Просыпаюсь от ощущения тревоги. Рука тут же тянется за шприцом с успокоительным, но вместо нее натыкается на чью-то руку. Твою мать, ЭТО ЖЕ САТАНА!!! Мгновенно вскакиваю из-за стройки с ловкостью болливудского героя и что было сил, размашисто, бью по роже нечисти. Но тут окончательно просыпаюсь. "Гребанный ты Винни-Пух!", — кляну я себя. То, что я принял за сатану— всего лишь... вульгарная маска, подвешенная на спинке стула. Семь утра. Голова соображает, но тело ломит. Оно отказывается верить в то, что пережило вчерашний поход в кабак. Такое количество выпитого вполне способно загубить человека, я ведь все-таки врач, знаю.
Так, какого черта я так надрался? Не сразу, но вспомнил — Вася обещал познакомить с молоденькой медсестрой из соседней поликлиники. Познакомил на славу. Мало того что молодой медсестрицей оказалась тетя Клава, уборщица с местного алкомаркета, так еще и кричал весь вечер про сатану. Вот чего мне нечистый и приснился. Гонял, видите ли, его всю ночь по уличной курилке, кричал что тот пузырь разбодяжил. А затем нес какую-то ахинею о том, будто мол, из-за разности скорости передвижения рогатого, плотность в бутылке изменилась! Еще и пытался потом выяснить с какой скоростью начальник ада летел, чтоб понять — надул тот его, или нет! Белочка, у несостоявшегося профессора физики, одним словом!
В общем хоть у меня сегодня и выходной, но придется топать на работу, потому как Василий человек пусть и не плохой, но запойный. А больницу без присмотра оставлять нельзя, опасно для общества.
Одеваюсь в пределах нормы — сорок минут. Халат в прихожей, но надо сначала перекусить. Хотя, еще добраться до сортира — организм никак не может привыкнуть к вертикальному положению тела.
Путь по коридору, конечно же, маленькому— но меня заносит. Уже за дверью комнаты начинаю вычислять, насколько крепки стены, не отвалится ли прошлогодняя штукатурка, и насколько жестк ламинат на полу.
— Алеша, что с тобой? — вместо пола я натыкаюсь на Бабу Ягу. Вернее, это моя жена, вовремя вывалившаяся с кухни— она всегда проводит ревизию холодильника с половины седьмого до восьми утра.
"Блин!" — мысленно чертыхаюсь я. Приходится же уже двадцать с лишним годков жить с этой кикиморой! Говорили же родители — Алексей, зачем тебе баба на двенадцать лет тебя старше?! Но нет, не послушал, я же мужчина.
— А... — пытаюсь придумать как свалить от чудовища так, что бы оно забыло про меня и вернулось к холодильнику. — Лен, а где у нас пепельница? — а сам примечаю свежее пятно у неё на халате и думаю: "Вот же свинья! Лучше бы уж я с сатаной проснулся!". Тьфу ты, вот же напасть!
— Ох, милый, — жена направляется на кухню.
Мне хочется остановить ее, крикнуть: "Стой, хоть бутеров оставь!", но вместо этого я останавливаю себя. Мля, действительно — клиника...
Жена приходит с пачкой сигарет и зажигалкой:
— Еда в холодильнике, газ в плите, — и посмотрела так, что меня чуть не вывернуло. Живу с ней в силу привычки, но иногда не могу совладать с собой.
Я представил себя огромным конденсатором емкостью в два фарида, спасибо проваленному экзамену на мастера-электрика, и почувствовал как кто-то повесил на меня цепь переменного тока. Почти физически ощутил все прелести частоты колебания в десятую долю секунды и постоянное напряжение в пятую часть ампера. Так плохо мне давно не было...
Она вздыхает, меня попускает, и я иду харчеваться. В дверях кухни оборачиваюсь:
— Меня неделю не будет.
Лена кивает. Конечно, есть плюс такой жены — никаких тебе допросов как и почему? Работает, деньги приносит. Пусть и спит в гостиной, но ничего страшного.
Завтрак роскошный — даже с учетом того, что дома содержится туша на полторы десятых тонны. И я даже держу себя в рамках, поедая ровным счетом то, что обычно уготовлено мне. С таким зверем главное вести себя аккуратно и не переступать за рамки, потому как говорится от любви до ненависти голодных два часа. С этой мыслью и покидаю кухню.
Путь на улицу проделываю более-менее ровно. Ну, если не считать обтертой плечом побелки на площадке второго этажа. Но ведь это же уже ничего, учитывая что лег спать я в пять утра, правильно? 
