Утренний туман обволакивал горы. Только-только (За)брезжил рассвет, и круглый шар солнца медленно подымался из-за горизонта.
— Красота! – Сказал (с маленькой буквы) взобравшийся на горку солдат, и (Лишнее) втягивая полной грудью свежий утренний воздух.
— Ага, Петька, красота! – встал (С большой буквы) возле солдата приятель.
       Они стаяли, вглядываясь в даль, на глазурное-розовое (Либо глазурнО-роззовое, либо "глазурное розовое") небо.     
— Давайте спускайтесь, не маячьте зря, — сказал проходящий рядом лейтенант Никонов. 
         Солдаты быстро слезли с камня, и отдали честь командиру:
— Товарищ лейтенант, мы ж (впредь никаких "Ж". Как мне надоела эта ошибка...)… — начал Петька.
— Больше чтобы я вас тут не видел! Ладно, идите к остальным.
—  Есть! – сказали хором солдаты  и побежали к своим.
       Лейтенант хмыкнул и пошёл в палатку. Нужно было взять забытую полевую сумку. Зайдя в палатку, Никонов увидел  бреющегося около маленького зеркала майора Дынина.
— Ты знаешь генерал-лейтенанта Пустовалова? – спросил майор, брея щёку оттянув кожу (Уж слишком странное предложение. лучше разбить на два. Да и после "щеку" в данном случае требуется запятая).
— Ну, слышал вроде, — ответил Никанов, пожав плечами, (Точка и с большой буквы. Не стоит писать это все, как одно предложение, а то получается странно. После "говорят" — двоеточие)  — говорят, хороший командир, смелый боец…
— О! – поднял (С большой буквы) палец вверх Дынин. – Хороший командир, смелый боец! Вам, молодым, до него ещё расти и расти! Та что, иди, (Пропустил запятую) лейтенант, командуй своей желторотой гвардией, чтобы сверкало всё (Лично у меня возникло ощущение, будто "желторотики-солдтики" своими ротиками должны что-то вымыть))).
— Слушаюсь! – отрапортовал лейтенант, забрал полевую сумку и вышел из палатки.
                                                                                ***
         Весь день, (Лишняя) солдаты готовились к приезду высшего командования: мыли полы в казармах, выметали и выкидывали (Куда закидывали?) накопившийся мусор, чистили оружия (Ружья) и стирали форму.
          Майор Дынин метался от одной палатки к другой,(Лишняя) с какими-то (В смысле, с какими-то? Вполне с конкретными ЛИСТАМИ) листами бумаги, с ручкой за ухом. От волнения и ожидания скорого приезда начальства, майор даже не оделся толком: берцы расшнурованы, волосы взъерошены, один край рубахи выпущен из штанов.
— Поторапливаемся, поторапливаемся! – говорил он быстро, пробегая мимо работающих солдат.
        И вот, под наступление темноты на дороге показались несколько ярких точек. Они быстро приближались к заставе, уже был слышен звук двигателя. На заставе включили яркий свет ламп, напрочь забыв о технике безопасности. Солдаты, стояли шеренгами, тихо переговариваясь.
— Всё тиха! – гаркнул Дынин.
      Теперь, майор был при полном параде. В мундире, вкусно пах, какими то дешёвыми духами.
— Никитин! – крикнул Дынин, когда УАЗики заехали на территорию заставы.
— Я! – вышел из строя лейтенант.
— Командуешь, я пошёл встречать.
          Майор подбежал к уазику, из которого вылезал толстый генерал-лейтенант.
— Товарищ генерал-лейтенант… — начал было Дынин, вытянувшись по линейке (Привычнее "по стойке смирно") и метнув к голове ладонь, отдавая честь.
— Понятно, — устало буркнул генерал-лейтенант, разминая затёкшие плечи.
— Хочу представить вам, товарищ генерал, лейтенанта Никанова, лучшего командира, имеет несколько медалей, чуть не награждён героем… — тут майор замялся, — Никитин, выйти из строя!
— Есть!
    Генерал равнодушно смерил лейтенанта глазами: крепкий, подтянутый, смуглый лицом и серыми холодными глазами. Из-под вязаной шапки выглядывал кучерявый чёрно-смоляной чуб.
— Зайдёшь камне   завтра, — бросил генерал лейтенант, — пойдёмте уже, уморился с дороги.
