Жизнь для зомби
Вступление.
На фоне чёрных развалин алел закат. Облака приобрели пурпурный оттенок.  Всё было безмятежно, спокойно... Только два мертвеца,  сидя на холме, любовались заходом солнца, и криво, даже как-то нелепо, улыбались щербатыми ртами.

Ветерок, налетая порывами, облизывал лицо, обволакивал, словно кокон.  Хлопья серого пепла парили в воздухе, мягко и плавно опускались на плечи.
Мы сидели в невидимой тени высушенного солнцем дерева. Я держал её за руку, так сильно, как никогда, не в силах отпустить. А она совершенно безразлично разглядывала сухую, напоминающую бетон, землю. Такую же сухую, как её кожа...  Хотелось обнять девушку за плечи — но я не мог, боялся... Может, стоит хотя бы заговорить? Попробовать?
Набрался сил, поджал потрескавшиеся губы, напрягся:
— Йа, йебя юубью... — Осёкся, понял, что получается плохо.
Больше желания продолжать разговор не возникало. Тем же лучше — тогда посидим в тишине, любуясь закатом, который будоражит своей красотой. Я сжал её руку ещё сильней, чтобы никогда не отпускать. Держать днями на пролёт, держать вечность... Девушка чуть повернула голову, поддалась ко мне, уткнувшись крючковатым носом в щёку. И я расплылся в кривой улыбке.
— Уйа ожэ! — проскрипела она. — Любйюу...
И всё... мы замолчали, долго сидели, разглядывая небо, на котором высыпали уже первые звёзды. Они казались россыпью неустанных глаз, взирающих на всех свысока.
Огоньки вселенной... мира, который остался  только для неё и для меня. Ничего более не существовало. Казалось, что всё происходящее вокруг нас нереально...
Совершенно неожиданно в голову пришло странное слово — "жизнь". Странно... Я задумался, собрав синюю кожу на лбу складками. Казалось, ответ на поверхности, но размыт и не ясен. Что-то до простоты знакомое, но, одновременно, чуждое. Забурлили непонятные ощущения, не хватало слов их передать.
Я напрягся, пытаясь изо всех сил вспомнить  значение этого слова.  От натуги закряхтел.
Воображение услужливо рисовало картинки: птица в небесной синеве, длинная тихая гладь реки, дети... Но у меня не получалось собрать из отдельных фрагментов одну мозаику. А картинки всё появлялись, были и совершенно неожиданные: лошадь с жеребёнком, молодая пара сидит на скамейке в зелёном сквере. Неужели это и есть Жизнь?
Я посмотрел на подругу — она мяла в руках сухую соломинку.
— Хсо йакое... — спросил и зажмурился. — Жыснь?
В ответ немая тишина. Ветер подхватил неуклюжие слова и унёс в своё царство.  Девушка не ответила,только опустила голову на грудь и закрыла глаза.
Вечер полностью перерос в ночь, пурпурное небо обернулось чёрной мантией. Тишина, безмятежность и спокойствие, хотелось остаться в этом месте навсегда. Каждый вечер любоваться закатом на фоне чёрных развалин...
Мы сидели на холме, как та пара из воображаемых картинок. Так же рядом, и так же держась за руки. Но не было в нас той "жизни", которая была в них.
Через некоторое время, когда уже в воздухе летали светлячки, девушка распрямилась, подняла голову. В её стеклянных глазах читался вопрос, брови были грустно опущены, как у расстроенного клоуна.
Она зашевелила губами, в горле заклокотало. Следом раздался звук, напоминающий глухой надрывный плач. Но никто не плакал... Просто девушка хотела спросить:
-Ы хочэшь жы-ы-ыь?..
Я, не долго думая, посмотрел в глаза ей. Сжал её руку покрепче, коснулся шершавыми губами её впалой щеки. Кивнул:
-Хо-о-чу...
Мы сидели на покрытом пеплом холме, под невидимой кроной высохшего дерева... 

Вступление.
    На фоне алого заката чернели мёртвые остовы зданий. Медленно плывущие облака приобрели пурпурный с проблесками красного оттенок. Всё было безмятежно, тихо... В центре этого спокойствия находились два мертвеца. Умиротворённо сидя на холме, они любовались заходом солнца, и криво, даже как-то нелепо, улыбались щербатыми ртами. А в их головах роились очень глубокие мысли...

