Чадящие свечи, запах гнилого дерева и разогретого железа, скрип пера. Испуганный человек в простой серой рубахе, четыре монаха в чёрных сутанах, голые каменные стены, две скамьи и стол. Блестят тонзуры, белеют в полутьме белки глаз подследственного.
— Так ты продолжаешь упорствовать в ереси о том, что земная твердь вращается вокруг небесного огня? — тяжёлым и скрипучим голосом, от одного только звука которого хотелось немедленно перекреститься, сказал один из монахов, вперяя в подследственного устрашающий взгляд из-под мохнатных бровей.
— Да, она вертится, безусловно вертится! — с какой-то отчаянной отвагой выкрикнул подследственный и сжался, точно в ожидании удара.
— То есть, имеется в небесной выси неподвижный огонь, который мы зовем Солнцем, — ядовито зашипел второй монах, — а вкруг него, привязанный за небесную нить мчится наш мир?
— Именно так! — сказал подследственный, и было видно, что держится он последних остатках силы воли.
— Тебе объявят о нашем решении, — мягко сказал третий, перебирая в руках янтарные чётки. — Молись. Господь наш милосерден и принимает молитвы даже от еретиков.
Несколько минут после того, как последственного вывели за дверь, в келье царила тяжёлая тишина. Первым не выдержал обладатель скрипучего голоса.
— Просто немыслимо, чем они забивают себе голову, — раздражённо сказал он. — Это заразу надо выжигать калёным железом!
— Успокойся, брат, — сказал хозяин янтарных чёток. — Для того, чтобы понимать принципы движения небесных сфер и законы космогонии, недостаточно нахвататься глупых слухов из разговоров по трактирам. Пусть даже и ведут эти разговоры учёные мужи, прекрасно знающие о движении планет вокруг звёзд, а звёзд — вокруг общего центра масс галактики…
— А мысль о локальном движении внутри спирального рукава наверное вообще ему мозг расплавила, — хохотнул, молчавший до того монах.
— Начинать надо, — продолжал как ни в чем ни бывало хозяин чёток, — с относительности движения и выбора системы отсчёта. А пока наше массовое образование занимается только счётом до десяти да умением ставить крест вместо подписи, разоблачителей таких будет становиться всё больше и больше.
— Каково же будет решение?
— В камеру его. На хлеб и воду! Побольше свечей и первые два тома элементарной механики. И пока не сдаст экзамен самому строгому экзаменатору, домой не отпускать!

Старинный особняк Честеров выделялся в городе своей особой строгой готической красотой. Его мрачноватые стены, покатая крыша, украшенная по углам маленькими горгульями с водостоками между лап, опирающийся на колонны небольшой балкон над крыльцом, напоминали о средневековых замках. В этот вечер его окна сияли ярким светом, играла музыка, к крыльцу то и дело подъезжали дорогие машины. Гостей на крыльце встречал дворецкий и его юный помощник, юноша лет восемнадцати, который помогал отнести вещи, поставить машину.
     Хозяин и хозяйка – лорд Чарльз Честер и леди Эмилия Честер принимали приехавших гостей в просторном холле, предлагая бокал дорогого шампанского.
– Чарльз, это была замечательная идея устроить бал – маскарад по случаю Хэллоуина! – прошептала на ухо хозяину дома его жена. Она явно была очень довольна.
– Да. У нас не часто получается вот так вот повеселиться и развеется. А наш особый гость уже прибыл?
– Граф Роберт Кервуд? Пока нет, но он ведь поздняя пташка. Скоро думаю, будет.
– Наша дочь явно ему понравится, – проворковала Эмилия на ухо мужу.
– Да граф точно не останется равнодушным к чарам нашей милой Зои, – усмехнулся лорд Честер.
– Она не знает? – обеспокоенно спросила женщина.
– Конечно, нет. Она в полном неведении, – вздохнул граф, – Пусть лучше это всё будет неожиданностью. Для неё так лучше.
