Тёмный, задымленный переулок был битком набит людьми и старый, местами насквозь проржавевший пищевой автомат с облупившейся краской на боках, отчаянно стонал. — в начале предл описание места действия через освещение, поэтому связка и старый автомат стонал как бы не очень органична. А еще я например стою в этом переулке, битком набитым людьми и плохо освещенном — как я увижу облупившуюся краску, да и вообще бока автомата? Далее ты даешь информацию через ощущения автомата, он-то тем более свои бока не видит, только чувствовать облезшую краску может (типа как человек ссадину ощущает?). подумай над этим моментом. И еще: здесь и далее ты описываешь место как-то сторонне и обобщенно, и мне, как читателю, сложно погрузится в этот город, потому что я же в этот момент смотрю на происходящее твоими глазами, и получается сразу во все стороны. Это не правильно, погрузится в историю сложно.

Лязг гермозатворов разносился далеко вдаль, и его отголоски было слышно даже на дальних улицах, где находилась самая оживлённая дорога. — тут бы половину слов убрать
Но днём стенаний автомата не было слышно. Он тонул(согласуй стенания и он) в грохоте проезжающих автомобилей с паровыми котлами и шумом широких выхлопных труб, коими была оснащена любая паровозная техника. — можно сократить же, зачем так длинно? он тонул в грохоте техники и шипении выхлопных труб проезжающих мимо паровых автомобилей.

Чёрные, обкопчённые дома, полуденное солнце и несколько сотен людей, которые пришли к пищевому автомату в свой обеденный перерыв. — это предл безглагольное, в отличии от всех остальных. Или вставь сюда глагол, или убирай частично глаголы из последующего текста. И с каждой новой порцией [b]лязг становился всё громче(чуть выше сказано, что лязга днем не слышно, потому что гремит паровозная техника), а окружающие люди всё равнодушнее…[/b] — нет логики в этом высказывании. Если это ощущение автомата, то надо бы здесь чуток добавить чего-то, а если это просто описание, то вообще ни о чем.
Когда наступила вечерняя тишина и чёрный смог, застилающий город целиком, стал вовсе неразличим в сгущающихся сумерках, автомат в первый раз заговорил. Его хлипкие стенания под напорами ветра были настолько пропитаны болью и страданием, что даже новенькая телефонная будка и та, не в силах сдержаться, вторила ему в унисон поскрипыванием своей неумело закреплённой металлической обшивки. Ему сочувствовали петли на входных дверях, старые деревянные рамы окон и высокие фонарные столбы, что своими сутулыми фигурами высились по обе стороны переулка. И их разговор, такой привычный и повседневный для людей, был намного содержательнее иных бесед аристократического круга. — это сложно для понимания. К чему "аристократический круг?" в аристократическом кругу далеко не все беседы вообще имеют хоть какое-то содержание и являются бестолковой светской болтовней.
Автомат тихонько умирал, пока не появилась Она…
Её кудрявые волосы, разбросанные в хаотичном порядке по плечам, едва на них падал тусклый свет уличных фонарей, отливали тёмный золотом. Её глаза, казалось, даже в полутьме отдавали мягким синим небом и чувственные губы, словно нераспустившиеся бутоны цветов, — это восприятие автомата? он разбирается в чувственности человеческих губ?? или это автор забылся? совершенно преображали тёмный переулок… Она была техником.
Её голос был бессмертной симфонией, её прикосновения – чудом… Смазав петли и закрепив обшивку на телефонной будке, она проверила каждый фонарь, протёрла стёкла и заменила сгоревшие лампы.
Сначала он отнёсся к ней скептически, справедливо полагая, (поменяй местами эти фрагменты, потому что через скепсис не видно чуда и не слышно симфонии, т е он отнесся скептически, а после ремонта он уже вдруг осознал всю Её красоту) что к жизни его вернёт лишь чудо, а поскольку чудес на свете не бывает, то и надеЯться не на что. Но когда она его полностью перебрала и, вытряхнув из него гниль, смрад и прогнившие детали, поставила новые шестерни, хорошенько смазала и отрегулировала, он почувствовал себя молодым. Будто бы и не было тех долгих лет после фабричного конвейера. — он же не сразу сломался и начал умирать, а с конвейера вышел вполне молодым))) здесь не нужна такая временная привязка, что-то другое)Он снова жил. Он был уверен, спокоен, умиротворён и готов к любым нагрузкам. Но, сделав своё дело, она ушла, попросту растаяв в лучах утреннего солнца…
С тех пор прошло несколько лет. — а нужно ли это уточнение? так ли важно — лет прошло, месяцев, столетий? Ну можешь же придумать что-то, указывающее на течение времени?
И всё это время пищевой автомат молчал, исправно поставляя каждый день сотни горячих порций еды. Он не отвечал телефонной будке, игнорировал фонарные столбы, не слышал скрип оконных рам, пока все они не стали слышать его. Он ждал, а она (Она) всё не приходила. Тогда он решил больше никогда не стонать.
Он снова умирал…

В целом первую часть текста надо допилить. Я бы просто наброском выписала кратко действия и события в логическую цепочку, сценарий, а потом накидала доп слов. Примерно (аптека, улица, фонарь...):
Звук (стон) — звук отражается от стен — дробится в толпе людей. Звук повторяется монотонно — источник звука (автомат) — у него лязгают гермозатворы — от вибрации потихоньку осыпается краска — под краской ржавчина.
День — шумят авто — лязг слышен только людям непосредственно у автомата — он все громче
Вечер — тишина — боль — Она
Череда дней — тишина — ожидание
Он снова умирает...

Ну и еще один момент, требующий доработки — эмоции. Если уж присваиваешь автомату человеческие эмоции и чувства, то подумай какие? как? в чем? через что они могут проявляться (про чувственные губы и бутоны просто убил, если честно), а потом уже, определившись, можно и написать.

И еще маленькая мыслишка. А так ли уж нужно описание Её внешности в тексте? Замени "её руки" на "её манипуляторы",  миниатюра смысл не потеряет. Можно просто описание убрать совсем, оставив лишь впечатления автомата, этого вполне достаточно, чтобы читатель сам дорисовал Её образ по своему вкусу.
Автомат тихонько умирал, пока не появилась Она…
Её голос был бессмертной симфонией, её прикосновения – чудом… Смазав петли и закрепив обшивку на телефонной будке, она проверила каждый фонарь, протёрла стёкла и заменила сгоревшие лампы.
Сначала он отнёсся к ней скептически, справедливо полагая, что к жизни его вернёт лишь чудо, а поскольку чудес на свете не бывает, то и надееться не на что. Но когда она его полностью перебрала и, вытряхнув из него гниль, смрад и прогнившие детали, поставила новые шестерни, хорошенько смазала и отрегулировала, он почувствовал себя молодым. Будто бы и не было тех долгих лет после фабричного конвейера. Он снова жил. Он был уверен, спокоен, умиротворён и готов к любым нагрузкам. Но, сделав своё дело, Она ушла, попросту растаяв в лучах утреннего солнца…