Сергей Викторович с трудом открыл машину, и тут же схватился за ручку. Разыгравшаяся песчаная буря так и норовила распахнуть дверь настежь. Забравшись внутрь, старик резкими движениями стряхнул осточертевший вездесущий песок и с облегчением снял защитную маску и очки. На улице резкие порывы ветра гнали песок сквозь город, огибая небоскрёбы и машины. Сергей Викторович вздохнул, закрыл глаза и опустил голову на руль.
   Погода, словно эхо перекликалась с только что состоявшейся перебранкой в кабинете у Петровича. Сначала уговоры, мольбы, потом попытка надавить на общее детство, угрозы в конце концов... Но начальник остался непреклонен. И ведь дело тут даже не в принципах и прихотях, а просто констатация факта. И эта констатация била словно молотком по гробовой крышке. И ведь прав Петрович. Нет смысла брать в полёт к новому дому простую белку. Каждый сантиметр корабля был расчитан, у каждого генетического материала своё место, каждый пассажир отобран из тысячи...
   Отбор флоры и фауны проходил по одному жёсткому критерию — польза в терраформировании и дальнейшая помощь для человечества. А белка? Ну, что белка, бегает по деревьям, забывает где семена посадила, потом там дерево и вырастает... а больше и нет пользы, даже в пищевой цепочке. Сергей Викторович со злостью ударил кулаком по рулю. Хотя, вроде и жаловаться нет смысла: и дочь с мужем и детишками летит и его, как ценного учёного, обещали вылечить и тоже в полёт. А он, видишь ли из-за белки тут сцену устроил... Подумаешь, внуки грызуна лесного малышом приютили и полюбили!
   Логика разгорячённую голову совсем не успокоила. Только зубы стиснул и засопел сильнее.
   — Пользы от неё нет! — старик зло выкрикнул песчаной буре. — Места для жалкой белки не нашли! Сволочи...
   Последнее он уже прошептал смахнув непрошенные слёзы.
*
   Песчаная буря закончилась только через три часа. Сергей Викторович подождал еще немного и, отключив заслонки воздухозаборника машины, поехал домой.
    Город постепенно оживал. Люди в масках выходили из домов и привычно чистили участки, игровые площадки, тротуары. Огромные пескоуборочные комбайны беззвучно ползли по дорогам и убирали сухие, грязно-жёлтые барханы. Наконец, появилась связь. Договорившись с дочкой, встретиться вечером, тут же отправил команды умному дому.
   Как и ожидалось, вода в душе была желтой и жёсткой. Хлеб благополучно подгорел, а надоевшая капуста с соевыми сосисками опять пованивала каким-то пластиком.
   Лет десять назад, за такое любой уважающий себя человек, тут же обновил бы систему или вообще снёс её к чертям. А сейчас уже большинство корпораций закрылись, а другие перешли на режим урезанного финансирования. Вот и начала техника постепенно выходить из строя и хиреть. Для всех стало важно только одно — улететь с планеты. Государства и корпорации в меру своих сил и финансов строили корабли по технологии компании, где работал Сергей Викторович.
   Не постучав, зашёл Михалыч. Лысый старик хмуро поздоровался и плюхнулся в продавленное кресло.
   — Что, опять система накрылась? — кивнул он на грязную посуду на столе.
   Сергей Викторович вздрогнул и вынырнул из тяжких раздумий:
   — Ты знаешь, сейчас вся планета накрывается.
   — Вот только давай без этого в корень осточертевшего пафоса! — недовольно заметил гость и ловко вынул из кармана своего видавшего виды розового женского халата, банку пива. — Хочешь, переустановлю дом, пиратку зашью и кряковую Лунку воткну?
   Неожиданно из-под кресла вынырнула белка и словно молния метнулась к хозяну. Проворная бестия в мгновение ока оказалась на плече и, чуть склонив голову, преданно заглянула в глаза. Сергей Викторович улыбнулся и погладил питомца:
   — А какой смысл? Ну переустановишь систему, так она опять через два дня слетит. Проще уж вообще её снести с концами и всё делать самому.
   — Может ты и прав, — не стал спорить Михалыч. — Кстати, а ты видел морду президента в новостях? Ему уже больше ста семнадцати лет, а до сих пор не старше тебя выглядит!
— И что? — без интереса спросил Сергей Викторович, поглаживая белку, устроившуюся на плече.
   — А то, что тут одними оздоравливающими процедурами не обошлось, — со злостью заметил сосед и сделал несколько внушительных глотков пива. — Омолодил себя, сука, и слинял небось с планеты. Сидит там на орбите в личном корабле и записывает свои долбанные обращения! На фиг ему сдадись эти бесконечные извержения вулканов, цунами, штормы, затопления, тектонические разломы...
   — Да тут он, — перебил хозяин дома. — Сейчас, кроме рабочих роботов на кораблях никого нет. Да и не поживёшь там спокойно. Одни отсеки с капсулами для людей и стеллажи для генетического материала. 
   Михалыч обиженно засопел и надолго приложился к банке.
   Сергей Викторович опустил белку на подоконник и призадумался. Какая-то шальная мысль мелькнула и тут же скрылась в дебрях сознания. Что-то очень важное...
   Проклятая болезнь!
*
   Дочка пришла с внуками в восемнадцать, как и обещала. Верка и Тёмка радостно кинулись сначала к деду на шею, а потом тут же к закрытой коробке с небольшой круглой дыркой на боковой стенке.
   — А где белка? — заглядывая в коробку, почти одновременно спросили дети.
   Питомец, словно поняв, что о нём речь, молниеносно спустился с карниза и завертелся ужом в руках восторженных детей.
