Трейр, ярл Виндхельма, спал, одолеваемый тревожными снами. Спал не на мягкой кровати в своих дворцовых покоях, наслаждаясь теплотой очага, а на толстой ветке огромного дуба, вынужденный непрестанно содрогаться от порывов холодного ветра. Ярл, конечно, птица высокого полета, но все-таки ветви деревьев не совсем естественная среда его обитания. Впрочем, отнюдь не высокомерие заставило Трейра забраться так высоко, но страх перед разномастными тварями, которые по ночам вылезают из своих нор и рыщут по лесу. Совсем другое дело, если бы со столь важной фигурой как виндхельмский ярл был привычный десяток-другой молодцов, вооруженных до зубов и со свирепыми лицами, но чего нет, того нет. Оставалось только грустно вздыхать о придворном маге Фафнире с его смертоносными огненными шарами, да о хускарле Ньерде, прекрасно владеющим боевым молотом, Крушителем черепов. Но, все же, что привело к такому бедственному положению вещей?
А дело было так.
По сложившейся традиции, каждый месяц ярл устраивал Великую охоту, и месяц Огня не стал исключением. Как, вы не слышали о Великой охоте? О, для Виндхельма это было поистине знаменательное событие, настоящий праздник! Весь высший свет, все сливки общества собирались вместе и опустошали близлежащий древний лес. Охотой руководил лично ярл. Целый день он со своими подданными скакал по лесу, стрелял дичь: зайцев, лис, волков, медведей, а то, случалось, и саблезубов. Затем, вся ярловская рать останавливалась на ночлег, и сокровенную тишину ночи нарушали стук барабанов, бренчание лютни и похабные песни. После, место стоянки можно было узнать по вытоптанной траве и нескольким сгоревшим деревьям. Так продолжалось несколько дней. По окончании Великой охоты, Виндхельм оказывался забит шкурами, а его таверны опохмеляющимися горожанами. Стоит ли говорить, что город жил от Великой охоты и до Великой охоты?
И вот наступил новый месяц, и вновь главные ворота открылись, выпуская длинную и шумную процессию. Впереди, как и всегда, ехал ярл, облаченный в сверкающую легкую броню, на крепком сером скакуне, окруженный сворой лающих гончих.
Охота задалась с самого начала. Дичь будто сознательно лезла прямо под прицел лучника. Было очень весело, особенно когда Фафнир адским огнем выжег нору, в которой пряталась лисица, защищая своих детенышей. А особенно удача улыбнулась охотникам в середине дня: прямо на их пути вырос медведь. Никто не заметил, как он появился, но обращать на это внимание не стали. Всех поразила красота зверя. Почти три метра в холке, гладкая, ухоженная бурая шерсть, огромные когти, но удивительнее всего были выразительные, не по-звериному умные глаза.
Медведь стоял и смотрел. Прямо на ярла.
В свою очередь не сводя глаз с косолапого, Трейр слегка обернулся и шепнул своему оруженосцу:
— Где копье? Подай сюда мой Гунгир!
Получив свое смертоносное оружие, ярл отвел назад могучую руку, а затем с силой метнул копье в зверя. Медведь не шелохнулся, лишь пристально продолжал смотреть в глаза ярлу. Перестал он лишь тогда, когда тяжелый Гунгир вонзился ему прямо в лоб и пробил череп. Медведь упал и темная кровь потекла из его страшной раны.
Все захлопали в ладоши и поспешили поздравить ярла с точным броском. О том, что зверь по неизвестной причине не двигался с места, никто не думал.
— Не стоит сдирать с него шкуру. Чучело такого красавца я поставлю у себя во дворце, — произнес Трейр под всеобщее одобрение. – Закиньте его на повозку.
Охота продолжилась, но вскоре стали происходить странные вещи. Ярловский скакун, храбрейший в Виндхельме, испуганно ржал и то и дело спотыкался. Чуть ли не каждый человек слышал рычание у себя за спиной, но, обернувшись, не видел ничего, кроме встревоженного лица едущего сзади. Страх понемногу сжимал людские сердца.
А потом пропал Ньерд.
Люди подумали, что он уединился в каких-нибудь кусках с очередной девкой, не дотерпев до ночлега. Но все кусты обшарили, заглянули буквально под каждый камень, а хускарла не нашли. В конце концов, решили, что он вернулся в город.
Примерно также пропали все охотники, оставив Трейра, ярла Виндхельмского, в полном одиночестве.
Запаниковав, градоправитель стеганул коня и галопом помчался куда глаза глядят, ведь путь до Виндхельма он позабыл. Скакать, однако, ему пришлось не долго. Ночь уже наступила и непроглядная тьма стремительно окутала лес. Не различив впереди очертаний поваленного дерева, ярл на полном скаку налетел на него и, свалившись с коня, упал прямо в овраг. Когда он с трудом вылез, облепленный мокрой листвой и грязью, то увидел, что жеребец его сломал ногу. Пришлось бросить.
Долго ли, коротко ли, добрался ярл до того самого огромного дуба, на ветке которого ему пришлось заночевать. Вот так все и было.
Вдруг пронзительно вскрикнула вспугнанная птица и Трейр, во сне резко дернувшись, полетел прямо вниз. Как известно, чем выше ты забрался, тем больнее падать. Но, если подумать, выбор у ярла был невелик. Что только не бродит ночью по скайримским лесам…
Удивляясь, каким таким чудом он не разбился в лепешку, ярл осторожно ощупал собственные ноги. Целы, а значит, идти можно. И он пошел, обдирая кожу об колючий кустарник, моча ноги в студеной речке, запинаясь об вылезающие тут и там пни, пытаясь найти выход из злополучного леса.
