Просыпаюсь от ощущения тревоги. Рука тут же тянется за шприцом с успокоительным, но вместо нее натыкается на чью-то руку. Твою мать, ЭТО ЖЕ САТАНА!!! Мгновенно вскакиваю из-за стройки с ловкостью болливудского героя и и что было сил, размашисто, бью по роже нечисти. Но тут окончательно просыпаюсь. "Гребанный ты Винни-Пух!", — кляну я себя. То, что я принял за сатану— всего лишь... вульгарная маска, подвешенная на спинке стула. Семь утра. Голова соображает, но тело ломит. Оно отказывается верить в то, что оно пережило вчерашний поход в кабак. Такое количество выпитого вполне способно загубить человека, я ведь все-таки врач, знаю.
Так, какого черта я так надрался? Не сразу, но вспомнил — Вася обещал познакомить с молоденькой медсестрой из соседней поликлиники. Познакомил на славу. Мало того что молодой медсестрицей оказалась тетя Клава, уборщица с местного алкомагазина, так еще и кричал весь вечер про сатану. Вот чего мне нечистый и приснился. Гонял, видите ли, его всю ночь по уличной курилке, кричил что тот пузырь разбодяжил. А затем нес какую-то ахинею о том, будто мол, из-за разности скорости передвижения рогатого, плотность в бутылке изменилась! Еще и пытался потом выяснить с какой скоростью начальник ада летел, чтоб понять — надул тот его, или нет! Белочка, одним словом!
В общем хоть у меня сегодня и выходной, но придется топать на работу, потому как Василий человек пусть и не плохой, но запойный. А больницу без присмотра оставлять нельзя, опасно для общества.
Одеваюсь в пределах нормы — сорок минут. Халат в прихожей, но надо сначала перекусить. Хотя, еще добраться до сортира — организм никак не может привыкнуть вертикальному положению тела.
Путь по коридору, конечно же, маленькому— но меня заносит. Уже за дверью комнаты начинаю вычислять, насколько крепки стены, не отвалится ли прошлогодняя штукатурка, и насколько жестк ламинат на полу.
— Алишер, что с тобой? — вместо пола я натыкаюсь на Бабу Ягу. Вернее, это моя жена, вовремя вывалившаяся с кухни— она всегда проводит ревизию холодильника с половины седьмого до восьми утра.
"Блин!" — мысленно чертыхаюсь я. Приходится же уже двадцать с лишним годков жить с этой кикиморой! Говорили же родители — Алишер, зачем тебе баба на двенадцать лет тебя старше?! Но нет, не послушал, я же мужчина.
— А... — пытаюсь придумать как свалить от чудовища так, что бы оно забыло про меня и вернулось к холодильнику. — Лен, а где у нас пепельница? — а сам примечаю свежее пятно у неё на халате и думаю: "Вот же свинья! Лучше бы уж я с сатаной проснулся!". Тьфу ты, вот же напасть!
— Ох, милый, — жена направляется на кухню.
Мне хочется остановить ее, крикнуть: "Стой, хоть бутеров оставь!", но вместо этого я останавливаю себя. Мля, действительно — клиника...
Жена приходит с пачкой сигарет и зажигалкой:
— Еда в холодильнике, газ в плите, — и посмотрела так, что меня чуть не вывернуло.
Я представил себя огромным конденсатором емкостью в два фарида и почувствовал как кто-то повесил на меня цепь переменного тока. Почти физически ощутил все прелести частоты колебания в десятую секунды и постоянное напряжение в пятую ампера. Так плохо мне давно не было...
Она вздыхает, меня попускает, и я иду харчеваться. В дверях кухни оборачиваюсь:
— Меня неделю не будет.
Лена кивает. Конечно, есть плюс такой жены — никаких тебе допросов как и почему? Работает, деньги приносит. Пусть и спит в гостиной, но ничего страшного.
Завтрак роскошный — даже с учетом того, что дома содержится туша на полторы десятых тонны. И я даже держу себя в рамках, поедая ровным счетом то, что обычно уготовлено мне. С таким зверем главное вести себя аккуратно и не переступать за рамки, потому как говорится от любви до ненависти голодных два часа. С этой мыслью и вырубаю приемник из розетки.
Путь на улицу проделываю более-менее ровно. Ну, если не считать обтертой плечом побелки на площадке второго этажа. Но ведь это же уже ничего, учитывая что лег спать я в пять утра, правильно? 