   Сергей Викторович ухмыльнулся и пошёл на кухню, подогревать заранее приготовленный ужин. Доверять умному дому уже не стоило.
   — Пап, ты чего такой потерянный? — спросила Вика, заходя следом.
   Хозяин дома неопределённо дернул плечами, и промолчал.
   Женщина смотрела на отца несколько секунд, потом подошла и погладила его по спине:
   — Ты опять со своей белкой к Николай Петровичу носился?
   — Да! — воскликнул он. — Потому что она важна! Посмотри, сколько радости у детей, сколько восторга!
Вика тяжело вздохнула и с жалостью взглянула на отца:
   — В новом доме они найдут новую зверушку. В конце концов, заведём кошку...
   — Кошку! — фыркнул Сергей Викторович. — Кошек там будет много а вот белка...
   — Вот именно, одна, — заметила дочь. — И рано или поздно, она умрёт. Тогда боль от потери будет очень сильная.
   Сергей Викторович замер и ошарашенно посмотрел на неё:
   — Вика, ты у меня гений! — воскликнул он.
*
   Михалыч покрутил пальцему виска и уверенно выдал:
   — Серёга, ты больной?
   — Да, больной. Сам знаешь. — согласился он. — Так что, сделаешь?
   — Может это твой Альгеймер в башке шалит? — опять спросил сосед.
   Сергей Викторович, стоя на пороге дома соседа, недовольно отмахнулся и даже не стал поправлять название своего диагноза. Сейчас важно другое.
   — Так ты напишешь этот долбанный вирус? — теряя терпение, спросил он.
   — Тогда ты подаришь мне свою машину! — выпалил Михалыч, используя последний козырь. Уж на это безумный учёный никогда не согласится.
   — Хорошо. Завтра принесу образец системы жизнеобеспечения капсулы и ДНК, — решился Сергей Викторович и, не прощаясь, пошёл к себе. Предстояло ещё очень много работы, а до вылета пассажирских шатлов на корабль осталось всего два дня.
*
   Перелёт в шатле на корабль Сергей Викторович благополучно проспал. Только сел в кресло и тут же вырубился. Сказались двухдневное недосыпание и просто ужасная усталость. Да и прогрессирующая болезнь давала о себе знать.
   Дочь с семьёй перелетели еще в предыдущем рейсе и уже давно лежали в своих капсулах. Полностью автоматизированная система подготовки и обслуживающие роботы были только на руку учёному.
   Старик подошёл к панели своей капсулы и без раздумий подключил флэшку с вирусом к системе. Потекли долгие секунды загрузки и переустановки системы. Сергей Викторович зачем-то воровато оглянулся, хотя тут быть никого не могло, и достал из запазухи спящую лекарственным сном белку. Поцеловав её напоследок аккуратно положил в капсулу. Прозрачная крышка беззвучно встала на своё место и тут же внутрь начала подаваться омниотическая жидкость. На дисплее появились надписи " Подготовка завершена. Семёнов С.В.". Подъехал обслуживающий робот и загрузил капсулу в стеллаж.
   В шатле Сергей Викторович возвращался в одиночестве.
   Пиво было вкусным. Старик сидел дома в любимом кресле и смаковал каждый глоток, блаженно закрыв глаза.
Михалыч расположился рядом и периодически поглядывал на соседа:
   — А ты не подумал, что родня тебя не поймёт? Особенно Вика.
   — Я всё подумал, — не открывая глаз, ответил Сергей Викторович. — И всё предусмотрел.
   Появилась слабая вибрация, усиливающаяся с каждой секундой. С полок попадали тарелки, фотографии и прочая сувенирная мелочь.
   — Всё-таки, ты придурок, — выдал сосед.
Сергей Викторович недовольно закряхтел и сделал очередной глоток:
   — Ты пойми, самое важное — это белка. Не всё в жизни людей должно быть подчинено физической пользе и помощи...
   Последнее землетрясение раскололо дом пополам и вырвало наружу раскалённые недра земли...
*
   Баба Вера закрыла глаза и показалось, что уснула. Дети заёрзали на стульях и начали тихо шептаться. Может стоит позвать Главу общины? А вдруг ей плохо или вообще?.. Жить-то осталось всего ничего. Синий свет третьей луны упал на морщинистое лицо и баба Вера вскинула голову. Старческие водянистые глаза несколько секунд удивлённо разглядывали притихший класс.
   — До Исхода люди забыли Бога, — скрипуче продолжила она. — Они, не думая, уничтожали свой мир, пользовались дарами, а в ответ творили разрушение. И когда, казалось, кара Господня уничтожит мир, сжалился Он, и дал им ковчеги для спасения. Только самые чистые душой были спасены! А чтоб мы не впали в грехи и мрак, позволил он своему апостолу даровать нам помощника. Вечного помощника. Чтобы он помог нам соблюдать заповеди, дарил тепло и доброту...
   Юркая белка выскочила из своего домика и молниеносно прыгнула на руки хозяйки. Дети восторженно заохали и засмеялись.
   — А покажите нам последнее откровение апостола? — попросил кто-то из детей.
   Баба Вера грустно улыбнулась и включила визор.
У доски появилась голограмма старика в белом халате.
   — Ну, привет Петрович. Если нашёл запись, значит в курсе, что я сделал. И я об этом ни капли не жалею, — голограмма ухмыльнулась и продолжила. — Я выделил несколько её генов и кое-что подправил. Так что, долголетием белка не обижена. Так же, в её код вшиты мои гены. Захочешь меня клонировать, найдёшь их без проблем. Людям в новом мире нужен такой друг как белка. Скоро сам убедишься. Ну, всё, удачи вам!
   Голограмма погасла и в классе воцарилась тишина.
   Баба Вера гладила уснувшего питомца и смотрела в окно. Кто бы мог подумать, что какая-то белка поможет в детях развивать доброту и Веру в лучшее. Совсем скоро она наконец-то встретится с любимым дедушкой и крепко его обнимет.
   Скоро. Она этот миг уже чувствовала...

