сказалъ о томъ, что считаетъ атаку невозможной, не сказалъ и я о полученномъ замечание ни офицерамъ, ни казакамъ. Не только потому, что считалъ, что прежде всего нельзя угашать конный духъ, а еще и потому, что не былъ согласенъ съ оценкой моего решения задачи. Считалъ, что всегда, когда можно, надо атаковать на коняхъ — въ этомъ смыслъ и сила конницы.
Прошло съ того дня полтора года. Въ обстановке еще более тяжелой, потому что зимою, въ гололедицу и по снегу, по такимъ же крутымъ горамъ, но уже не на маневре, а на войне, на Кавказскомъ фронте. На разсвете 22-го декабря 1914-го года Ермаковцы, во главе со своимъ командиромъ иолковникомъ Раддацемъ, по обледенелымъ кручамъ атаковали турокъ подъ Ардаганомъ.
Историкъ Мировой войны на Кавказскомъ фронте Е. В. Масловсюй на стр. 122 своего труда такъ отмечаетъ этотъ лодвигъ Сибирскихъ казаковъ: — ....«казаки-же Сибирской бригады, произведя обходъ, нанесли быстрый ударъ съ Северо-Западной стороны и конной атакой овладели Ардаганомъ. Атака была произведена утромъ 22-го декабря. Турки въ безпорядке бежали черезъ Яла-нуз-гамсюй перевалъ, оставивъ Сибирякамъ много пленныхъ и два орудия»...
Это славное дело произошло такъ: — на разсвете морознаго туманнаго дня 1-й Сибирский Казачий полкъ, шедший въ авангарде бригады, своими дозорами усмотрелъ таборъ турецкой пехоты на неприступныхъ, обледенелыхъ, покрытыхъ сиегомъ горахъ. Впереди лежали стрелковыя цепи, несколько сзади стояла батарея и еще дальше былъ батальонъ резерва, стоявшш въ густой колонне. При немъ было знамя. Полкъ построился поэшелонно для атаки — и, какъ тогда на нашемъ маневре подъ Тышканомъ, въ голове полка шла 4-ая сотня есаула Волкова. И казаки на 2/3 были те же самые, которые атаковали тогда на маневре. Ураганомъ, по кручамъ понеслась Ермаковская атака. Невозможное на маневре и тамъ осужденное оказалось возможнымъ блистательнымъ подвигомъ на войне, щедро награжденнымъ начальствомъ. Таборъ пехоты положилъ opужиe. Знамя было схвачено казаками 4-ой сотни. Подвигъ говорилъ самъ за себя. Полковникъ Раддацъ, командиръ полка, былъ награжденъ зя эту атаку орденомъ Св. Георгия 4-й степени.
Я въ это время былъ на Германскомъ фронте. Подъ Новый годъ я получилъ письмо отъ П. П .Калитина, написанное имъ подъ горячую руку сейчасъ после Ардаганскаго дела. Въ письме этомъ генералъ Калитинъ вспомничъ нашъ маневръ полтора года тому назадъ на Тышкане... «Вотъ совсемъ такъ ,какъ тогда, и тутъ атаковали ваши доблестные Ермаковцы и Вячеславъ Волковъ со своей 4-й опять впереди. Все получили Георгиевские кресты. Оставайтесь вы у насъ и у васъ былъ бы уже крестъ. Посмотрели мы потомъ на горныя кручи и изумились, какъ можно было такъ атаковать. Джаркентская школа сказалась», писалъ мне Калитинъ