     Часы пробили полночь, и в дверь дома четы Честер вошёл элегантно одетый молодой мужчина в новом шикарном чёрном костюме-тройке с иголочки и начищенных до зеркального блеска ботинках, с чёрным мужским зонтом-тростью в руке. Бросив пару фраз дворецкому, отдав зонтик прислуживающему при входе юноше, он прошёл в холл, явно выискивая кого-то взглядом.
– Чарльз, – со сдержанной улыбкой обратился он к хозяину дома, – Спасибо, что не забыли одинокого холостяка, и пригласили приятно провести время на праздничном балу. Эмилия, – он, с почтительным наклоном, лёгким касанием губ, поцеловал руку леди, – Вы как всегда восхитительны.
– Роберт, рады приветствовать вас в своём доме. Столь интересный гость как вы всегда желанен, – ответила на его любезность леди Честер.
     В зале танцевало множество пар. Почти все были в невероятных маскарадных костюмах. Тем же, кто пришёл без них были предложены красивые, как ювелирные изделия, маски украшенные стразами и перьями. Они лежали на столике у входа в зал.
     Роберт остановил свой взгляд на чёрной бархатной маске с окантовкой мелкими стразами, протянул руку, взял её и надел. К нему подошёл слуга с подносом полным бокалов с шампанским и предложил взять один. Молодой мужчина взял за тоненькую ножку хрустальный бокал и невольно залюбовался танцем пузырьков в игристом напитке.
     Неожиданно на него натолкнулась привлекательная рыжеволосая девушка:
     – Ой, простите ради бога мою неловкость. Это мой первый бал! Так волнительно! – прощебетала она смеясь. На ней был костюм феи с прозрачными стрекозиными крылышками за спиной мерцающими блёстками.
     – По-моему, такому божественному созданию как вы можно простить что угодно, — с улыбкой произнёс граф, утонув в её ярких выразительных зелёных глазах.
     Что-то необоримое в нём сразу потянуло к этому юному созданию. Он почувствовал, как её сердце забилось сильнее. Его взгляд упал на её прекрасную тонкую шею. Он почти физически ощутил биение её пульса в сонной артерии. Её аромат манил его как магнит.
     – Можно узнать имя у моей прекрасной незнакомки? – поинтересовался Роберт.
     – Зои, милорд, Зои Честер, – представилась она с улыбкой.
     – Роберт Кервуд, – назвался он в ответ.
     Заиграла мелодия вальса цветов Чайковского и Роберт пригласил девушку на танец.
     Они закружились в танце и Роберт ощутил, что манящий аромат становится всё сильнее. Он чувствовал себя слегка им опьянённым, но это было так приятно, что не хотелось ни о чём думать, кроме как о юной красавице у него в объятьях.
     Один танец сменял другой. Они приятно общались. Ночь подходила к концу. Графу явно не хотелось отпускать Зои. Они вышли на балкон.
     – Скоро рассвет, моя прекрасная леди, – произнёс мужчина мягко, поправляя локон её рыжих как пламя волос, – Вы, Зои, заставляете меня чувствовать себя мотыльком, летящим на огонь.
     Граф чувствовал, что не в силах больше сдерживать то, что зрело в нём с первого взгляда на девушку. Он склонился и поцеловал её сначала в губы, а затем с нетерпением вонзил в её шею свои клыки, с наслаждением чувствуя вкус её крови.
     – Зои, вы просто божественный нектар, – прошептал он.
     – О граф, так оказывается вы вампир? – прошептала она в ответ как то неожиданно слишком спокойно.
     – Да. Я вампир. Чёрт что же я наделал! Я укусил вас! Это просто какое-то наваждение было! Я не мог думать ни о чём другом!
     – О, не корите себя, – неожиданно раздался голос Эмилии, – вы ничего не могли сделать.
     – Роберт мы из древнего рода охотников за вампирами, только охотимся мы особым способом. Наша кровь, исцеляет вампира и делает его снова человеком. Более того вы больше никогда не сможете стать вампиром. Теперь у вас к этому иммунитет.
     – Мама, папа, – удивлённо воскликнула Зои,– так это была…
     – Да, наша милая девочка, это была инициация, – с улыбкой обняла девушку мать. Теперь ты тоже охотница за вампирами!