Жара с улицы забивала раскалённые гвозди сквозь толстые термические стёкла кабинета, и даже подвывающий из последних сил кондиционер, не мог развеять изнуряющую духоту.
— Извини, Серёга, это невозможно.
— Петрович!
— Я всё понимаю, но и ты меня пойми: животных брать на борт категорически запрещено!
— Белка — не животное! Она — побольше человек, чем некоторые…
Дорогая мебель, в избытке заполнявшая кабинет, словно бы даже выцвела и подешевела от звенящего отчаяния в голосе просителя.
— Серёга, успокойся, сделай глубокий вдох. Включи голову. Каждый кубический сантиметр корабля учтён, оптимизирован и оптимально заполнен. Криогенных камер для собак не предусмотрено. И мы не на пикник к озеру выезжаем. Мы с планеты бежим. И жертвуем гораздо большим, чем, пусть даже самой любимой, собакой!
Хозяин кабинета схватился за массивный блок электронной сигары, жадно затянулся и выпустил струю густого дыма, точно рассчитывал спрятаться в его клубах.
— Может, вместе со мной в криогенную камеру получится…
— Да пойми ты! — повысил голос Петрович, резко наклоняясь вперёд и выныривая при этом из облака дыма, словно атакующий танк. — Не придумали ещё такого режима, чтобы и человеку, и зверю подходил одинаково. Ты войну прошёл и уцелел. А теперь хочешь, чтобы я тебя своими руками уморил из-за какого-то пса?
— Но дети…
— Просто не говори им ничего, а потом уж как-нибудь образуется. Дети вырастут и всё поймут.
— Дети, конечно, вырастут. Вопрос только — кем?
— Серега, мы с тобой всю войну плечом к плечу прошли. И поверь: мог бы — помог.
— Ладно,  ты прав, извини. Побегу, сегодня дети из школы раньше обычного возвращаются.
Пожав товарищу руку, он быстро вышел из кабинета, забрал из гардероба противопыльную дыхательную маску, большие очки с уплотнителем по краям и непродуваемый плащ с многочисленными ремнями.
Улица встретила резкими порывами жгучего ветра. Начиналась песчаная буря и песок летел в стекла очков, словно кто-то намеренно бросал его горстями в лицо. Три десятка шагов до машины отняли последние силы. Хорошо хоть, что новая модель была оснащена автопилотом.
Прежде, чем войти в дом, он тщательно обработал одежду на себе пылесосом прямо во входном шлюзе. Разделся и бросил всю одежду в стиральный автомат, после чего долго и с наслаждением мылся холодной водой в душе.
Белка встретился у входа и с радостным визгом принялась крутиться под ногами. Он рассеянно потрепал ее за уши и отправился готовить обед. С тех пор, как от лучевой болезни умерла жена, ему пришлось многому научиться. Единственное, что так и не получилось освоить — это равнодушно сносить слезы детей.
В комнате прозвучал тонкий писк — это автоматический робот-уборщик выбрался из своего логова на уборку по расписанию. Белка тут же подобралась и предупреждающе зарычала. Робот был ее любимой игрушкой, и когда детей не было, Белка носилась по квартире за умной машиной и заливисто лаяла, словно уборщик был невероятно опасным чудовищем, которое следовало если не обезвредить, то напугать.
Сигнал видеофона прогнал задумчивость. После разрешающего взмаха рукой, на его экране возник бородатый тип, который тут же нудно забубнил:
— Серый, привет. Я понимаю, что тебе сейчас не до моих открытий, ведь вы улетаете, а я — остаюсь, но все же может найдешь время посмотреть на мои новые искусственные волосы и кожу? Это уже сорок четвертый вариант, и клянусь — ты не отличишь их от настоящих! А волосы — так даже лучше! Мягкие и шелковистые! Думаю, через полгода мы начнем массово пересаживать их всем, кто останется здесь и будет нуждаться в операции.
— Да, конечно, обязательно посмотрю, — взгляд остановился на роботе-уборщике. — Есть одна идея. Хочу Верке и Тиму подарок сделать. У тебя прототипатор еще работает? Принесу голоснимки, надо будет кое-что из твоей искусственной кожи слепить. А пяток бесшумных сервоприводов найдется?

