Ведьма чувствовала их страх. Липкий и заразный, будто чума, он протягивал свои тяжелые холодные руки и давил, душил в собравшихся горожанах желание лишний раз поднимать глаза. Те несчастные, которым не повезло стоять в первых рядах, трусливо пятились назад, а кто-то даже прятал позорное мокрое пятно на штанах. Городские стражи судорожно хватались за алебарды и мечи, будто находились в осажденной, обреченной к поражению крепости и уже слышали победные рожки захватчика. А она шла, не замечая тяжести кандалов, с гордо поднятой головой. Осужденная на сожжение женщина смотрела прямо перед собой и под ритм ее шага подстраивалась вся процессия.
Томас Торквемада, по случаю большой победы над ересью, облачился в свою парадную рясу и заранее встречал шествие у помоста. Рядом с отцом инквизитором находилась коллегия святого трибунала, суровая, будто зимнее утро, и безжалостная, точно Суд Божий. И точно зимним утром город был безмолвен и понур. Молчали даже петухи, которым должно было будить солнце в этот ранний час. Кричало только воронье, закрывшее черными перьями алый небесный крест.
— Это горожане застыли в благоговении перед Истиной Божией, — сказал один из коллегии, как будто оправдываясь перед Торквемадой.
— И в тишине этой еретикам пусть слышаться горестные ангелы, оплакивающие вечный человеческий грех, — согласился другой.
Но отец инквизитор знал, почему город молчит на самом деле. Он, как и ведьма, чувствовал людской страх, сам оставаясь ему неподвластен.
— Исчадье! – все же крикнул какой-то старик, сжимающий в морщинистом кулаке деревянный крест.
Ведьма остановилась, и вместе с ней остановилась вся процессия. Ласковая улыбка легла на ее уста, а в глазах загорелся черный огонь. Старик остался нетронут, но окружавшая его родня – жена и дети, внуки и кумы, племянники и золовки – попадали замертво. Поняв, какое страшное проклятие навлек на свой род, не в меру осмелевший христианин схватился за сердце и выронил деревянный символ своей веры.
Толпа загомонила, страшась собственного голоса, но и не способная молчать.
— Никогда не видел такого зла в одной душе, — в ужасе прошептал один из судей коллегии.
— У нее нет души, — ответил Торквемада, — в ней нет ничего от Бога! Только от дьявола.
Когда процессия добралась до помоста, ноги отца инквизитора успели затечь. Торквемада с нетерпением ожидал момента, когда придаст ведьму огню, и был уверен, что в момент сожжения еретиков ангелы на небесах возносят благостные песни, готовя ему место в раю. Но ведьма не торопилась, будто стремясь оставить после себя столько страха, сколько могла. Она улыбалась, и люди падали. Она усмехалась, и несший крест монах падал, разбивая лицо о мостовую. Черные птицы то и дело падали вниз, цепляя собравшихся людей за волосы. Наконец, она предстала перед коллегией. Но сделала это так, точно сама была судьей, а не подсудимой.
— Ты, грешная душа, обвиняешься в богомерзком занятии – в ворожбе, — зачитал Торквемада, — ты колдовала и насылала на Испанию эпидемии болезней, гнева и слабости. От твоих деяний люди падали замертво, рожали уродцев, отворачивались от единственно верного пути – от христианского. Ты же, прибегая к помощи Дьявола, свела в могилу пятерых епископов при наместнике божьем, Папе Сиксте Четвертом. По свидетельствам горожан, ты танцевала на кладбище и проводила там свои отвратительные ритуалы, тревожила сон мертвых и поднимала омерзительную нежить…
Торквемада очень старался не запнуться, но пристальный взгляд ведьмы не позволял ему сосредоточиться. Что-то липкое и холодное поползло по его позвонку. Инквизитор вздрогнул и прервал чтение, на мгновение встретившись с еретичкой взглядом. В этот момент ударил колокол часовни, и алый небесный крест упал, подминая под себя все сущее. Он ощутил невероятную тяжесть, точно ему на плечи возложили каменную плиту. А потом раздался чей-то смех…
***
Колокол звал паству к послеобеденной мессе. Торквемада остался при дворе трибунала и, уединившись в своем кабинете, решил присоединиться к молитве. Он опустился на колени и поднял полный преданности взгляд туда, где раньше находился святой образ. Но вместо знакомого до последней трещинки распятия увидел огромную, уродливую морду кота. Тварь скалилась и плевалась, обнажая тупые, редкие зубы. Инквизитор вскочил и попятился, осеняя себя крестом.