     – Граф, а вы теперь обычный человек. Вам больше не нужно бояться Солнца, – похлопал Роберта по плечу лорд Чарльз.
     Солнце как раз взошло, и Роберт сначала шарахнулся было в тень от испуга, но потом рискнул выйти на свет.
     – Оно не жжётся! Я снова могу его видеть! Боже я действительно снова человек…
     Роберт стоял, смотрел на восходящее всё выше дневное светило и плакал.

Сеточная кровать заскрипела жалко, но громко – на всю квартиру, заставив Васю сжаться от страха. Только бы не шум не разбудил родителей! Прибегут и накричат. Да что ты как слон топаешь, что тебе не спится, гад. Хотя он-то как раз не виноват, но им не докажешь, что не Вася сел на кровать, а тот, долговязый! Они придут – и не увидят. Никто не видит долговязого и прочих, только Вася. Плавали, знаем.
Долговязый, как и остальные, начал наведываться с неделю назад. В первую ночь казалось – сон. Во вторую уже начали закрадываться сомнения, да и во сне чувства притупляются, а тут – всё как взаправду. После третьего визита, сияя синяками под глазами, попробовал пожаловаться матери. Ты что, наркоман? Насмотришься в своём интернете ерунды всякой. Взрослый мужик, а фантазируешь, как дитё. Папу же беспокоить не стоит – он занятой, работы много.
Долговязый сидел у изножья кровати, спиной к Васе. Голый, весь, за исключением ступней да кистей рук, покрытый чёрной шерстью. Руки и ноги – ещё тоньше, чем васины – одинаковой длины. Длинные чёрные волосы ниспадали на грудь. Долговязый обернулся, продемонстрировав белое, морщинистое лицо с отрезанным носом и выпирающие глаза без зрачков.
Вася спрятался под одеяло. Через пару минут, устав от духоты, выглянул. Долговязый не исчез, только отвернулся.
Остаток ночи Вася провёл в полузабытии: было страшно, но уставший организм брал своё. Проснулся от писка будильника. Продрав тусклые глаза, он обречённо поёжился и откинул одеяло. Нашарив тапки, отправился в ванную, провожаемый пустым взглядом долговязого.
Отражение не радовало. Во-первых, прыщи, высыпавшие по всему лицу два года назад и прочно обосновавшиеся. Дорогие средства ему не покупали, потому что и так пройдёт, а дешёвые эффекта не имели. Во-вторых, потому что за плечом Васи парило несколько сросшихся волосами голов. Как и долговязый, они ничего не говорили и не делали – просто висели, шевеля непропорционально длинными языками и тупо пялась пустыми глазами. Только долговязый существовал взаправду (взаправду ли?), а головы – лишь в отражении…
— Ты заснул там?! – раздался визг матери. Вася вздрогнул и быстро дочистил зубы. Маму стоило опасаться. В случае чего она и ремнём могла наподдать как следует.
— Мам, я есть не хочу. Можно не завтракать? – заискивающе спросил Вася, выйдя из ванной.
— Поогрызайся мне ещё! Я старалась, готовила, а этот засранец ещё барина из себя строить будет!
Вася давился пригорелой пшенкой, стараясь не смотреть на долговязого, пересевшего к тому времени за кухонный стол. Мать, видимо, слишком погрузилась в телефон, чтобы обращать внимание на непрошенного гостя.
Напялив на свои прыщавые дряблые ляжки нижние штаны, он снова вздохнул. Носить излишне теплую одежду его опять-таки заставляла мать, и из-за неё он потел по дороге в школу. А ведь всего-то конец октября. Тут уж ничего не оставалось, как показать в зеркало на обратной стороне шкафа сросшимся головам язык. Не такой длинный, как у них…
Он уже только было дошёл до остановки, но плечи уже начинали ныть под тяжестью ранца. Не он один ждал автобус. Помимо пенсионерки, пары хмурых мужиков хмурого вида и одноклассницы (как обычно, проигнорировавшей Васю) автобуса дожидались высокие, толстые, безрукие существа, состоявшие только из чёрных балахонов и белых, круглых лиц. В отличие от долговязого и голов, существа не имели глаз, а лица их были неподвижны, так что, может, то и не физиономии вовсе, а маски. Ни у кого из присутствующих они не вызывали никакой реакции. Вася пристроился ждать автобус у столба в паре десятков метров от остановки, дабы избежать неприятного соседства.