Баба Вера была последней из первого поколения колонистов, еще помнившей материнскую планету, страшную угрозу, выгнавшую людей из родного дома в безбрежные просторы вакуумного океана и даже начало Исхода, когда сотни кораблей уходили один за одним в крутящуюся коричневую муть неба.
Ей оставалось уже недолго, и поэтому почти каждый день, ближе к вечеру, вокруг нее собирались дети. И баба Вера начинала им рассказывать то, что они и так уже знали почти наизусть.
О том, как отошли люди от Бога и уничтожили данный им мир.
О том, что смилостивился Бог, дал детям своим шанс, посадил их на Ковчег и отправил в мир новый, чтобы начать все сначала.
О том, что дал Бог людям Заповеди.
О том, что нельзя предавать друга, даже, если это и не человек.
О том, что друг не может нанести вред человеку или допустить, чтобы ему нанесли вред.
О том, что друг должен слушаться человека, когда послушание не наносит человеку вред.
О том, что друг человека должен сохранять себя, но при этом слушаться человека и не наносить ему вред.
Баба Вера все говорила, а высохшая рука её мерно гладила любимую собаку — Белку,  которая всегда послушно сидела рядом до тех пор, пока старушка не засыпала. Старческая рука медленно двигалась по удивительно мягкой и шелковистой шерсти, и собака жмурилась от удовольствия.
И только после этого убегала вместе с детьми играть на жемчужные болота, по которым ездили невероятно опасные автоматические сборщики подсохших водорослей.
И хотя обезвредить их никогда не удавалось, всегда оставался шанс попробовать напугать.