Улица встречает меня теплым солнцем. Мой милитаристский прикид из укороченного медицинского халата и операционных брюк служит не только насмешкам прохожих, но и билетом льготного проезда на транспорте общественного назначения. А еще эти китайские резиновые тапочки. Люди ведь реально верят что я опаздываю на операцию.
Кто придумал эти переходы для слепых? Убил бы! Ведь они настолько тонко подобранны для издевки над больными тяжелым похмельем! Усмехаюсь про себя — я вам как врач утверждаю.
***
Перед Михой я предстаю в потрепанном и далеко непривычном виде. И на сорок минут позже обычного.
— Бо-бо? — глядя на меня, улыбается он.
— Да, понимаешь, там...
— Снова купился на Васькины уловки? — подытожил сторож.
Я смущено киваю.
— А потом еще сатана, объясняющийся по всем законам физики, — подкалывает меня он.
Развожу руками:
— Да, Миха. Издержки семейной жизни.
Молча стоим друг напротив друга. Ощущения — будто окунули головой в унитаз. Миха бы стал хорошим собутыльником. Хорошо, что он вел здоровый, холостяцкий образ жизни. Не то, что я.
И вот я иду по палатам. Даже назойливую дробь в висках стараюсь не замечать.
— Фуагра? — выдает больной.
— Нет, почему вы так подумали? — не моргая глазом, парирую я. А руки дрожат.
Пациенты начинают истерично хохотать.
— Молодец! — одобрительно кивает больной. — Нервы крепкие! Чего не скажешь о твоих... — он морщит лоб, подбирая слово, — коллегах.
Я хочу возразить, но он останавливает меня жестом:
— Давай без вранья! Мне нужно знать о человеке все, чтобы понимать — могу ли я ему доверить столь ответственную работу? Чтобы потом не было мучительно больно от неправильно построенного лечения? — подмигивает он и хохочет над своей шуткой, половина которой понятна только ему.
Я натянуто улыбаюсь, попытавшись изобразить веселье, и чувствую себя, как сегодня утром — огромным конденсатором, которому на уши прицепили провода под током.
— Хорошо, — соглашаюсь. — Я — фуагра, если уж на то пошло. — и пытаюсь вынырнуть из палаты за подмогой.
— Отлично! Люблю честных врачей. Более того, открою тебе секрет — я тайно симпатизирую таким как ты, мягким, светлым, но чуточку болезненным... Так что рад приветствовать тебя в нашем дружном коллективе!
Рукопожатие у него оказывается вялым. Не люблю такие ладони — как будто медузу давишь. Но какое это уже имеет значение когда дверь палаты плотно забаррикадирована двумя больными? Это не шпану пьяную раскидывать. Неужели я снова попал на вечеринку каннибалов?
   
***
В этот раз вопрос больного меня не пугает. Просто потому, что я уже пережил день укусов от больных и теперь хожу в полной боеготовности. Жду, чтобы отомстить за все прошлые разы.
Когда мой недруг совершает последний рывок длинной стрелкой навстречу своей победной трели, я делаю такое же молниеносное движение за своей старой помощницей — железный многоразовый шприц-пистолет начиненный мощным успокоительным. Пистолет сразу натыкается на тело больного, но вот тебе на — ломается шприц. Снова повторение вчерашней истории.
***
Так проходит неделя. Все мои попытки предотвратить беспредел больных заканчиваются провалом.
Главврач психиатрической больницы, набравший за неделю сотню укусов от двадцати пациентов, помимо психических заболеваний черт пойми еще чем болевших — финиш. А еще к тому же Вася, в край запивший. Больше я не выдержу.
Все. Увольняюсь.
***   
Собираю вещи, когда открывается входная дверь. На пороге — жена с кульками из "Алтындара". Сразу все понимает, роняет пакеты, оседает прямо в прихожей и молча смотрит. Лучше бы причитала, останавливала, проклинала — легче было бы уйти. А так — как будто ноги отказали. Просто стою и смотрю на нее. Как же она постарела! Нет, не то чтобы она раньше была молодой, но насколько старее она стала сейчас... И как раньше этого не замечал? Почему-то представляю ее такую несчастную, ждущую меня дома — и глаза застилает влага.
— Прости, Лена! Я... — все мысли путаются в голове, а слова застревают в горле. Выдавливаю из себя то, что могу, — я ухожу...