— Ага, ага, — засуетился майор, — пойдёмте.
‘’Хороший командир и о-о-чень смелый боец‘’  — подумал Никонов, и улыбнулся.
— Чего лыбу тянешь? Давай командуй, чтоб расходились, зови дружбана своего, и айда, — майор щёлкнул себя по шее.
        Когда генерал с майором ушли, Никонов скомандовал отбой, и позвал своего друга, младшего лейтенанта по имени Саша:
— Сань!
— А? – подбежал друг.
— Иди, — лейтенант щёлкнул себя по шее.
— А ты?
— Да не (!!!), предчувствие плохое. Большая птичка к нам залетела, как бы не позарился кто.
— Это ты о чём? – не понял Саня.
— Да так, — Никонов похлопал друга по плечу, отправляя.
                                                                                   ***
     Всю ночь, под водочку и закусь генерал с офицерским составом заставы непринуждённо (Почему непринужденно?) оттягивались. Дынин заплетающимся языком пытался объяснить начальнику что да, как и почему, что у них всё в их секторе идёт по графику, но тот его не слушал, наливая очередную стопку.
       Уже наступило утро, прозвучал подъем, и застава потихоньку стала оживать. К стоящему с фотографией Никонову подошёл покачивающийся Саня.
— Здорова, — пробурчал он, дыша перегаром.
— Отметили?
— Угу, зря наш майор так беспокоился. С бумагами этими носился как саврас, — Саня отрыгнул, — без узды. Генерал нажрался и ему плевать на всё было.
     Младший лейтенант пьяненько засмеялся.
— Эт кто? – спросил Саня, смотря на фотографию в руках Никонова.
— Настька, — ответил лейтенант с благоговением, — вернусь, женюсь на ней!
— Да, у меня тоже есть… жена. Беременная. Говорит, вернёшься как рас и сын родится… Эй, ты куда смотришь!
— Смотри, — Никанов убрал фотографию.
— Чего? – не понял друг.
— Вон… это же духи! – вдруг понял лейтенант.
       Сняв с плеча автомат, он передёрну_ затвор и закричал:

И ТАК ДАЛЕЕ.
— Духи! К бою!
      Солдаты забегали, засуетились. Потом побежали к огневым точкам и в окопы. Духи, увидев, что их заметили, открыли стрельбу и пошли в полный рост.
— Рота, к бою! – заорал, что есть мочи лейтенант Никонов.
— Откуда духи! – неслось по заставе.
— Стрела, стрела, я сокол, как слышишь меня, приём!
          Духи, становясь на одно колено ложили себе на плечо ‘’Мухи‘’ и стреляли по позициям. Они не боялись смерти, они боялись умереть, не убив неверного.
— Аллах Акбар! – кричали они, несясь в атаку.
           Никанов побежал к своему окопу, стреляя на ходу. Неожиданно скулу что-то обожгла. Приложив ладонь, он почувствовал кровь. Пуля прошла вскользь. Запрыгнув в окоп, лейтенант мельком окинул территорию заставы. Везде дым, огонь, на земле лежат солдаты, множество уже убиты, кто-то ранен. Они кричат, им больно. У кого-то не ног, у кого-то руки. Один, белый как мел солдат, придерживает кишки из разорванного осколкам живота. Слышался крик связного: ‘’Стрела, стрела, я сокол, как слышишь меня приём!‘’
— Их нужно остановить! Остановить! – бежал, пригибаясь от пуль, майор Дынин.
      Спрыгнув в окоп к  лейтенанту, он прислонился к земляной стенке, тяжело дыша.
— Их… нужно остановить, любой ценой… отбросить от заставы. Веди, Никанов, людей в атаку…
— Чего?! Товарищ майор, куда я пойду нас осталось тут! Зря ребят ложить я не буду!
     Дынин скривил в злости гримассу:
— У нас генерал-лейтенант, забыл?! Если с ним хоть что-нибудь случиться, вся застава под трибунал пойдём!!! Так что веди в атаку!
— Есть, — бросил Никанов, вставая в полный рост и подзывая сержанта.
— Да, товарищ лейтенант?
— Предупреди бойцов, что сейчас в атаку идём.
— Но… — оторопел сержант.
— Всё, выполнять приказ! – сказал лейтенант строго, а сам чувствует ком в горле.