Путь от школы до дома занимает около двадцати минут. Не потому, что далеко. Сначала приходится ждать в очереди у шлюза, потом скучные минуты в шлюзовой камере, потом быстро – один лестничный пролет. Кажется, вот уже и дом, но снова шлюз, дезинфекция…  Коридор. Череда дверей. Младший брат боится тусклого подмигивания ламп, цепко хватает за руку. Вот и их дом, за дверью, на которой фломастером Вера однажды нарисовала маленькую ромашку. Она никогда не встречала живых цветов. Сердцевину и лепестки научила рисовать мама, она  даже держала когда-то в руках настоящие живые цветы.  Стебель и листья Вера рисовала сама, потому что мамы уже не было рядом. Единственное растение, которое девочка видела своими глазами – искусственная новогодняя елка, поэтому стебель ромашки покрыт щетиной иголок…
За дверью комната, перегороженная надвое занавеской. В одной – дед и отец, вечно хмурные, недовольные, озабоченные чем-то. Вера слышит обрывки их разговоров, от двери видит экран. Вечерняя программа новостей. На экране – первое лицо.
— Глянь-ка, Серега, — говорит дед.
— Я не смотрю это.
— Я тоже. Включил для интереса. Не, глянь! – он тыкает в изображение заскорузлым пальцем. – Мой ровесник! А выглядит, как твой. Тут одним ботоксом не обошлось, точно те говорю…  Наверняка улетел давно вместе со своими, а сейчас запись крутят.
— Едва ли. Куда же он без нас? — Отец пожимает плечами, глотает горсть таблеток, запивает  водой из бутылки.
Вера морщится, вспомнив горький вкус воды… Из-под кровати выскакивает Белка, начинает прыгать вокруг, встает на задние лапы, норовя лизнуть Темку и Веру одновременно. Белка… Единственная радость, единственный источник любви и тепла, после смерти мамы. Бросив на пол учебники, Вера спешит в свою комнату, чтобы потискать любимицу, поиграть, а потом, зарывшись носом в теплый затылок Белки, немного поплакать… 
В соседней комнате отец по громкой связи опять решает какие-то проблемы с начальником. Вера слышит каждое слово, напряженный голос отца, категоричный — начальника…
— Нет, нет, и ещё раз нет!
— Но…
— Исключено. Повторяю: животных на борт не берём!
— Петрович, ну пожалуйста. Она перенесёт сон в криогенной камере. Я рассчитал. Нужно будет только немного подкрутить настройки…
— А где я тебе эту лишнюю камеру найду? Рожу, что ли? Каждый сантиметр корабля рассчитан! Некуда пихать, ну не-ку-да! Да даже если и запихнуть в подсобку – как коммуникации провести?
—  Пусть в моей полетит. В тесноте, да не в обиде…
— Да? А камеру на что настраивать будем? На тебя или на неё? Или, может, вывести средний знаменатель? И достанем по прилёту двух «двухсотых»… Пойми же, Сергей Виктрыч. Не предусмотрено в нашем рейсе мест для братьев наших меньших. Всё, баста. Думаешь, ты один такой… Просящий? Ты же видел проект… Как один из ведущих инженеров, следует заметить — не только видел.
— Петрович, но это так нужно…
— Попробуй обменять свои билеты на рейс другой компании… Или вставай в очередь на место в государственном флоте… Или… Или оставайтесь на Земле, раз так…
— Да. Я понимаю. Просто… Сам понимаешь…
— Понимаю, что зажрался ты. Улетаешь, да не один, а с семьёй. Со всей! Ребятишек двое, здоровых… Почти. И внуки – если долетим, а мы долетим – будут. И правнуки. А ты недоволен. Охренел ты, Серёга. Заканчивай дурить и готовь чемоданы. Не для того воевали, чтобы внуки и дети наши инвалидами рождались.
— Не для того. За то бились, чтобы никого не осталось…
Звучит короткий сигнал отключения связи. Отец начинает шагать по дому, спотыкается о брошенные учебники.
Вера прижимает к себе Белку, утирая слезы, шепчет ей на ухо:
— Я тебя не брошу. Останусь здесь с тобой и никуда не полечу. Мама же обещала — Он нам обязательно поможет, — пальцем ныряет за воротник свитера и вытягивает шнурочек с кулоном. Там Бог. Смотрит печально и ласково. Как мама. Мама научила верить в Бога. Быстро оглядевшись (отец с дедом за занавеской, Темка занят расстановкой шашек на доске), Вера снимает с себя шнурочек и надевает на Белку, прячет под шерсть.
Белка высвобождается из детских рук, тихо рычит: в комнату, согласно расписанию, выкатывается автоматический робот-пылесос. Белка, прижав уши, следит за каждым его движением. Изобретение хозяина всегда немного пугает её.
Вера поднимает голову. Отец, прислонившись к стене, переводит взгляд с Белки – напрягшиеся мускулы, поднятые уши, серьёзная морда – на автоматизированного уборщика. Белка – робот – Белка – робот…  Вдруг улыбается:
— Белка полетит. Теперь уж точно, — радостно кивает Вере и, прихватив блокнот, выбегает за дверь.
— Опять в мастерскую свою побежал. А обещал в шашки со мной поиграть… — недовольно бурчит Темка. Подхватив с пола изгрызанный мячик, подкидывает вверх: — Белка! Апорт!