Улица встречает меня теплым солнцем. Мой милитаристский прикид из укороченного медицинского халата и операционных брюк служит не только насмешкам прохожих, но и билетом льготного проезда на транспорте общественного назначения. А еще эти китайские резиновые тапочки. Люди ведь реально верят что я опаздываю на операцию.
Кто придумал эти переходы для слепых? Убил бы! Ведь они настолько тонко подобранны для издевки над больными тяжелым похмельем! Я вам как врач утверждаю.
***
Перед Михалычем я предстаю в потрепанном и далеко непривычном виде. И на сорок минут позже обычного.
— Бо-бо? — глядя на меня, улыбается он.
— Да, понимаешь, там...
— Снова купился на Васькины уловки? — подытожил сторож.
Я смущено киваю.
— А потом еще сатана, объясняющийся по всем законам физики, — подкалывает меня он.
Развожу руками:
— Да, Михалыч. Издержки несостоявшейся мечты.
Молча стоим друг напротив друга. Ощущения — будто окунули головой в унитаз. Михалыч бы стал хорошим собутыльником. Хорошо, что он вел здоровый, холостяцкий образ жизни. Не то, что я.
И вот я иду по палатам. Даже назойливую дробь в висках стараюсь не замечать.
— Фуагра? — выдает больной.
— Нет, почему вы так подумали? — не моргая глазом, парирую я. А руки дрожат.
Пациенты начинают истерично хохотать.
— Молодец! — одобрительно кивает больной. — Нервы крепкие! Чего не скажешь о твоих... — он морщит лоб, подбирая слово, — коллегах.
Я хочу возразить, но он останавливает меня жестом:
— Давай без вранья! Мне нужно знать о человеке все, чтобы понимать — могу ли я ему доверить столь ответственную работу? Чтобы потом не было мучительно больно от неправильно построенного лечения. — подмигивает он и хохочет над своей шуткой, половина которой понятна только ему.
Я натянуто улыбаюсь, попытавшись изобразить веселье, и чувствую себя, как сегодня утром — огромным конденсатором, долбанная задачка с экзамена, которому на уши прицепили провода под током.
— Хорошо, — соглашаюсь. — Я — фуагра, если уж на то пошло. — и пытаюсь вынырнуть из палаты за подмогой.
— Отлично! Люблю честных врачей. Более того, открою тебе секрет — я тайно симпатизирую таким как ты, мягким, светлым, но чуточку болезненным... Так что рад приветствовать тебя в нашем дружном коллективе!
Рукопожатие у него оказывается вялым. Не люблю такие ладони — как будто медузу давишь. Но какое это уже имеет значение когда дверь палаты плотно забаррикадирована двумя больными? Это не шпану пьяную раскидывать. Неужели я снова попал на вечеринку каннибалов?
   
***
В этот раз вопрос больного меня не пугает. Просто потому, что я уже пережил день укусов от больных и теперь хожу в полной боеготовности. Жду, чтобы отомстить за все прошлые разы.
Когда мой недруг совершает последний рывок длинной стрелкой навстречу своей победной трели, я делаю такое же молниеносное движение за своим старым помощником — железный многоразовый шприц-пистолет начиненный мощным успокоительным. Пистолет сразу натыкается на тело больного, но вот тебе на — ломается шприц. Снова повторение вчерашней истории.
***
Так проходит неделя. Все мои попытки предотвратить беспредел больных заканчиваются провалом.
Главврач психиатрической больницы, набравший за неделю сотню укусов от двадцати пациентов, помимо психических заболеваний черт пойми еще чем болевших — финиш. А еще к тому же Вася, в край запивший. Больше я не выдержу.
Все. Увольняюсь.
***   
Собираю вещи, когда открывается входная дверь. На пороге — жена с кульками из "Пятерочки". Сразу все понимает, роняет пакеты, оседает прямо в прихожей и молча смотрит. Лучше бы причитала, останавливала, проклинала — легче было бы уйти. А так — как будто ноги отказали. Просто стою и смотрю на нее. Как же она постарела! Нет, не то чтобы она раньше была молодой, но насколько старее она стала сейчас... И как раньше этого не замечал? Пусть и ненавижу кочергу старую, но все же привык, даже грустно как-то. Представляю ее такую несчастную, ждущую меня дома — и глаза застилает влага.
— Прости, Лена! Я... — все мысли путаются в голове, а слова застревают в горле. Выдавливаю из себя то, что могу, — я ухожу...
Не могу больше видеть ее глаз, потому подхватываю сумку и выбегаю. Навстречу юношеской мечте. Вперед к карьере электрика. Захлопывая дверь, успеваю услышать:
— Храни тебя Бог, милый...