— Изыди, дьявольское наваждение! – прошептал он, нашарив под рясой нательный крестик. Точнее, думал, что крестик – на самом деле, теперь это был прицепившийся к цепочке червь. Гад уже принялся точить нору в груди человека, вгрызаясь в плоть острыми жвалами.
Торквемада закричал и отшвырнул плотоядного червя. А стоило наступить на него сапогом, тварь издала дикий, оглушающий визг. Из левого уха инквизитора прыснула кровь, а из правого полезли еще черви, при падении на пол превращающиеся в черных мотыльков. Сноп насекомых взвился к потолку и оттуда напал на перепуганного Торквемаду, точно хищная грозовая туча.
Морда кота захрипела. Черный зверь с ненавистью сверлил человека взглядом, и в его глазах, точно адских печах, полыхал огонь Геенны. Торквемаде стало нехорошо, и он, точно подкошенный, упал на колени. Его сторону тут же пополз тот самый жадный до плоти человека червь. Насекомое разрасталось на ходу и становилось все больше, больше, пока, наконец, не лопнуло само по себе. Инквизитора окатило желтоватым гноем, на который тут же снова слетелись черные мотыльки и взявшиеся невесть откуда мухи.
Отец инквизитор, отбиваясь от темного жужжащего облака, долго дергал за ручку, пытаясь дозваться слуг или других служащих трибунала. Он избил кулаки в кровь, но дверь так и не поддалась.
Об оконное стекло с силой ударилась большая сова. Торквемада попытался задернуть шторы, но при взгляде на город в ужасе задрожал – улицы пылали. Над паствой, на больших кожистых крыльях, летали ехидные демоны и кололи страдальцев ржавыми вилами. Ужасающий вой стоял над Испанией – люди бежали в сторону собора Святого Креста и Святой Евалии, но прямо на их пути вырастали непроходимые колючие кусты дикой розы.
— Ты проиграл, — раздался женский голос.
— Нет, — закричал инквизитор, принявшись бегать по комнате в поисках Библии, — пока во мне вера, грешная ведьма, я непобедим! Именем Господа Бога, я…
Смех зазвучал сразу отовсюду, и ноги мужчины подкосились. Он снова упал и больно ударился о косяк стола. Но тут же вскочил на ноги и попятился – меж досок пола просачивалось что-то алое, пахнущее пыточными камерами.
— Я искупаю тебя в крови твоих жертв, — шелестел голос, и Торквемада почему-то ему верил.
С улицы послышался звон колокола, будто божественным мечом рассекающий какофонию плача горожан. Инквизитор в надежде глянул в окно, и понял, что рано возрадовался – башня ближайшей часовни падала, и колокол возносил свою песнь в последний раз. Ударившись о мостовую, металл треснул, и его быстро поглотила булькающая и пузырящаяся лава, вырывающаяся из трещин в земле. Только главный собор все еще виднелся в поддернутой дымкой дали, будто последняя из возвышающихся над хаосом крепостей.
Нашептывая молитвы и срывающимся голосом выкрикивая «Аминь!», Торквемада не сразу понял, что у него все еще есть надежда. Впервые колосс трибунала, держащий в страхе всю страну, уже не казалась ему способным решить все проблемы и побороть любое зло.
-Ты проиграл, — повторил голос, — я уничтожу город, после чего приду и за тобой, отец инквизитор!
— Кто же ты есть?! – закричал Торквемада, спасаясь от бурлящей крови и взбираясь на стол.
— Omen illis legio,* — прошептало в ответ и захохотало. Сильное эхо пошатнуло здание трибунала.
