Старые Боги позабыты, новых еще не придумали…
Глава 1
Ночь пахла свободой.
Илья перелез высокий забор и спрыгнул в траву. Неудачно. Нога подвернулась и молодой парень, почти еще мальчишка, зашипел сквозь плотно сжатые зубы. Нет, конечно же его не услышат здесь, даже если он закричит. Терпеть боль и не плакать, было скорее привычкой, выработанной за всю его недолгую жизнь в Интернате.
Прихрамывая, парень поспешил прочь от ненавистного места. Не оборачиваясь, не минуты не задумываясь. Теперь он точно уйдет отсюда навсегда. Он сможет. Да он сможет!
Летняя ночь была тихой, здесь, на окраине Руин, дул легкий ветерок, разнося запахи цветущих плодоягодных деревьев. В траве по краям растрескивавшейся асфальтной дороги стрекотали сверчки, а вокруг редких фонарей кружили тучки ночных бабочек и всевозможных жуков.
Боль в лодыжки постепенно угасала, и парень все бодрее шел вперед. Куда? Он и сам не знал. Кто ждет его в этом полуразрушенном мире, так и не оправившимся после войны? Хотелось просто уйти подальше от места где: боль, унижение, стыд и страх сковывали его существование в плотный кокон.
Улица сменяла улицу, но стойкое ощущение плена, тюрьмы, зависимости, продолжали давить, плющить подобно прессу. Мир за стеной, он манил своей чужеродностью, пугал и дразнил Илью. В первый раз, когда он сбежал, было не так, совсем не так. Ему вдруг стало стыдно. Тряпка! Как же он был слаб тогда, впрочем, и сполна поплатился за это. Рот наполнился слюной. «Давай лежи ее, уродец, поработай языком!» Пьяный голос Сабины, огромной, похожей на бегемота воспитательницы звучал в ушах. Илья сплюнул, от нахлынувших воспоминаний его едва не стошнило. Нет, он больше не будет исполнять прихоти этой жирной сучки!
Ноздри втянули цветочный аромат, перебивая возникшие, будто наяву запахи пота и не мытого тела.
Фонари мигнули, чтобы окончательно погаснуть. Уже полночь и такое редкое и дорогое удовольствие для города, как электрические лампы, было бы совсем нерационально использовать дольше. Освещались несколько улиц, прилегающих к территории Интерната, дальше царила тьма и неизвестность. Однако незнакомый мир не погрузился во тьму и в этом ему помогли россыпи звезд и бледный диск луны. Илья резко остановился, протер глаза, на секунду ему показалось, что рядом с привычным спутником земли возник еще один, но более крупный.
Проклятая химия, будь она не ладна. Это все ее последствия. Хотя он почти отказался от еды, которой их пичкали в Интернате. Желудок жалобно заурчал, мысли о пище разбудили загнанный в далекий угол сознания голод. Перед внутренним взором всплыла лоснящаяся, жирная рожа Фарита. Этот ублюдок мог жрать целый день, если бы не его обязанности в свинарнике. Однажды Илья, работавший с ним в одной смене стал свидетелем того, как раздутый, словно мыльный пузырь напарник, жрет из поросячьей колоды. Фарит с жадностью загребал двумя ладонями отходы из столовой и со смаком проглатывал.
—Что ты вытаращился, Белый! – зло завопил гнусавый толстяк, узкие щелки глаз его стали темными от гнева. – Если кто-то узнает об этом, я тебя прирежу, тварь!
Фарит пыхтя и опираясь на покосившуюся изгородь, поднялся на ноги. Грузное тело колыхнулось, когда он сделал шаг, скрытый под безразмерной майкой близнец-паразит страшно засучил скрюченными конечностями. Тогда, а это было чуть больше года назад, толстяк, имевший привилегии из-за цвету кожи, побил его, сломал нос и едва не выбил глаз. А вчера Илья увидел его смерть. Стоял и наблюдал, как облитого помоями Фарита упавшего в загоне рвут на части измазанные в дерьме и крови свиньи. То еще зрелище, скулящий и визжащий толстяк, и бесстрастные к процессу пищи свиньи, с кусками окровавленного жира в слюнявых пастях. За то, что не помог своему напарнику ему еще предстоит ответить, а пока он сполна насладится представлением.
Высокие заросли кустарников, тянувшихся вдоль серого остова здания, затрещали, тварь, скрывающаяся в них, напугалась не меньше его.
-Ква-а-а-а! – обидчиво протянула гигантская квакша, желтые глаза-блюдца не мигая уставились на человека. – Ква-а-а-а!
-Брысь! – парень намахнулся на гипнотизирующего его мутанта. Таких крупных он еще никогда не видел. На территорию Интерната они иногда проникали, но бдительные надзиратели, они же воспитатели с ними не церемонились. – Пошла прочь!
Рассказы о том, что квакши способны усыпить человека, а потом съесть его глаза были на слуху с самого детства. Правда это или вымысел парень не знал, но и проверять не был намерен. Квакша съежилась, подбирая под себя длинные покрытые влажными бородавками ноги, чтобы в следующий миг взвиться в прыжке. Старый, самодельный нож, захваченный со свинобойни, лишь самую малость коснулся ее скользкого пуза и этого хватило. Илья отскочил, уворачиваясь от дурно пахнущих внутренностей, провожая взглядом рухнувшее в траву тело.
Не прошло и получаса, как он на свободе, а уже нарвался на неприятности. Бежать из ненавистных стен Интерната была глупой затеей, а бежать ночью – вдвойне. Не всякий отважится покинуть жилище с наступлением темного времени суток.