Одноклассница не удостоила васино «привет» ответом, а существа в балахонах с неподвижными лицами проводили транспорт взглядом, синхронно поворачивая головы.
Гаражи, стоящие между остановкой и территорией школы, старался преодолеть как можно быстрее, едва не срываясь на бег – там курили. Собственно, когда Вася уже под звонок вбежал в класс и увидел в углу увидел очередное одиноко стоящее существо, то почти не удивился. Они уже не первый день преследовали его. Сей пришелец был покрыт шерстью уже полностью, а голову украшали закрученные рога. И опять – никто не обращает внимания, как будто и нет.
Что тут сказать? Стоит – и пусть стоит, на него смотрит. Не самая большая проблема.
На первом уроке выяснилось, что его сосед, а по совместительству – единственный приятель, не пришёл. Свято место пусто не бывает – уже одновременно со звонком подсел Диман, улыбаясь во все тридцать два. Вася поёжился. Димана он боялся. Ничем хорошим это кончиться не могло.
И действительно – не успей урок начаться, как Диман зашептал:
— Вась, а Вась.
— Что?
— Тебе какая девочка нравиться?
Ну что тут сказать? Вася и девчонки – две параллельных прямых. Кому он нужен.
— Не знаю.
— Вась, Вась?
— Что?
— Тебе какая девочка нравится?
Послать Димана нельзя – он сильнее, он может побить. Боли Вася боялся сильнее, чем чёрных гостей.
— Не думал над этим.
Учительница завела речь, и Диман угомонился. Стоило ей отвернуться к доске – продолжил:
— Вась.
Вася думал было игнорировать, но Дима продолжал. Начал трясти за руку:
— Вась! Вась! Ну Вась! Ну Вась!
— Чего?
— Тебе какая девчонка нравится?
Диман уже еле сдерживался, чтобы не ржать в голос. Настроение у него было отличное. День перестал быть скучным.
Вася многим скрашивал неимоверную скукоту школы.
Обычный, в принципе, день. А тот рогатый в углу? Ну, пусть смотрит, пусть стоит. И пострашнее вещи бывают.
Проверка выявила, что Вася забыл сделать домашку. Да и как тут помнить, когда вокруг эти твари? Учительница вызвала его к доске и отчитывала минуть пять, утверждая, что-дэ такого ленивого и никчёмного ученика у неё никогда не было. Класс улыбался, кто-то вовсю хихикал.
На место Вася сел красный, как рак.
— Вась, а…
— Пошёл нахрен.
Лицо Димы вытянулось.
— Чего-о-о? Ну ты попал. Ну ты попа-а-ал. Ты просто охренел.
Месть осуществили на труде. Трудовик отдал мальчикам мётлы и грабли, наказал убирать листья на территории и ушёл к себе. Конечно, все листья и пыль летели под ноги Васе. Потом подошли. Потребовали извиниться. Он бы и извинился – как всегда, как и всю жизнь, потому что страшно – да помешали те сросшиеся волосами головы. Они висели на деревьях вокруг школы, закрепившись шевелюрой, и смотрели… Впервые в жизни попытался драться. Перестарались – сломали нос. Школьная медсестра вызвала родителей.
Дома мать отхлестала его ремнём. Он кричал от боли.
— Подонок! Я ради тебя с работы отпросилась! Лучше бы я аборт сделала! – визжала она.
Отец же не бил. Ему тоже пришлось отпрашиваться с работы, и он был рассержен, хть и не показывал это.
— Ты что творишь, паскудник? — медленно и тихо начал он, не двигаясь с места.