Не могу больше видеть ее глаз, потому подхватываю сумку и выбегаю. Захлопывая дверь, успеваю услышать:
— Храни тебя Бог, милый...

Просыпаюсь от ощущения тревоги. Рука тут же тянется за шприцом с успокоительным, но вместо нее натыкается на чью-то руку. Твою мать, ЭТО ЖЕ САТАНА!!! Мгновенно вскакиваю из-за стройки с ловкостью болливудского героя и что было сил, размашисто, бью по роже нечисти. Но тут окончательно просыпаюсь. "Гребанный ты Винни-Пух!", — кляну я себя. То, что я принял за сатану— всего лишь... вульгарная маска, подвешенная на спинке стула. Семь утра. Голова соображает, но тело ломит. Оно отказывается верить в то, что пережило вчерашний поход в кабак. Такое количество выпитого вполне способно загубить человека, я ведь все-таки врач, знаю.
Так, какого черта я так надрался? Не сразу, но вспомнил — Вася обещал познакомить с молоденькой медсестрой из соседней поликлиники. Познакомил на славу. Мало того что молодой медсестрицей оказалась тетя Клава, уборщица с местного алкомаркета, так еще и кричал весь вечер про сатану. Вот чего мне нечистый и приснился. Гонял, видите ли, его всю ночь по уличной курилке, кричал что тот пузырь разбодяжил. А затем нес какую-то ахинею о том, будто мол, из-за разности скорости передвижения рогатого, плотность в бутылке изменилась! Еще и пытался потом выяснить с какой скоростью начальник ада летел, чтоб понять — надул тот его, или нет! Белочка, у несостоявшегося профессора физики, одним словом!
В общем хоть у меня сегодня и выходной, но придется топать на работу, потому как Василий человек пусть и не плохой, но запойный. А больницу без присмотра оставлять нельзя, опасно для общества.
Одеваюсь в пределах нормы — сорок минут. Халат в прихожей, но надо сначала перекусить. Хотя, еще добраться до сортира — организм никак не может привыкнуть к вертикальному положению тела.
Путь по коридору, конечно же, маленькому— но меня заносит. Уже за дверью комнаты начинаю вычислять, насколько крепки стены, не отвалится ли прошлогодняя штукатурка, и насколько жестк ламинат на полу.
— Алеша, что с тобой? — вместо пола я натыкаюсь на Бабу Ягу. Вернее, это моя жена, вовремя вывалившаяся с кухни— она всегда проводит ревизию холодильника с половины седьмого до восьми утра.
"Блин!" — мысленно чертыхаюсь я. Приходится же уже двадцать с лишним годков жить с этой кикиморой! Говорили же родители — Алексей, зачем тебе баба на двенадцать лет тебя старше?! Но нет, не послушал, я же мужчина.
— А... — пытаюсь придумать как свалить от чудовища так, что бы оно забыло про меня и вернулось к холодильнику. — Лен, а где у нас пепельница? — а сам примечаю свежее пятно у неё на халате и думаю: "Вот же свинья! Лучше бы уж я с сатаной проснулся!". Тьфу ты, вот же напасть!
— Ох, милый, — жена направляется на кухню.
Мне хочется остановить ее, крикнуть: "Стой, хоть бутеров оставь!", но вместо этого я останавливаю себя. Мля, действительно — клиника...
Жена приходит с пачкой сигарет и зажигалкой:
— Еда в холодильнике, газ в плите, — и посмотрела так, что меня чуть не вывернуло. Живу с ней в силу привычки, но иногда не могу совладать с собой.
Я представил себя огромным конденсатором емкостью в два фарида, спасибо проваленному экзамену на мастера-электрика, и почувствовал как кто-то повесил на меня цепь переменного тока. Почти физически ощутил все прелести частоты колебания в десятую долю секунды и постоянное напряжение в пятую часть ампера. Так плохо мне давно не было...
Она вздыхает, меня попускает, и я иду харчеваться. В дверях кухни оборачиваюсь:
— Меня неделю не будет.
Лена кивает. Конечно, есть плюс такой жены — никаких тебе допросов как и почему? Работает, деньги приносит. Пусть и спит в гостиной, но ничего страшного.