Просыпаюсь от ощущения тревоги. Тянусь за бутылкой воды, постоянно стоящей на табурете, но вместо нее натыкаюсь на чью-то руку. Твою мать, ЭТО ЖЕ САТАНА!!! Мгновенно вскакиваю с койки с ловкостью болливудского героя и, что было сил, размашисто, бью по роже нечисти. Но тут окончательно просыпаюсь. "Гребаный ты Винни-Пух!", — кляну я себя. То, что я принял за сатану— всего лишь... вульгарная маска, подвешенная на спинке стула. Семь утра. Голова соображает, но тело ломит. Оно в шоке после вчерашнего похода в кабак. Такое количество выпитого вполне способно загубить человека, я ведь все-таки врач, знаю.
Так какого черта я так надрался? Не сразу, но вспомнил — Вася обещал познакомить с молоденькой медсестрой из соседней поликлиники. Познакомил на славу. Мало того, что молодой медсестрицей оказалась тетя Клава, уборщица с местного алкомаркета, так он еще и кричал весь вечер про сатану. Вот чего мне нечистый и приснился. Гонял, видите ли, его всю ночь по уличной курилке, кричал, что тот пузырь разбодяжил. А затем нес какую-то ахинею, будто мол, из-за разности скорости передвижения рогатого, плотность в бутылке изменилась! Еще и пытался выяснить, с какой скоростью начальник ада летел, чтоб понять — надул он его, или нет! Белочка, у несостоявшегося профессора физики, одним словом!
В общем, хоть у меня сегодня и выходной, но придется топать на работу, потому как Василий человек пусть и не плохой, но запойный. А больницу без присмотра оставлять нельзя, опасно для общества.
Одеваюсь в пределах нормы — сорок минут. Халат в прихожей, но надо сначала перекусить. Хотя, еще добраться до сортира — организм никак не может привыкнуть к вертикальному положению тела.
Путь по коридору, конечно же, маленькому— но меня заносит. Уже за дверью комнаты начинаю вычислять, насколько крепки стены, не отвалится ли прошлогодняя штукатурка, и насколько жесткий ламинат на полу.
— Алеша, что с тобой? — вместо пола я натыкаюсь на Бабу Ягу. Вернее, это моя жена, вовремя вывалившаяся с кухни— она всегда проводит ревизию холодильника с половины седьмого до восьми утра.
"Блин!" — мысленно чертыхаюсь я. Приходится уже двадцать с лишним годков жить с этой кикиморой! Говорили родители — Алексей, зачем тебе баба на двенадцать лет тебя старше?! Но нет, не послушал, я ведь мужчина.
— А... — пытаюсь придумать как свалить от чудовища так, чтобы оно забыло про меня и вернулось к холодильнику. — Лен, а где у нас пепельница? — а сам примечаю свежее пятно у неё на халате и думаю: "Вот же свинья! Лучше бы уж я с сатаной проснулся!". Тьфу ты, вот же напасть!
— Ох, милый, — жена направляется на кухню.
Мне хочется остановить ее, крикнуть: "Стой, хоть бутеров оставь!", но вместо этого я останавливаю себя. Мля, действительно — клиника...
Жена приходит с пачкой сигарет и зажигалкой:
— Еда в холодильнике, газ в плите, — и посмотрела так, что меня чуть не вывернуло. Живу с ней в силу привычки, но иногда не могу совладать с собой.
Я представил себя огромным конденсатором емкостью в два фарада, спасибо проваленному экзамену на мастера-электрика, и почувствовал как кто-то повесил на меня цепь переменного тока. Почти физически ощутил все прелести частоты колебания в десятую долю секунды и постоянное напряжение в пятую часть ампера. Так плохо мне давно не было...
Она вздыхает, меня попускает, и я иду харчеваться. В дверях кухни оборачиваюсь:
— Меня неделю не будет.
Лена кивает. Конечно, есть плюс такой жены — никаких тебе допросов "как" и "почему"? Работает, деньги приносит. Пусть и спит в гостиной, но ничего страшного.
Завтрак роскошный — даже с учетом того, что дома содержится туша на полторы десятых тонны. И я даже держу себя в рамках, поедая ровным счетом то, что обычно уготовлено мне. С таким зверем главное вести себя аккуратно и не переступать за рамки, потому, как говорится, от любви до ненависти голодных два часа. С этой мыслью и покидаю кухню.
Путь на улицу проделываю более-менее ровно. Ну, если не считать обтертой плечом побелки на площадке второго этажа. Но ведь это же уже ничего, учитывая что лег спать я в пять утра, правильно? 