— Ты думаешь, мы твои выходки терпеть будем? Ошибаешься. У нас есть способы, — как-то загадочно завершил свою угрозу отец и странно улыбнулся. Вася ничего не понял.
Родители ушли, а Вася свернулся калачом в кровати и зарыдал – не столько от боли, сколько от унижения и безнадёги. Завтра всё будет то же самое. И послезавтра. Выхода нет. Жизнь будет идти прежним, мучительным, холодным, смазанным и таким привычным чередом как минимум до конца школы. А что дальше? Может, он сможет поступить на бюджет, хотя родители говорят, что он не дебил. Тогда остаётся армия, одна мысль о которой приводила Васю в ужас. Сейчас он может хоть на несколько часов в сутки быть предоставленным самому себе.
А они все собрались вокруг него: долговязый, рогатый, балахоны-маски, даже сросшиеся головы свисали с люстры, куда зацепились волосами. Вася утёр слёзы и вопросительно посмотрел на существ.
Одна балахон-маска каким-то образом отрастила руки и подняла подол балахона. Под ним, вопреки физике, геометрии и здравому смыслу, оказался длинный туннель. И, как в конце каждого туннеля, внутри горел свет.
Поразмыслив, Вася спрыгнул с кровати и прошёл в туннель. Балахон за спиной мягко опустился, отрезав путь назад. А пошёл на свет, и вскоре увидел прыгающие и машущие силуэты, при приближении оказавшиеся другими детьми. Причём, судя по одежде и внешнему виду, их можно было отнести к самым разным, ныне ушедшим, временам.
— Не бойся, — улыбаясь, сказали ему, — тут всё иначе. Мы не обижаем друг друга.

Шкаф в моей комнате самый обыкновенный. Он старый, не слишком высокий, не слишком широкий, с потрескавшимся лаком и замочной скважиной с ржавым ключом внутри. В основном, в нем хранится моя одежда, а еще парочка книг, потрепанные сумки и большая коробка из-под телевизора. А еще в нем живет существо.
Был у меня в детстве воображаемый друг. Я прекрасно понимал, что это понарошку, но с ним было весело гулять, играть во дворе и смотреть мультики. Он пропал навсегда, когда я завел настоящих друзей. Существо в шкафу другое: оно вполне реально, не очень-то дружелюбно и, кажется, никуда не планирует пропадать.
Мне еще не удалось разглядеть его как следует, а вот оно в наблюдении за мной значительно преуспевает. Не раз и не два я чувствовал спиной тяжелый взгляд со стороны шкафа, но, обернувшись, видел лишь, как с коротким стуком закрывалась дверца и быстро проворачивался ключ.
По-моему, это несправедливо. В конце концов, это оно живет в моем шкафу, а не я за его шкафом.
Существо очень хитро, а может быть и вообще разумно. Оно ворует вещи и прячет в своем логове, за что мне потом прилетает нагоняй. А что я могу сделать? Шариться в шкафу рискованно даже днем, не говоря уже про ночь. Мне остается лишь наблюдать с опасной из-за спин родителей, потому что в их присутствии существо оборачивается старой вешалкой, а то и просто растекается черной тенью на стенке. Как удав, замаскировавшийся среди ветвей, оно ждет, когда добыча подойдет достаточно близко. Так случилось однажды с залетевшей в открытое окно птичкой. Когда я зашел в комнату, дверца с роковым, как удар судейским молотком, стуком уже захлопнулась за ней. И все. Ни криков, ни других страшных звуков. Только мама потом удивлялась, вычищая из шкафа комки свалявшихся перьев.
Я пытался попросить родителей выбросить этот кусок старой мебели, но ничего не вышло. Они не хотели ничего слушать, только раздраженно отвечали, что новый шкаф сейчас себе позволить не могут. В последнее время настроение их переключалось лишь с подавленного на болезненно-нервное. Каждодневным ритуалом стало сидение поздним вечером в темноте перед телевизором, напряженно вслушиваясь в торжественно-похоронную речь ведущего новостей на центральном канале. Нередко после таких новостей мама принималась сдавленно плакать и тогда папе приходилось ее утешать. Я же не мог узнать, в чем дело, потому что был занят своим, гораздо более важным ритуалом. Я наблюдал за существом.