Завтрак роскошный — даже с учетом того, что дома содержится туша на полторы десятых тонны. И я даже держу себя в рамках, поедая ровным счетом то, что обычно уготовлено мне. С таким зверем главное вести себя аккуратно и не переступать за рамки, потому как говорится от любви до ненависти голодных два часа. С этой мыслью и покидаю кухню.
Путь на улицу проделываю более-менее ровно. Ну, если не считать обтертой плечом побелки на площадке второго этажа. Но ведь это же уже ничего, учитывая что лег спать я в пять утра, правильно? 
Улица встречает меня теплым солнцем. Мой милитаристский прикид из укороченного медицинского халата и операционных брюк служит не только насмешкам прохожих, но и билетом льготного проезда на транспорте общественного назначения. А еще эти китайские резиновые тапочки. Люди ведь реально верят что я опаздываю на операцию.
Кто придумал эти переходы для слепых? Убил бы! Ведь они настолько тонко подобранны для издевки над больными тяжелым похмельем! Я вам как врач утверждаю.
***
Перед Михалычем я предстаю в потрепанном и далеко непривычном виде. И на сорок минут позже обычного.
— Бо-бо? — глядя на меня, улыбается он.
— Да, понимаешь, там...
— Снова купился на Васькины уловки? — подытожил сторож.
Я смущено киваю.
— А потом еще сатана, объясняющийся по всем законам физики, — подкалывает меня он.
Развожу руками:
— Да, Михалыч. Издержки несостоявшейся мечты.
Молча стоим друг напротив друга. Ощущения — будто окунули головой в унитаз. Михалыч бы стал хорошим собутыльником. Хорошо, что он вел здоровый, холостяцкий образ жизни. Не то, что я.
И вот я иду по палатам. Даже назойливую дробь в висках стараюсь не замечать.
— Фуагра? — выдает больной.
— Нет, почему вы так подумали? — не моргая глазом, парирую я. А руки дрожат.
Пациенты начинают истерично хохотать.
— Молодец! — одобрительно кивает больной. — Нервы крепкие! Чего не скажешь о твоих... — он морщит лоб, подбирая слово, — коллегах.
Я хочу возразить, но он останавливает меня жестом:
— Давай без вранья! Мне нужно знать о человеке все, чтобы понимать — могу ли я ему доверить столь ответственную работу? Чтобы потом не было мучительно больно от неправильно построенного лечения. — подмигивает он и хохочет над своей шуткой, половина которой понятна только ему.
Я натянуто улыбаюсь, попытавшись изобразить веселье, и чувствую себя, как сегодня утром — огромным конденсатором, долбанная задачка с экзамена, которому на уши прицепили провода под током.
— Хорошо, — соглашаюсь. — Я — фуагра, если уж на то пошло. — и пытаюсь вынырнуть из палаты за подмогой.
— Отлично! Люблю честных врачей. Более того, открою тебе секрет — я тайно симпатизирую таким как ты, мягким, светлым, но чуточку болезненным... Так что рад приветствовать тебя в нашем дружном коллективе!
Рукопожатие у него оказывается вялым. Не люблю такие ладони — как будто медузу давишь. Но какое это уже имеет значение когда дверь палаты плотно забаррикадирована двумя больными? Это не шпану пьяную раскидывать. Неужели я снова попал на вечеринку каннибалов?
   
***
В этот раз вопрос больного меня не пугает. Просто потому, что я уже пережил день укусов от больных и теперь хожу в полной боеготовности. Жду, чтобы отомстить за все прошлые разы.
Когда мой недруг совершает последний рывок длинной стрелкой навстречу своей победной трели, я делаю такое же молниеносное движение за своим старым помощником — железный многоразовый шприц-пистолет начиненный мощным успокоительным. Пистолет сразу натыкается на тело больного, но вот тебе на — ломается шприц. Снова повторение вчерашней истории.
***
Так проходит неделя. Все мои попытки предотвратить беспредел больных заканчиваются провалом.
Главврач психиатрической больницы, набравший за неделю сотню укусов от двадцати пациентов, помимо психических заболеваний черт пойми еще чем болевших — финиш. А еще к тому же Вася, в край запивший. Больше я не выдержу.
Все. Увольняюсь.