— Ур-р-а-а-а! – покатилось по чеченским горам.
      Солдаты неслись вперёд, под пули. Кто падал подкошенный вражеской очередью, кто-то подрывался на брошенной гранате.
— Примкнуть штыки! – скомандовал Никанов.
     Под пулями, солдаты, отдавая свои жизни, набросились на врага. Дрались кто чем: ножами, прикладами, лопатками, вцеплялись боевикам в шею зубами.
       И тут один из боевиков увернувшись от удара, всадил длинный нож одному из солдат в живот и с силой провернул. Солдат упал на землю. Никонов узнал в солдате своего друга Саню.
— Аллах Акбар! – закричал радостней дух.
— Заткнись, сука!
     Лейтенант подбежал к боевику и силой ударил того сапёрной по голове, а когда тот упал, стал добивать.
— Саня, Саня, ну, как же так… лейтенант подсел к друге. Слезы текли по грязным от копоти щёкам.
— Отходим! – наконец крикнул он.
     Остатки солдат, медленно стали отступать к заставе, оставляя на поле боя своих товарищей
    Когда добрались до заставы, там кипела работа по эвакуации генерал-лейтенанта. Его хотели увезти на уазике по объездной дороге. Пока в спешке механик копался в двигателе, генерал весь, скукожившись, и дрожа, стоял рядом. Его мужественно закрывал своим телом майор Дынин.
— Где бравый боец? – спросил лейтенант, подходя к ним.
— Заткнись, Никонов! – Зашипел майор.
— Миномёты! – закричал один из подбежавших солдат.
        И тут один снаряд угодил  прямо в окоп, откуда отстреливались наши бойцы. Взрывы стали раздаваться по всей территории заставы. Дынин, бросив своего генерала, бросился в окоп.
— Ложись! – заорал кто-то под ухом.
      Никонов схватив генерала за грудки, оттолкнул на землю, прикрыв телом. Тут же взорвалась машина – снаряд угодил прямо в неё.
    Подкрепление не успело. Гарнизон горной заставы был полностью уничтожен.
— Где генерал-лейтенант? – раздавались тревожные крики.
— Ребят, тут что-то есть! – позвал врач, увидев копошение.
      Подбежавшие солдаты вытащили из-под тела солдата, малость оглушённого генерала.
— На носилки его! – скомандовал врач, — осторожней!
    Когда генерала унесли, врач тоже уже собрался уходить, как увидел, что солдат шевелится.
— О, а ты брат, живой, оказывается, — пробормотал он, — носилки, тут раненый!
                                                                        ***
    Лейтенант Евгений Никанов остался жив. Но попадания осколка в позвоночник сделала его калекой, навсегда приковав к постели. Врачам пришлось ампутировать лейтенанту обе ноги, так-как они пи взрыве превратились в кровавое месиво.
        Богом клявшийся генерал, что поможет, поставив всё правительство на уши, куда-то бесследно исчез. Девушка Настя – невеста Никонова бросила его, и ушла к другому, ни разу не навестив.
       Когда-то нужный Родине солдат, оказался ей не нужен. Многие солдаты той войны, отдававшие свои жизни ради своей страны, были ею просто забыты.

Осветительная ракета, поднявшись "аяся" с другого берега, превратила непроницаемо черную ночь в контрастный снимок. Стали хорошо видны края родного окопа, с резкими тенями от торчащих кверху штыков штурмового отряда, ярко-белую кокарду на кепке убер-капитана Моке и маслянисто-неподвижную поверхность огромной реки, способной утопить в своих водах не одну дивизию по обе стороны фронта. В мертвенном свете горящего под низкими тучами «светильника», солдаты родного взвода казались восставшими мертвецами, ожившими только для того, чтобы требовательно смотреть в душу своему, идущему на разведку, товарищу. Рядовой Грека сморгнул, отер рукавом шинели, покрывшееся вдруг потом, лицо, потряс головой, отгоняя жуткую мару, и снова с готовностью уставился на убер-капитана, только что закончившего инструктаж.
— И запомни, Грека, — с нажимом сказал Моке. — От того, сумеешь ли ты правильно подать сигнал, зависит жизнь твоих боевых друзей. И не только их, Грека. Вся наша рота будет молиться за тебя. А если оплошаешь — много, очень много жен сегодня станут вдовами, а дети — сиротами. Так что, ты уж не подведи нас.