    Ветерок, налетая порывами, облизывал лица. Хлопья серого пепла парили в воздухе, и, закладывая немыслимые пируэты, плавно опускались на голову и плечи, покрывали ровным ковром землю.
    Мы сидели на пригорке около высушенного палящим солнцем дерева. Я держал её за руку, да так сильно, как никогда. Держал не в силах отпустить. А она совершенно безразлично разглядывала сухую, напоминающую бетон, землю. Такую же безжизненную, как её кожа...
Хотелось обнять девушку за плечи — но я не мог, это ощущение было сроду боязни, стеснению... Может, стоит хотя бы заговорить? Попробовать? Вдруг всё получится?!
    — Йа, йыбя юубью... — сказал я, но осёкся, понял, что получается плохо.
    Больше желания продолжать не возникало. Тем лучше — посидим в безмолвной тишине, любуясь алым закатом, который будоражит своей необъяснимой красотой. Я сжал её руку ещё сильней, чтобы никогда не отпускать. Держать днями на пролёт, держать вечность... Девушка чуть повернув голову, подалась ко мне и уткнулась крючковатым носом в щёку. Я расплылся в кривой но блаженной улыбке.
    — Уйа ожэ! — проскрипела она. — Любйюу...
    И всё... мы замолчали, долго сидели, разглядывая пунцовое небо, на котором высыпали первые звёзды. Они казались россыпью неустанных глаз, взирающих на нас свысока.
    Огоньки вселенной... мира, который разрушился в миг для всех остальных, но  остался только для неё и для меня. Никого более не существовало. Казалось, что всё происходящее вокруг нас нереально...
    Совершенно неожиданно в голову пришло незнакомое слово — жизнь. Странно... Я растерялся, но затем задумался, собрав складками синюю кожу на лбу. Казалось, ответ на поверхности, но размыт и неясен. Будто скрыт призрачной пеленой. Что-то до простоты знакомое, но, одновременно, чуждое и неизвестное. Забурлили непонятные чувства, но настолько яркие, что не хватало слов их передать.
    Я напрягся, пытаясь изо всех сил вспомнить  значение необыкновенного слова, которое так внезапно пришло ко мне в голову. Слово, от которого, казалось, пела душа. Жизнь! Я от натуги закряхтел.
    Воображение услужливо рисовало картинки: птица в небесной синеве, длинная непоколебимая, девственно чистая гладь реки, дети играющие в песочнице... Но у меня не получалось собрать из отдельных фрагментов одну мозаику. А картинки всё появлялись — были и совершенно неожиданные: лошадь с жеребёнком, молодая пара сидит на скамейке, скрытой в тени парковых деревьев, пожилая дама в грубом пальтишке с протянутой рукой. Неужели это и есть Жизнь?
    Я посмотрел на подругу — она мяла в грязных руках сухую соломинку.
    — Хсо йакое... — спросил и зажмурился. — Жыснь?
    В ответ немая тишина. Только ветер, шурша пожухлой травой, подхватил неуклюжие слова и унёс их в своё неведомое царство.  Девушка не ответила, только опустила голову на грудь и закрыла глаза.
    Вечер полностью сменился ночью, пурпурное небо обернулось чёрной мантией. Солнце окончательно сдало свой пост круглому диску луны. Тишина, безмятежность и спокойствие... Хотелось остаться в этом месте навсегда. Каждый вечер любоваться алым закатом...
    Мы сидели на холме, как та пара из воображаемых картинок. Так же рядом, и так же держась за руки. Но не было в нас той "жизни", которая была в них. Они были настоящими, мы же просто пародией.
    Через некоторое время, когда уже в воздухе летали светлячки, девушка распрямилась, подняла голову. В её стеклянных глазах читался неведомый вопрос, брови сложились "домиком", уголки бледных потрескавшихся губ грустно опустились.
    Девушка зашевелила губами, в горле заклокотало. Следом раздался звук, напоминающий глухой надрывный, исполненный горя плач. Но никто не плакал... Просто девушка хотела спросить:
    — Ы хочэшь жы-ы-ыь?..
    Я, не долго думая, посмотрел ей в глаза. Сжал её руку покрепче, и, коснувшись шершавыми губами впалой щеки, кивнул:
    — Хо-о-чу...
    Мы сидели на покрытом пеплом холме, держась за руки так же, как пара из воображаемых картинок. Но они были живыми, а мы всего лишь пародией.
   
Илья Пинигин (С)