***   
Собираю вещи, когда открывается входная дверь. На пороге — жена с кульками из "Пятерочки". Сразу все понимает, роняет пакеты, оседает прямо в прихожей и молча смотрит. Лучше бы причитала, останавливала, проклинала — легче было бы уйти. А так — как будто ноги отказали. Просто стою и смотрю на нее. Как же она постарела! Нет, не то чтобы она раньше была молодой, но насколько старее она стала сейчас... И как раньше этого не замечал? Пусть и ненавижу кочергу старую, но все же привык, даже грустно как-то. Представляю ее такую несчастную, ждущую меня дома — и глаза застилает влага.
— Прости, Лена! Я... — все мысли путаются в голове, а слова застревают в горле. Выдавливаю из себя то, что могу, — я ухожу...
Не могу больше видеть ее глаз, потому подхватываю сумку и выбегаю. Навстречу юношеской мечте. Вперед к карьере электрика. Захлопывая дверь, успеваю услышать:
— Храни тебя Бог, милый...

Я один из многих в этом закрытом загадочном и многострадальном мире, именуемом гордо «Психбольница №1». Здесь мой дом, моя судьба. Зовут меня Хоботов, Евгений Фёдорович. Родился я … Ах, впрочем, это не важно. Где родился, там и сгодился. Придя сюда молодым практикантом с кулинарного техникума, a остался тут навсегда.

***

День уже клонился к закату. Солнце село за кудрявые кроны рощицы окружающую нашу обитель, но остатки солнечного дня ещё витали в воздухе, словно нерастворившийся в крови ГАЛОПЕРИДОЛ. От толстых прутьев решётки и сетки рабица на окне, падали причудливые тени на стол и стулья, привинченные к полу. Настроение – преотличнейшее. Бурлила кровь, хотелось строить замки из песка и тут же разрушать их, писать второй том «Мётртвых душ» и тут же сжигать его, найти истину и тут же утопить её в вине. От избытка чувств я ухватился за преднамеренно оголённый электрический провод. Дёрнуло от души. Настольная лампа моргнула и пригасила яркость. Во рту появился приятный кислый вкус. В скулу будто Кличко двинул, ласково, но от души. В дверь осторожно постучали. Я с сожалением отпустил провод.
— Войдите
В кабинет опасливо вошли двое рослых санитаров. Иванов и Иванов. «Двое из ларца, одинаковы с лица». Не родственники – однофамильцы. Первый чётким движением коснулся своей шеи справа, второй своего плеча слева. Знают, черти, как правильно отдавать честь старшему по званию. Этот обычай, введённый мной три года назад, действовал безукоризненно. Он дисциплинировал и постоянно напоминал сидельцам об их шатком положении. Мол, ты сам ещё не знаешь, какое место тебя судьба укусит. Я лениво ответил на их приветствие, трижды махнув ладонью у правого бедра, согласно количеству укусов. Зря я, конечно, укусил их в разные точки, синхронности нет. Я поморщился. Иванов воспринял это как плохой знак, заторопился, зачастил:
— Хозяин, время к отбою, а остальные без Вас не ложатся. Как, может… пойдём уже.
— Ладно, пошли. Надеюсь, вы мне мою любимую палату приготовили, шестую?
Ивановы синхронно кивнули. Второй Иванов отстранённо глядя в строну обронил:
— Чо, и намордник опять надевать не будем?
— А что больные сегодня буянили?
— Нет, нет, Хозяин, что ты – заторопились Ивановы – все сегодня были белыми и пушистыми
— Ладно, — смилостивился я – сегодня без намордника и смирительной рубашки, пошли
Мы шли освещённым коридором. Я всматривался в знакомые лица и вспоминал, как они попали сюда. Вот Мук-Дак, рефлекторно схватился за гениталии, это его Иванов отметил, ещё при приёме. Вот Му-Му, словно пёс пять раз щёлкнул по левому уху. Это я постарался, уж больно строптив, а за каждую провинность, извольте – укус. А ещё сторожилы Макак, Ленин, Ельцин…Большинство из «Бермудского треугольника». Нет, не из того, что так красочно воспел поэт «…будто этот многогранник – незакрытый пуп Земли». Этот Треугольник располагается в нашем городе. Именно он был темой моей диссертации. Одну из глав я даже оформил в стихотворной форме.
Разменяв последний стольник
Взяв два пива и леща
Я присел за грязный столик
Возле мутного окна
Крошки, мыши, тараканы
Мне теперь сам чёрт не брат
Пиво пенится в стакане,
Я тому безмерно рад
Ах, погодка – загляденье
И барменша так мила.
