— Эй, парень! Эй!
Трясет головой, смотрит, будто сквозь меня, и пытается что-то сказать. Потом рывком садится, хватается за отвороты моего кителя.
— Я друг! – Поднимаю руки вверх, демонстрируя, что не причиню вреда. – Друг!
Недоверчиво изучает своими черными глазищами. Весь перемазанный, как черт, а глаза все равно выделяются. Перепуганные такие… Неудивительно – совсем мальчишка еще. Хоть и детина.
— Я Тони, — продолжаю, не меняя позы. – А тебя как звать?
— Френсис. Сержант Френсис Дрейк.
— Какое звучное имя, — улыбаюсь и подаюсь назад.
— Да, — усмехается он, ослабляя свою хватку. Потом осматривается. – Что произошло?
— Эмпиры устроили засаду в своем логове. Ты единственный выжил. – Поднимаюсь, отряхивая армейские штаны. – Уж не знаю, кто там гранату рванул: ваши, не ваши…
Френсис тоже встает, пошатываясь. Оглядывает меня с ног до головы, проверяет, на месте ли оружие.
— Что? – спрашиваю, разведя руками. – Это форма, да. Но я не военный. Просто живу тут. Иногда вот вашему брату помогаю.
— Ты... – начинает Френсис, и я вижу, как неловко ему продолжать.
— Нет, — смеюсь я в ответ. – Нет, не волнуйся.
Я никогда не хотел быть политиком. Вопросы глобального перенаселения и постоянной нехватки продовольствия – не те вопросы, которые мне хотелось бы решать. Я не хотел быть ученым. Мой мозг никогда не додумался бы до создания орг-металла. Я не хотел быть программистом, создающим прошивки для эм-пластин.
Кем я хотел бы быть? Пожалуй, какой-нибудь супер-пупер рок-звездой. Или известным актером. Вот кто никогда не заморачивается о своем пропитании. Всем известно, фанаты – лучшие батарейки. И перезаряжаются легко, от новой песни или фильма…
Еще я всегда хотел быть свободным человеком. Ходить, где хочу, делать, что по душе. Что ж, хоть это мне оказалось под силу.
— До поста три километра, — киваю я в сторону заката. – Мне неплохо платят, если я вытаскиваю кого-нибудь. Как тебя.
Френсис чуть отстает, постоянно спотыкаясь. Это, парень, дело привычки… я тоже не сразу приспособился к жизни на развалинах.
— Давно ты так… существуешь? – спрашивает сержант.
— С начала Великого Упадка.
Вот как все это было.
Вдоль позвоночника человеку вшивалось несколько орг-металлических пластин. Те, в свою очередь, прорастали волокнами в спинной мозг, реагировали на каждый эмоциональный всплеск реципиента и накапливали его в виде энергетического заряда.
Так появились эмпаты, способные обходиться без еды и воды несколько месяцев.
Небоскребы дырявят закат серыми огрызками. Стрижи кричат в вышине, сбивая на лету мошкару. Видимо, будет дождь. Сержант идет рядом, поглядывает на меня, будто хочет что-то спросить, но не решается.
— Давай, — закатываю наигранно глаза.
— Что?
— Спрашивай.
— Ч—что?
— Ну как что… Не боюсь ли я.
— Ты не боишься? – серьезно спрашивает Френсис.
— Нет, — улыбаюсь я непринужденно. – У меня хорошая реакция. Быстро перевожу эмоции в энергию. Перехватить невозможно. Поэтому эпмирам до меня нет никакого дела.
Эм-пластины существенно облегчили человеческое существование. К 2167 году они были вживлены почти восьмидесяти процентам населения Земли…
Вот только большинство реципиентов, переводя эмоции в энергию, через пару лет совсем разучилось хоть что-то чувствовать.
Так появились вампиры нового времени – эмпиры.
— К тому же, — продолжаю я, — большинство этих ребят – вполне адекватны. Вас посылают в логова совсем уж конченых, которые и лицо человеческое давным-давно потеряли. Нормальных эмпиров ты и не видел.
— А ты? – спрашивает Френсис.
Я лишь усмехаюсь в ответ и кивком головы указываю на просвет между домами метрах в пятидесяти от нас.
— Нам туда. Немного осталось.
Теперь на матушке-Земле нас чуть больше трех миллиардов. Возможно, в этом и был глобальный план мировой элиты? Им-то вряд ли что-то куда-то вшивалось. Их города – нетронутые, процветающие – расположены на западе. Я трижды пытался добраться до них, но каждый раз нарывался на мобильные патрули. А потом оставил попытки, решив, что даже если прорвусь... Что даже в условиях полного благополучия меня все равно рано или поздно потянет на Охоту. А на кого охотиться в городах?
Над сопкой впереди появляется фигура человека в каске. Военный машет нам.
— Мы на месте, — говорю, указывая на сопку. – Иди, мне уже заплатили за тебя.
Он даже не догадывается спросить – когда и как. Улыбается во все тридцать два зуба и протягивает руку.
— Спасибо!
Пожимаю его ладонь, а потом резким рывком – на себя, пока сержант не очухался. Эм-пластины активизируются, волокна молниеносно пробивают кожу на спине, оплетают нас коконом и впиваются в позвоночник Френсиса.
— У меня хорошая реакция, я же говорил, — шепчу ему на ухо, прижимая к себе. – Как и у моих пластин.
Через пару минут тело сержанта падает на землю, поднимая облако пыли. Достаю из внутреннего кармана кителя пульт, нажимаю на кнопку, сворачивая голограмму за сопкой.
Спустя три недели я натыкаюсь на заглохший «Форд». Водитель копается под капотом.
— Давай помогу. — Подхожу осторожно, чтобы не напугать. Незнакомец забавно стукается головой о крышку. – Эй, я друг!
Я всегда неплохо разбирался в машинах, и вот уже мы едем в сторону небольшого городка, непринужденно болтая.
— Ты не боишься? Вот… так? Без особой защиты? – спрашивает, наконец, водитель.
— Эмпиров? Нет, — улыбаюсь я. – Только конченый эмпир будет разводить свою жертву на страх. И обычно подобные упыри настолько слабы, что справиться с ними не составляет особого труда. Страх – не самая энергетичная эмоция.
— А какая – самая? – заинтересованно улыбается водитель.
— Благодарность. Ее хватает почти на месяц. — Пальцы его впиваются в руль, и это немало меня веселит. – Не бойся. Я не собираюсь убивать тебя. Просто докинь меня до города.
Эмпиры тоже любят путешествовать.