Страх, отчаянье и боль, он почувствовал их, только вот принадлежали они другому человеку. И этот кто-то был совсем рядом. Ко всему прочему добавились: похоть, азарт, жестокость. Этого оказалось слишком много, его едва не захлестнуло потоком чужих эмоций. Голова загудела, руки затряслись. А потом он услышал приглушенные голоса.
-Заткнись, сучка и делай, что тебе говорят! – зло орали за углом. – Недотрогу она вздумала строить!
Несколько хлестких ударов-пощечин и женский плач. Первая мысль — заткни уши и уходи, это не твои проблемы! Да, слух можно обмануть, совесть нет. К тому же эти чужие эмоции, от них никуда не деться, они настолько сильны, что еще нескоро отпустят его.
Илья плотнее сжал рукоятку ножа. Передвигаться тихо парень умел и это тоже одна из Интернатовских привычек, благодаря которой он еще не умер с голода.
Воровать еду воспитателей, в частности жирухи Сабины он начал год назад. В то, что в их пищу не добавляют ничего лишнего, он узнал тогда же. Интернат насчитывал более тысячи жителей, по сути являющихся рабами. Следить за тем, кто и как ест в столовой просто не было времени и смысла. Девчонки и мальчишки, батрачащие по шестнадцать часов, сами набрасывались на столовскую еду не оставляя не крошки.
-Жри, белая жопа! – Сабина швырнула ему миску с непонятного вида содержимым (каша, как еще язык поваров поворачивался назвать это кашей?). Он седел в карцере. Клетка из толстых железных прутьев, полтора метра в ширину, чуть больше в высоту. Она стояла посреди «Двора Позора и Наказания», под палящим летним солнцем. Зачинщик драки, таков приговор. Сломанный нос, левый глаз заплыл багровой гематомой, губы разбиты и это он зачинщик? А как же иначе, он же белый, альбинос, беляк, урод одним словом, единственный в своем роде в этом убогом месте. Избивший его Фарит прекрасно знал об этом. — Жри, жри, а то загнешься ненароком. А у меня на тебя такие планы, — необъятных размеров воспитательница томно вздохнула, слизывая с верхней, покрытой темным пушком губы капельки пота.
За три дня проведённые в клетке, Илья так и не притронулся к пище. Разбитые губы и шатающиеся зубы, были не последней причиной отказа. Изменения в настроении он заметил почти сразу. Жуткий голод начал просто сводить с ума. Все тело ломило, начался озноб, и это не смотря на теплый летний день! Один раз он даже сдался, поддавшись требованиям организма. Но пропихнуть сквозь разбитые, кровоточащие губы — кашу, так и не смог. На второй день, когда приходила Сабина, а потом еще с полсотни элитных воспитанников, для того, чтобы неодобрительно покачать головами и в назидание погрозить пальчиком, стало еще хуже. Распорядок, которого он много лет придерживался, был нарушен, вместе с мыслями в голове. Тогда то и возникла безумная идея – больше никогда не есть столовскую еду!
Дойдя до конца серого безликого здания, вдоль которого крался, ведомый чужими эмоциями и совсем близкими голосами, Илья остановился. Бурьяны высокой травы и разномастные кустарники почти полностью скрывали его рослое, хорошо сложенное тело. Зато шумевшая компания была как на ладони. Их трое, два парня старше его и девушка. Пилигримы. Да, перед ним были типичные пилигримы. Старинные холщевые куртки, увешенные всякого рода железными побрякушками, камуфлированные штаны, высокие кирзовые ботинки на шнуровке. На головах неопрятные, засаленные патлы – винегрет из разных цветов и оттенков. Мутаций, во всяком случаи явных, бросающихся в глаза Илья не заметил. Девушка точно не из их числа. Подруги, нередко сопровождающие скитающихся, не отличались целомудрием.
-Да брось ты, родная, что тебе жалко, не сотрется же! — настаивал наглый голос высокого пилигрима, прижавшего девушку к остову ржавого грузовика. — Давай по-хорошему, клянусь, буду нежен и обходителен.
Бродяги заржали. Длинный втиснул острое колено, раздвигая ноги испуганной девушки, шестипалая рука (а вот и первое уродство), сжала тонкую шею. Смуглая брюнетка зашипела от гнева и боли, вцепившись в запястье обидчика ногтями. Языки пламени разведенного в багажнике гнилого автомобиля плясали в ее больших, мокрых от слез глазах.
Двор, в котором разворачивались события, ничем не отличался от остальных в этом древнем и убогом поселении. Густые заросли разнотравья, обломки строений, груды нечистот, отходов жизни деятельности жильцов, источающие стойкий, характерный запах, ржавые, покореженные машины, потухшие кострища и тушки убитых мутировавших крыс.
—Что ты с ней разговариваешь, придуши и все! – нервозно затряс руками второй, маленький, коренастый и кривоногий. – Присуним пока теплая!
-Заткнись, Чак! Ты посмотри, какая строптивая, давно нам такие не попадались. Не уродина, не шлюха, даже сиськи у нее две! – пилигрим резко отдернул руку от шеи девушки и, не церемонясь ударил ее в живот. – А коготками своими мне спину царапать будешь, когда я тебя осчастливлю!
Ее чувства захлестнули сознание Ильи, в животе возникла тянущая боль. Что делать? Эти двоя старше его и сильней. Наверняка, все происходящее слышат жители разрушенного дома, кто-то даже с упоением смотрит, удовлетворяя свое любопытство и похоть. Но никто из них не шевельнет и мизинцем, чтобы помочь бедной девушки. Связаться с обезбашенными пилигримами себе дороже.