Стена треснула. Огромный кот выбрался из каменной кладки и пошел на обездвиженного страхом человека. Зверь был ужасен – на лысых боках твари алели десятки лиц грешников, разевающие рты в немом крике. Короткие кривые лапы заканчивались копытами, а раздвоенный хвост, нервно качающийся из стороны в сторону, напоминал плеть Дьявола.
Инквизитор опять осенил себя крестом, зажмурился и приготовился к нападению. Но чудище медлило. Осторожно открыв глаза, Торквемада обратил внимание образовавшуюся в стене дыру – она выходила как раз в коридор и была достаточно широкой, чтобы в нее протиснулся не самый худой человека. А чудище все хрипело, запугивая, но не нападало.
— Возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя. Никогда не даст Он поколебаться праведнику …,** — зашептал отец трибунала, спрыгнув на пол. Кровь была горячей и вязкой. К горлу Торквемады подступил комок.
Кот щелкал зубами и бил копытами, поднимая алые брызги, но не нападал. Это придало инквизитору немного уверенности, и он с новой силой побрел к выбоине в стене, не обращая больше внимания ни на кровь, ни на чудище.
— Отче наш, Иже еси на небесех!
Кот завизжал пуще прежнего, но отступил. Медленно, нехотя, не сводя с человека глаз. Убедившись, что тварь не идет следом, Торквемада бросился к выбоине и протиснулся в коридор. Еще никогда он не взывал к Богу так искренне…
Улицы были черны. Но не от гари или копоти, а от тяжести воды. Океан довлел над вздутыми телами утопленников, над снующими туда-сюда морскими тварями и казался сплошной неподъемной глыбой. Тусклый, холодный свет вяло искрился вокруг ошарашенного Торквемады, едва позволяя разглядеть пальцы на вытянутой руке. Гибкие водоросли норовили опутать его, будто веревками. Приглядевшись, стало ясно – это не водоросли, но человеческие волосы, не имеющие ни начала, ни конца. А внизу, насколько хватило взгляда, тьма.
Сначала он решил, что задохнется, или что вода раздавит его, будто щепку. Но потом понял, что воздуха в груди хватит ровно настолько, чтобы добраться до главного собора, а вода, хоть и давит каменным прессом, все же щадит жизнь. Святыня Креста и Евлалии была невидна вдалеке, но Торквемада знал, куда плыть. Чувствовал.
-Ты умрешь, — зашелестел голос, и волосы-водоросли сложились в подобие женского лица, — тебе не выбраться отсюда живым…Ты в моей власти, инквизитор! Ты вкусил огня и крови, теперь я покажу тебе, что такое тьма и холод!
«Если Бог за вас, кто против вас?»*** — подумал Торквемада и продолжил плыть, хоть его и сотрясала крупная дрожь. И было ему не только холодно, но и неописуемо страшно.
Впереди вырос лес цепей. Ржавые, толстые звенья сцеплялись и концами уходили вниз и вверх так, что предела было не рассмотреть. Тихий, скорбный скрип разносился по бездне и тонул где-то в небытии. В гуще металлической сети находились пойманные, будто рыба, горожане. Их было много – десятки, сотни. Белые, бездыханные, поруганные, они все были мертвы. Торквемада зарыдал бы, не укради его слезы океан. Закричал бы, не страшись он потратить драгоценный кислород. Видение было ужасно и сжимало его сердце, будто до того не видел он пыток и не пытал сам, будто не подписывал смертных приговоров женщинам и старикам, будь они еретиками явными или вымышленными. Но он должен был плыть вперед, и он плыл.
«В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» **** повторял он про себя и раздвигал цепи руками. Те были тяжелы и настолько холодны, что руки мигом теряли чувствительность. Инквизитор старался не замечать того, как синели ногти, как вокруг, наряду с цепями, звенели кусочки выталкиваемого давлением льда. Содрав кожу, липшую к металлу, до мяса, он все же вырвался на другую сторону.
И тут его встретила обещанная тьма. Вязкая и холодная, точно жидкая зима. Инквизитор силился не струсить и не ринуться назад, но ужас пересилил. А стоило ему обернуться, стало ясно — позади нет больше ничего. Только клокочущие подводные твари, будто ждущие чьей-то команды к нападению.