Наконец, его усталые глаза различили чуть впереди крошечный огонек, а до ушей его донесся едва различимый звук… арфы?
Конечно, Трейр Виндхельмский с радостью и облегчением поспешил к огоньку, думая, что то был костер его подданных. Надо сказать, что, приблизившись, он несколько удивился.
На полянке сидел седобородый старик. Глаза его были закрыты. Он изредка дергал за струну арфы, тщательно вслушиваясь в каждый звук, и еле заметно улыбался каким-то собственным мыслям. Старец устроился весьма комфортно и, судя по всему, даже получал удовольствие от своего нахождения в темном и холодном лесу. Темноту весьма успешно развеивал небольшой костерок, а от холода защищала огромная медвежья шкура, в которую закутался старец.
— Здравствуй, путник, — неожиданно твердым голосом произнес незнакомец.
Ярл уже понял, что старик был не из его отряда, и ему оставалось только гадать: кого это он встретил? Трейр решил не церемониться:
— Кто же ты?
— Я… скальд. Рассказчик о мести, верности, судьбе и смерти. Воспеватель живущих на небе, обнажающих меч и троп морских жеребцов. Позволь и мне спросить тебя, кто ты?
— Перед тобой Трейр, ярл Виндхельмский. Ты, видно, всю жизнь провел в глуши, раз не знаешь меня, — градоправитель попытался было выпрямиться, но, лишь охнув, схватился за бок – кажется, повредил ребро.
Скальд, так и не разомкнув глаз, произнес:
— У меня есть для тебя история. Хочешь ее услышать?
— Говори все, что хочешь, дай мне только согреться, — буркнул ярл, подсаживаясь к костерку. Почувствовав его тепло, он вдруг явственно ощутил, насколько замерз.
После некоторой паузы, старик заиграл на арфе и повел речь:
— Однажды ночью, на поляне, столько похожей на эту, сидело несколько заблудших душ. То были мечи обнажающие, именующие себя Стражами Рассвета. В тщетных поисках ночных кровопийц, заплутали они в обители спригганов. Взор потупив, страшились они неминуемой гибели. Ненапрасно то было, ведь черным нетопырем к ним вампир Носнер подбирался. Спящий в могиле, кормилец волков, столетний юнец, ему не было равных в силе и злобе. Пришел смертный час для охотников бедных, но что-то вдали заревело. Исполинских размеров бурый медведь – хозяин леса явился. Набросился ночной кровопийца, и пляска мечей началась, и пчелы ран засвистели. А зверь исполинский разил и вскоре упал дитя ночи, в прах обратившись. Медведь, их спаситель, собирался уйти, но тут сам наземь свалился. Подошедши, охотник увидел, как костный дождь идет из ран его страшных. Заглянувши в зверя глаза, поразился он глубине их. И боль, что мучила бурого, коснулась сердца людского и сжала, сострадание вызвав. Тогда вылечил благородный спасенный хранителя своего, чью боль он познал на себе…
Скальд перестал играть на арфе и задал ярлу вопрос:
— Что скажешь, о Трейр, ты на это?
А ярл раздраженно ответил:
— Тебе не кажется странным, что у всех вампиров какие-то слишком пафосные и зловещие имена? Носнер, Изамонд, Харкоон. Будто они их специально выдумывают. Почему-то нет вампиров с именем Тимми или, например, Флорий.
В этот момент Трейр посмотрел на старика. У того были открыты глаза. Ярл побелел: они были медвежьи. На человечьем лице это выглядело ужасно дико.
Худосочный скальд становился все больше, обрастал бурой шерстью. Наконец, он медленно двинулся к остолбеневшему ярлу, прорычав:
— Ты глупец. Но я дам тебе шанс.
***
Трейр пришел в себя. Он находился все в том же лесу, но было светло. Оглянувшись, увидел свое многочисленное сопровождение, а переведя взгляд на дорогу… медведя. Того самого, чей череп он пробил Гунгиром и видел много после на лесной полянке. Зверь опять смотрел прямо на него. В голове у Трейра прозвучал рычащий голос: «Помни о том, что я рассказал тебе. Мы тоже чувствуем боль».
— Ваше копье, мой ярл, — голос оруженосца заставил Трейра вздрогнуть.
Тот стоял рядом и подавал Гунгир. Он ждал, когда ярл возьмет его. Обернувшись, Трейр увидел, что все взгляды устремлены на него и все ждут, когда он возьмет копье и метнет его, убив зверя.
Дрожащей рукой он принял оружие. Медведь продолжал смотреть ему в глаза. Все ждали его решения. Наконец, чаша весов, на которой находилась боязнь ярла быть осмеянным и обвиненным в трусости, перевесила здравый смысл. «Это было просто наваждение», — подумал он про себя и занес руку. Зверь не шелохнулся.
Трейр метнул копье, но из-за волнения бросок получился таким слабым, что оружие упало, не пролетев и пару метров.
«Неправильный выбор», — раздалось в голове ярла.
***
Когда спустя неделю охотники не объявились, в Виндхельме забили тревогу. Обшарили весь лес, но никаких следов ярла и его подданных не обнаружили. Потеря правителя грозила городу настоящей катастрофой. Народ подумал, что за истребление животных на них прогневались боги.
С тех пор Великая охота перестала проводиться, а со временем о ней и вовсе начали забывать.