Улица встречает меня теплым солнцем. Мой милитаристский прикид из укороченного медицинского халата и операционных брюк служит не только насмешкам прохожих, но и билетом льготного проезда на транспорте общественного назначения. А еще эти китайские резиновые тапочки. Люди ведь реально верят, что я опаздываю на операцию.
Кто придумал эти переходы для слепых? Убил бы! Ведь они настолько тонко подобраны для издевки над больными тяжелым похмельем! Я вам как врач утверждаю.
***
Перед Михалычем я предстаю в потрепанном и далеко непривычном виде. И на сорок минут позже обычного.
— Бо-бо? — глядя на меня, улыбается он.
— Да, понимаешь, там...
— Снова купился на Васькины уловки? — подытожил сторож.
Я смущено киваю.
— А потом еще сатана, объясняющийся по всем законам физики, — подкалывает меня он.
Развожу руками:
— Да, Михалыч. Издержки несостоявшейся мечты.
Молча стоим друг напротив друга. Ощущения — будто окунули головой в унитаз. Михалыч бы стал хорошим собутыльником. Хорошо, что он ведет здоровый, холостяцкий образ жизни. Не то, что я.
И вот я иду по палатам. Даже назойливую дробь в висках стараюсь не замечать.
— Фуагра? — выдает больной.
— Нет, почему вы так подумали? — не моргая глазом, парирую я. А руки дрожат.
Пациенты начинают истерично хохотать.
— Молодец! — одобрительно кивает больной. — Нервы крепкие! Чего не скажешь о твоих... — он морщит лоб, подбирая слово, — коллегах.
Я хочу возразить, но он останавливает меня жестом:
— Давай без вранья! Мне нужно знать о человеке все, чтобы понимать — могу ли я ему доверить столь ответственную работу? Чтобы потом не было мучительно больно от неправильно построенного лечения, — подмигивает он и хохочет над своей шуткой, половина которой понятна только ему.
Я натянуто улыбаюсь, попытавшись изобразить веселье, и чувствую себя, как сегодня утром — огромным конденсатором, долбаная задачка с экзамена, которому на уши прицепили провода под током.
— Хорошо, — соглашаюсь. — Я — фуагра, если уж на то пошло. — и пытаюсь вынырнуть из палаты за подмогой.
— Отлично! Люблю честных врачей. Более того, открою тебе секрет — я тайно симпатизирую таким как ты, мягким, светлым, но чуточку болезненным... Так что рад приветствовать тебя в нашем дружном коллективе!
Рукопожатие у него оказывается вялым. Не люблю такие ладони — как будто медузу давишь. Но какое это уже имеет значение, когда дверь палаты плотно забаррикадирована двумя больными? Это не шпану пьяную раскидывать. Неужели я снова попал на вечеринку каннибалов?
   
***
В этот раз вопрос больного меня не пугает. Просто потому, что я уже пережил день укусов от больных и теперь хожу в полной боеготовности. Жду, чтобы отомстить за все прошлые разы.
Когда мой недруг совершает последний рывок длинной стрелкой навстречу своей победной трели, я делаю такое же молниеносное движение за своим старым помощником — железный многоразовый шприц-пистолет начиненный мощным успокоительным. Пистолет сразу натыкается на тело больного, но вот тебе на — ломается шприц. Снова повторение вчерашней истории.
***
Так проходит неделя. Все мои попытки предотвратить беспредел больных заканчиваются провалом.
Главврач психиатрической больницы, набравший за неделю сотню укусов от двадцати пациентов, помимо психических заболеваний черт пойми еще чем болевших — финиш. А еще к тому же Вася, в край запивший. Больше я не выдержу.
Все. Увольняюсь.
***   
Собираю вещи, когда открывается входная дверь. На пороге — жена с кульками из "Пятерочки". Сразу все понимает, роняет пакеты, оседает прямо в прихожей и молча смотрит. Лучше бы причитала, останавливала, проклинала — легче было бы уйти. А так — как будто ноги отказали. Просто стою и смотрю на нее. Как же она постарела! Нет, не то чтобы она раньше была молодой, но насколько старее она стала сейчас... И как раньше этого не замечал? Пусть и ненавижу кочергу старую, но все же привык, даже грустно как-то. Представляю ее такую несчастную, ждущую меня дома — и глаза застилает влага.
— Прости, Лена! Я... — все мысли путаются в голове, а слова застревают в горле. Выдавливаю из себя то, что могу, — я ухожу...
Не могу больше видеть ее глаз, потому подхватываю сумку и выбегаю. Навстречу юношеской мечте. Вперед, к карьере электрика. Захлопывая дверь, успеваю услышать:
— Храни тебя Бог, милый...