— Я не подведу, ребята! — горячо сказал Грека, обводя напряженные лица лихорадочным взглядом. — Вы же знаете, как я плаваю! Раз — и там. Найду лучшее место, чтоб под обрывом можно было спрятаться, и чтоб серьезных минных полей не было. Фонариком все покажу, как объяснил господин убер-капитан. Верьте, я не подведу!
Каски, надвинутые на самые глаза, ружья, штыки, подсумки, гранаты на ремнях — Грека вдруг понял, что не видит живых людей, только аммуницию, словно его окружили ожившие вещи.
— Давай, парень, мы верим в тебя, — сказал наконец сержант Бойн, и протянул Греке дефицитнейшую сигарету. — Покури вот на дорожку. Все на тебя поставлено, друг.
Дождавшись, пока очередная «люстра» опустится из-под небес на черную землю, Грека скользнул в узкую лодочку и взялся за весло. В несколько мощных гребков он отошел от своего берега, и вскоре оказался один на один с абсолютной темнотой. Лишь запахи большой воды, мокрого дерева лодки и давно прокисшей в протекающем блиндаже ткани маскировочной накидки, не давали оторваться от реальности.
Уверенно орудуя веслом, Грека достаточно быстро достиг середины реки, где мощное течение принялось сносить лодку в сторону намеченного для высадки десанта, участка вражеского берега. Очередная осветительная ракета заставила его лишь немного пригнуться,  но не остановила сильных гребков. Зато теперь впереди хорошо было видно мелководье, на котором он сможет лучше сориентироваться и разведать обстановку.
Вскоре Грека уже бродил по пояс в воде, с маской на голове и дыхательной трубкой, позволявшим подолгу стоять согнувшись, снимая вражеские донные протиопехотные мины и примитивные ловушки. Дело было практически сделано, оставалось лишь проверить еще десятка два шагов береговой линии, устроиться на берегу и, периодически  прикрывая рукой фонарик, подавать как можно дольше одинаковые сигналы в сторону своего берега, пока десантные лодки и плоты пересекаю темную поверхность огромной реки и быстро высадятся  под носом у врага. Фонарик был готов и лежал на сидушке лодки, привязанной к поясу тонкой веревкой.
Нащупав рукой шероховатую поверхность незнакомой мины, Грека осторожно взял фонарик, чтобы подсветить себе и разобраться, что за ловушку подстроили здесь злобные враги. Но опустив лицо в воду, и сделав первых вдох через трубку, Грека в скудном свете фонарика с ужасом обнаружил прямо перед собой усатую морду гигантского речного рака, которого так хорошо было есть вареным под пенистое «Отмарское».
Он резко сдал назад, но здоровенная клешня успела сомкнуться на запястье. Огромная рачья туша лежала на дне, гарантируя, что добыче уже не удастся выбраться на поверхность. От дикой боли Грека чуть не закричал и тогда смерть была бы неминуема. Но он сдержался и лишь конвульсивно дернулся, одновременно сумев забросить фонарик  в лодку. Несмотря на короткий приступ паники и острую боль, Грека успел сообразить, что горящий фонарик в лодке все равно будет хорошо виден в непроглядной ночи. О себе в этот момент он даже не задумался.
Рак заворочался, пытаясь подтащить добычу поближе, но человек явно был ему «не по зубам». Несмотря на боль, Грека мысленно усмехнулся своему положению и будущей судьбе членистоногой гадины. Скоро подплывут ребята и у Греки еще будет шанс попить пенистого со свежей рачятиной. Вторая рачья клешня слепо прошлась вдоль пояса и вдруг Грека ощутил, как ослабла привязанная к ремню веревка.
Повернув сколько сумел, голову, Грека увидел, как медленно, поворачиваясь вокруг своей оси, уплывает несомое течением, темное пятно лодки в светлом круге света фонаря. Это значило, что теперь бравый десант высадится значительно ниже по течению, прямо на вражеские мины, под смертоносные пулеметы. Скоро все его друзья погибнут, и все это время, Грека будет стоять в ледяной воде согнувшись в нетерпеливом ожидании пока смерть придет за ним.
Холодная речная вода уносила прочь, к морю, соленые солдатские слезы.