Путь от школы до дома занимает около двадцати минут. Не потому, что далеко. Просто некуда спешить, скорость коляски выставлена на минимум.
Коридоры и холлы поселка пусты. Дети на учебе, взрослые на работе. Красно-яркие лучи Солнца 7  дробятся в бордовой листве деревьев за окнами, бликами разбегаются по стене. Бесшумно и плавно сквозь свет и тишину коридора двигается  коляска. Время от времени Вера Сергеевна высвобождает из-под пледа руку и отводит в сторону. Тут же идущая рядом Белка подсовывает под ладонь хозяйки голову (я здесь, я рядом), отчего лицо Веры расцветает улыбкой. Проведя пальцами по теплому лбу, потрепав за ушами свою спутницу, хозяйка снова прячет руку под плед, не переставая улыбаться. Только Белка…  остальным нет дела до древней поглупевшей старухи, до последней оставшейся в живых свидетельницы жизни и смерти другого мира… Она могла бы многое рассказать именно сейчас: картины прошлого с каждым днем все ярче и подробнее нынешних будней, и  наконец-то появилось время на разговоры. Она могла бы многое поведать, чтобы нынешние дети ценили возможность каждое утро видеть настоящее небо и рисовать цветы с натуры. Она могла бы…  Но кто станет  слушать старуху? Её голос теперь так слаб и тих. Рука снова выскальзывает из-под пледа и ложится на затылок Белки:
— Только ты и услышишь меня, верно? А помнишь, как огромный космический ковчег отправился в путь? На экран транслировали Землю, которую мы покидали. Только она была не голубой с зеленым, как в старых книгах, а черной там, где песок спекся от жары, и серой, где песок покрылся холодом… Все плакали. Только ты молчала, потому что на твоей шее уже не было моего шнурочка.
Коляска останавливается: край пледа сполз и попал под колесо. Белка вытягивает его  обратно. Коляска снова продолжает движение. Белка бежит рядом, придерживая одеяло зубами.
— Потом мы спали… А ты? Парила в невесомости по пустым коридорам ковчега, берегла наш сон.  Да, мы многое могли бы рассказать. Ты и я. А что, если…
Нажатием кнопки она разворачивает кресло и спешно возвращается в свой модуль, чтобы записать для потомков, то, что вдруг понимает так отчетливо; то, что должны помнить и знать те, кто останется в этом мире после её ухода.