В последнее время оно начало вести себя непредсказуемо. Трясет ручку двери, стучит, беснуется так, что весь шкаф ходуном ходит и растения на крыше грозят свалиться на пол. Но оно не может выбраться, ведь я обвязал шкаф толстой-претолстой веревкой, а к дверцам придвинул комод. Хоть это и не очень надежная защита, лучше уж так, чем совсем ничего.
Хорошо, что никто теперь ко мне не заходит. Я почти перестал общаться с друзьями – есть и более важное дело. К тому же, так даже лучше для их безопасности. Прямоугольный деревянный образ крепко отпечатался в моем сознании. Иногда он всплывает даже во сне. Не только реальный, но и мир грез поблекли на фоне загадки, что же представляет собой тот, кто живет в моем шкафу. Не так давно к нам приезжала большая группа рабочих и занималась какими-то земляными работами во дворе: что-то рыла, что-то строила, но мне не было до этого никакого дела. Видимо, папа решил наконец установить бассейн.
Размеренное течение дней каким-то образом слилось в единый поток забвения. Уже под утро, я позволил себе уснуть, защищенный толстым одеялом, как черепаха панцирем. А потом что-то меня разбудило, какой-то тонкий, прерывистый, издевательский писк, терзающий ухо. Я, не размыкая глаз, попытался отогнать назойливого комара, но не смог поднять руку. Писк не прекращался. И тут внезапная догадка пронзила мозг. Никакой это не писк, а скрип дверцы шкафа! Тут же я попытался броситься вон из комнаты, но сил не хватило даже на то, чтобы пошевелить пальцем. Холодный липкий страх мгновенно расплылся по груди, когда я понял, что меня разбил сонный паралич. Язык онемел и не давал застрявшему как кость в горле крику вырваться наружу. Только глаза лихорадочно вращались, метаясь от одной из застывших в комнате теней к другой. И тут одна из них сорвалась с места и, миновав отодвинутый комод, приблизилась к кровати. Она ступала то очень медленно, то практически пробегала несколько шагов, будто никак не могла определиться с походкой. Я не мог пошевелиться под одеялом, которое словно стало бетонной плитой, лишь сиплый хрип раздавался из намертво склеенных губ. В тусклом свете раннего утра, пробивавшегося сквозь шторы, выросло существо. Редкий бурый мех едва прикрывал туго натянутую на кости пергаментного цвета кожу. На скрытом в темноте лице гипнотизировали голодным блеском багряно-красные глаза. Существо протянуло ко мне свои руки, и я увидел отвратительно длинные червеобразные белые пальцы. Они отбросили одеяло, а потом подняли меня вверх как куклу, обвившись вокруг запястий. Из темноты выплыло уродливое звероподобное лицо с широким ртом, из которого как галстук свисал до шеи жирный иссиня-черный язык. Чудище уже раскрыло пасть, как вдруг зазвучал какой-то шум, отвлекший его внимание. Оно бросило меня на пол и сорвало шторы с окна.
На улице светало. Высоко в небе летел самолет. Люди, спозаранку спешившие на работу, сейчас бежали еще быстрее обычного. Они убегали от самолета. Вдруг, где-то вдалеке завыла сирена, да так, что стекло в окне задребезжало. В глубине дома включилось радио и из него зазвучал, перебиваемый помехами, громкий взволнованный голос.
От самолета что-то оторвалось и камнем ринулось вниз. А когда оно достигло земли, произошло что-то ужасное. Взорвалась ослепительная вспышка и в долю секунды пронеслась волна, обращая людей в пыль и скукоживая их до состояния угольков.
В комнату ворвались родители и на мгновение замерли, наткнувшись на ревущее чудовищное существо, в глазах которого я теперь увидел дикий животный страх. В следующий момент окно вместе со стеной смела адская волна и мое сознание, кажется, растворилось в тугом водовороте боли, жара и смерти.