-Для тебя погаснет свет, — ведьма торжествовала, — для тебя не останется больше надежды. Ты – мой…
«Не дамся» — только и успел он подумать, прежде чем мощный удар отбросил его в строну. НЕЧТО издало отвратительный, оглушающий визг и, кажется, распалось на сотни отражений. Торквемада оказался окружен невидимым врагом. Новый удар скользким щупальцем завертел инквизитора во тьме, и он потерял координацию. Застыл в невесомости, чувствуя, как сгущается вода, превращаясь в вязкую смолу.
— Ты низвергал нас во тьму, — НЕЧТО перестало визжать и заговорило сильно искаженным человеческим голосом, — ты рвал нас на куски. Имя нам — Легион, и мы заберем тебя с собой!
Торквемада едва не потерял сознание, когда перед его лицом начали загораться зеленые вспышки, озаряющие уродливых обладателей щупалец. Он узнавал их обгорелые тела, узнавал полные ненависти глаза. И куда бы он ни бросил взгляд, куда бы ни рванул – везде его встречали еретики, восставшие под знаменем ведьмы.
— Изыди! – закричал инквизитор, пытаясь начертить в воздухе крест.
— Изыди с нами! – отозвалось НЕЧТО, а очередная зеленая вспышка, проявившая ведьмовскую армию, вдруг осветила и Собор Креста и Евалии, находящийся уже совсем рядом.
Ему не хватало ни сил, ни кислорода, но страх оказался сильней. Вложив в рывок последние капли веры и жажды жить, Торквемада поплыл вперед. Точнее, заскользил, едва способный шевелить руками и ногами под толщею смолы. Зеленые вспышки становились ярче по мере приближения к Собору, и инквизитор уже видел приоткрытые ворота, у подножия которых полыхала одинокая свеча. Полыхала из последних сил, будто спасительная рука, протянутая тонущему во тьме человеку.
Когда он уже почти дотянулся до ворот, его схватило щупальце и потянуло назад, в кишащую тварями тьму. Изогнувшись в невероятную фигуру, Торквемада отчаянно вцепился в уродливый отросток зубами. Еретик завизжал и отдернул пораненное щупальце, а инквизитор, задыхаясь, потянулся к затухающей свече. Огонек дрогнул и померк, но за долю секунды Торквемада все-таки успел ухватиться за дверное кольцо. Ворота скрипнули, и сзади раздалась страшная какофония крика, визга и хрипа Легиона…
Это был тихий воскресный день, шло богослужение. Горожане, склонив головы, внимали проповеди священника. В высокие витражные окна лился медовый полуденный свет. Золотое солнце лучилось над собором, город мирно тешился в тепле весенней поры. Над алтарем горели сотни свечей, свежие цветы благоухали у ног святых, а нежные голоса хоровиков поспевали Всевышнего.
Торквемада засмеялся, точно безумец, и упал, будто подкошенный. И все-таки, он победил.
***
Ведьма закричала, и от ее крика небо потемнело, будто затянутое черной пеленой. Вороны завторили голосу еретички, и город на мгновение погряз в тенях. Но как бы ужасен ни был ее гнев – она проиграла. Инквизитор, удивленно хлопая глазами, стоял целым и невредимым, а ее руки, заломленные за спину, уже приковали к костровому столбу. Торквемада одолел чары, нашел выход из лабиринта, который она для него выстроила. Бог ли, дьявол – кто бы ему ни помогал, он делал это на совесть.
— И по сему, — чуть дрожащим голосом закончил инквизитор, стряхивая остатки наваждения, — ты приговорена к сожжению!
Он сам поднес огненный факел к ее ногам, сам бросил его, позволяя соломе заняться голодным пламенем. И он же смотрел ей в глаза, теперь уже будучи уверенным, что на небесах, в райских садах, его точно ждет теплое местечко.
* Имя мне – легион (лат.)
** (Псалтирь. LIV, 23)
*** (Апостол Павел, Послание к римлянам, 8, 31)
**** (Библия Послание 1 Иоанна Стих 4..18)
.