Рядом плюхнулись в сиденье
Два знакомых кореша.
Зырит лещ на нас с тоскою
Щас порвём его, на раз!
У друзей всегда с собою
Водка! Это вам не квас.
Пиво с водкой  — нет вкуснее
Ну, что празднуем теперь?
Не боись, не день рожденья
Мы не алкаши, поверь.
Повод нужен лишь «алконам»
А у нас поёт душа.
И плясали и смеялись
Два любимых кореша.
Это кто сказал, что я —
Мастер по питью спиртного
Пить не может ни … черта?
У тебя как с головою?
Тоже мне, хорош «братан».
Это мне ты отвечаешь?
Вылупился как баран
На, за это получаешь.

… череп клинил, кости ныли
В голове трезвон и вой
Да, неплохо погуляли
В этот самый … выходной.

А образуют его три заведения: рюмочная «На посошок», кафе «Разгуляй» и ресторан «Нирвана». Именно в этом треугольнике просвещенные жёны разыскивают своих мужей. Именно здесь происходя иногда странные и непонятные события. Например, учёные мужи долго бились над неясностью, как пара кружек обычного пива может свалить с ног здорового мужика. Только после создания мной экспертного отряда «Летучий Сатана», обнаружилась истинна. Пролетая над «Посошком» наш отряд увидел странные манипуляции бармена. Мы схватили его за руку, и он открыл нам тайну под названием «Ёрш», и тайну изменения плотности спирта. Именно там я познакомился с Ивановыми и перетащил их сюда, в обитель.
Почти у самой палаты стояли двое. Пацак и новенький. Пацак, увидев меня, присел, дважды хлопнул себя по ляжкам и воскликнул «Ку!». Новенький, криво усмехнувшись протянул:
— Чо, и этот фуфел тут банк держит? Да, его тонким слоем на кулак намазать и то не хватит…
— Послушайте почтеннейший…
Я хотел нежно коснуться плеча наглеца, но неожиданно скопившаяся энергия слетела с кончиков пальцев голубой молнией и отбросила его к стене. Пока тот был в отключке, я с яростным наслаждением поставил на нём первую отметину, прямо под глазом. Тоже мне Нельсон недокушенный. Рот ещё не успел как следует наполниться кровью, а зубы впиться в нежное мясо, как среагировали Ивановы. Они живо поставили меня на ноги, отряхнули, заботливо вытерли рот.
— Успокойтесь Хозяин всё прошло, он уже помечен. С него хватит.
Да, пожалуй хватит. Чтобы сохранить лицо, я сделал гордую осанку, вздёрнул подбородок и тут увидел Математика. Тот сидел на корточках в уголке и что-то писал в тетрадке.
— Что!? Неповиновение?!
Тут Математик, видимо, выплыл из глубины своих мыслей, спохватился, вскочил и принялся отплясывать Русскую ударяя себя по бёдрам, плечам и хлопая в ладоши. Потом остановился виновато глядя на нас. Точно, тридцать восемь, как в аптеке. Ай, да Математик. Сам виноват, был бы внимательнее, его не кусали бы, не вертелся бы сейчас как блохастый пёс.
— Ну, чем занят? – спросил я солидно
— Я, это… задачки сочиняю…
— Задачки? – удивился Иванов – для кого?
— Для школ, в учебники
— И что, берут? – заинтересованно осведомился Иванов второй
— Берут. У меня зять – издатель. Пришлось его два раза кусать, чтобы печатал.
За начальником отделения закрылась дверь палаты №6. Ивановы развернулись и привычно скаля зубы и постукивая дубинками, начали загонять больных по палатам. Потом щёлкнули общим выключателем и неторопливо двинулись к себе в каморку.
— И кто только назначил нам в начальники такого Кусаку – со вздохом молвил Иванов
— Известно кто, — отозвался напарник — Андрей Ефимыч Рагин — главный врач
— А зачем?
— Говорят, Андрей Ефимыч укусил Хоботова, ну и чтобы извиниться дал ему порулить год. Кто ж знал, что Хозяин так вцепится в должность, что твой бульдог
— А кто назначил Рагина?
— Министр, дурья ты башка. Он, говорят, тоже любит кусаться, можа тут без укусов тож не обошлось.
— Да-а-а, — протянул второй – а уж кто министра укусил, об этом лучше не думать — целее будешь