Как отошли люди от Бога и уничтожили данный им мир.
Как смилостивился Бог, дал детям своим шанс, позволив построить Ковчеги и отправиться  в мир новый, чтобы начать сначала.

Пальцы устают от письма, мерзнут. Белка подставляет загривок, чтобы хозяйка могла согреть их.

Как  дал Бог человеку помощника и друга. Вечного товарища. Чтобы не тяготился человек одиночеством, ибо от чувства одиночества творит он только зло.

— Белка, ты согласна? Все ли верно?
Белка чуть наклоняет голову в бок, шевелит ушами, смотрит в глаза хозяйке, будто выражая согласие.

Как друг человека не может нанести вред человеку или допустить, чтобы ему нанесли вред.
Как друг человека должен слушаться человека, когда послушание не наносит человеку вред.

Белка спешит в угол комнаты, аккуратно подхватывает кабель, призывно смотрит на хозяйку. Но та, увлеченная письмом, не замечает. Белка возвращается.

Как друг человека должен сохранять себя, но при этом слушаться человека и не наносить ему вред.

Баба Вера снова гладит Белку, но не чувствует тепла. Вздыхает. С трудом поднявшись из кресла, она подсоединяет к другу человека кабель питания, чтобы зарядить аккумулятор…

Жесткая линейная миниатюра.
1Автор оказался невнимателен и попутал имена персонажей из исходного варианта (Вера и Тема)
2Разделить пустой строкой смысловые отрезки — Вжик, из текста в текст у тебя с абзацами и графическим оформлением работы возникает заминка. Вот тебе шпаргалочка, если сам не справишься — помогу.
Пустой строкой разделяешь текст, если меняется место и время действия. Возьми любую пьесу из классики или сценарий, посмотри как там: действие такое-то, сцена такая-то, действующие лица вот такие. То есть события разделены подзаголовками. В обычной малознаковой прозе конечно такого нет — функцию разделения сцен и событий берет на себя пустая строка или вот такой значок***

Хорошо пойман характер подростка. Вроде и цинизм такой взрослый, и в то же время доля детской простоты и наивности. От исходного текста практически нет ничего, кроме имен. Скорее, это история по мотивам, но подана хорошо и интересно.

Объемный и живой рассказ с интересным подтекстом и характерными персонажами. Но это не доработка исходного текста, а самостоятельное произведение по мотивам исходного. Текст требует шлифовки и доработки по мелочам, а в целом хорошо.

Честная попытка улучшить авторский текст, и попытка вполне удачная, но...  Допущена та же ошибка, что и в исходном варианте — в тексте нарушено эмоциональное равновесие, отчего остается ощущение какой-то незавершенности. То есть первая часть изобилует эмоциями персонажей и нервощипательными ситуациями, в то время как вторая часть больше похожа на краткий постскриптум с ровным перечислением (констатацией) событий. Поэтому внимание читателя,
пойманное в начале текста, вдруг иссякает, концовка читается уже на автопилоте без ощущения соучастия или сопереживания персонажам

Скажу честно: улучшать авторский текст даже не пыталась. Цель работы — сделать некий наглядный пример того, что не получилось объяснить автору в критике, акцентировать внимание  автора на том, как важно правильно выбрать ракурс, с которого читатель будет воспринимать рассказ, а так же время глаголов (иногда, для включения читателя в рассказ, выгодно использовать настоящее время, а не только повествовать по стандарту в прошедшем времени).  Надеюсь, пособие получилось понятным и наглядным)